Марина вернулась на кровать.
От кофе сознание прояснилось.
Убивать Жанну смысла не было никакого. От надоевшей любовницы можно было откупиться, просто сказать ей «прощай», что с успехом делали в эту секунду тысячи мужчин, и никто после этого не умирал. Оставалась еще небольшая вероятность, что Дима просто болен на голову, что он – если это он – убил Жанну из удовольствия, как будто ставил красивый спектакль, но Марина хорошо знала людей. Дима, практичный и простой, как правда, на это неспособен.
Она перевернулась на бок. Впервые в голову ей пришло, что у нее уже достаточно информации, что уже можно просто логическим усилием понять, кто виноват. Но разум скользил, не в силах ни за что зацепиться, у Марины начала болеть голова, на лбу пульсировала точка.
Это было мучительно.
– Ну почему я такая дура?! Почему я не могу понять?! – закричала Марина.
Полтора миллиона долларов, лежащие у нее на счету, казались теперь насмешкой, как будто Марина их вовсе не заслужила, не заработала, и они просто свалились с неба.
Человек стоял над ямой. Всюду следы, поломанные ветви, отброшенная в сторону решетка… В яме никого не было.
– Сволочи, – процедил человек про себя. – Все сволочи!
Но оставались еще шансы. Оставались. В какой больнице она лежит? Какой там режим? Кто там сидит рядом?
Человек обошел кругом яму.
– Девушка, что вы тут ищете? – спросил сзади суровый голос.
Девушка обернулась.
– Ой, здравствуйте, – сказала она, поднимая на стража порядка красивые глаза. – А где тут станция? Я шла по этой тропинке…
– Неправильно шли. Развилка чуть раньше, – сказал мужчина, смягчаясь, – а здесь не ходите, пожалуйста. Мало ли? Давеча в этой яме нашли девушку. Так что будьте аккуратнее.
– Спасибо, – улыбнулась она, чуть сощурив глаза, которые стали лучиться, как два солнца, – может, вы меня проводите?
– Не могу, – вздохнул мужчина, – я тут как бы в засаде. А так бы с удовольствием.
– Жаль, – девушка пожала плечами и ушла.
Мужчина с удовольствием проводил стройную фигуру глазами.
Маме Лены и Марины стало плохо вечером. Сердце колотилось, давление росло, ее тошнило.
– Мы ее госпитализируем в кардиологию, – сказал Марине врач, – у вашей матери гипертонический криз.
Марина села рядом с постелью сестры. Та по-прежнему была без сознания. Марина прошлась по палате, выглянула в окно, потом в коридор. Она физически чувствовала, как сгущается опасность. Пистолет лежал в кармане.
Марина подошла к сестре, наклонилась и поцеловала ее в лоб.
– Все будет хорошо, – сказала она, – русские не сдаются.
По коридору проскрипела каталка. Дверь открылась. Каталку вкатили в их палату. Там лежала молодая рыжеволосая девушка, вся в веснушках. В вене у нее торчал катетер, до самой шеи она была накрыта простыней.
– Я знаю, что вы заплатили за палату, и с лихвой, – тихо сказал врач, – но не согласитесь ли вы потерпеть неудобства? Завтра утром мы ее переведем. У нас сейчас нет других мест.
Женщина на каталке лежала с закрытыми глазами.
– О’кей, – сказала Марина. – Нет проблем. Как мама?
– Ничего, – сказал врач. – Что-то вам не везет в последнее время.
– Да, – кивнула Марина. – В последнее время нашей семье не везет.
Врач вышел, потом вышла и медсестра. Марина села на стул рядом с сестрой. За окном было темно.
В полночь Марина проснулась, как будто кто-то толкнул ее в плечо. Она открыла глаза, не пошевелившись. В палате горел приглушенный свет. Лена дышала тихо, почти неслышно. Дверь в коридор плотно закрыта, но Марине казалось, что она слышит дыхание еще одного человека – ровное, сильное, уверенное и слегка учащенное.
Чувство опасности накрыло Марину волной. Она снова закрыла глаза. Теперь она слушала. Кто-то дышал где-то неподалеку. Воздух врывался в чьи-то легкие с легким шумом, так знакомым Марине по тренировкам.
Где-то в газете Марина прочитала, что физическую силу мужчины можно легко распознать по его лицу. Якобы физиономия отражает силу, и испытуемые, которым показывали лица и просили предположить степень тренированности мужчины, никогда не ошибались.
Такой же вывод Марина могла сделать по дыханию – слабому, поверхностному, когда человек мелко и быстро дышит только верхушками легких, а его дряблые мышцы едва шевелятся, и когда он дышит всем объемом легких – сильных, как кузнечные меха.
Кто это? И где он?
Марина посмотрела на кровать, где лежала рыжая девушка.
Она?
Почему же Марине казалось, что дыхание слышится с другой стороны? Марина встала, но тут в коридоре послышались торопливые шаги, потом загудела сирена, кто-то побежал, стало шумно. Марина подошла к рыжей девушке, прислушалась, но теперь ничего не могла понять – шум из коридора не давал ей сосредоточиться.
– Виталик, – сказала Марина, позвонив мужу, – возьми такси и приезжай в больницу. Сейчас. Только осторожно – мало ли. Я уже всего боюсь, любого шелеста. Мне кажется, что тут… В общем, приезжай. Давай будем все вместе.
– Буду, – сказал Виталик.
Марина снова села у кровати сестры.
Приехав, Виталик принес из коридора кресло, закусив губу.
– Болит ребро? – спросила Марина.
– Ничего, – махнул он рукой. – Спи.
Он поставил кресло у кровати Лены.
– Тебе обязательно надо выспаться и отдохнуть. Честно говоря, выглядишь ты неважно. В кресле спать, конечно, не очень удобно, но ты попытайся. А я на стуле посижу.
– Спасибо, – сказала Марина, укладываясь в кресло. – Ты тоже не очень выглядишь. Весь желто-зеленый, да и ребро…
– Нормально, – коротко ответил Виталик, пристраиваясь на стуле. – Шрамы украшают мужчину.
Марина проверила дверь, посмотрела на датчик пульса над каталкой девушки, выглянула в окно.
– Зачем ее держали в яме? – спросил Виталик. – Из-за фотографии, о которой ты рассказывала? Извини, что не даю тебе спать… Вот я дурак.
– Да, – сказала Марина, – из-за фотографии. Ты не представляешь, сколько раз я уже обыскивала ее квартиру. Но найти снимок не могу. Сейчас склоняюсь к мысли, что его вообще в квартире нет. Может, где-то в камере хранения, банковской ячейке, в дупле дерева, в конце концов.
– Дубровский, – пробормотал Виталик.
– Я не представляю где, – повторила Марина. – Найти невозможно.
– А догадаться?
Марина покачала головой.
– Не могу.
– А почему он так не хочет, чтобы кто-то узнал, что Лена была его любовницей? Ну какое нам дело, кто у нее в любовниках? Личная жизнь на то и есть личная жизнь. Пусть это мужчина, пусть это женщина, хоть негр преклонных годов. Зачем это так тщательно скрывать? Если, конечно, это не твой Дима.
Виталик презрительно выпятил нижнюю челюсть.
– Не знаю, – сказала Марина. – Я думаю, что Лена его сильно достала. То требовала жениться, то денег, то истерики устраивала. Она могла звонить ему домой… в то время, когда этого делать не надо было.
– Вот что, – сказал Виталик. – Смотри, как может быть. Лена и наш неизвестный становятся любовниками. И Лена о нем что-то узнает, какую-то информацию. Например, он сам ей что-то рассказал в припадке сентиментальности. Потом раскаялся, но уже поздно. А Лена начинает его шантажировать – типа, женись на мне, а то всем расскажу. Или милиции.
Марина посмотрела на мужа и приподняла бровь.
– Он решил ее убить, – продолжал Виталик, – потому что справиться с ней, в перманентной ее истерике, было невозможно. Она могла сдать его в любой момент.
– Прекрасно, просто прекрасно, – сказала Марина. – А зачем тогда три записки? Зачем покушались на меня, на тебя?
– Для отвода глаз, – сказал Виталик. – Чтобы все подумали, что ты – основная жертва. У тебя бизнес, у тебя недвижимость, у тебя много денег, ты – звезда. А твоя сестра – никто. Ее убили бы под шумок, никто бы и не заметил.
