Тусовщики стекаются к ложу, чтобы пообщаться с Клио; возможно, приносят ей соболезнования, ну или, на худой конец, кокаин. Слава богу, моего друга без шеи нигде не видно. Когда-нибудь, при иных обстоятельствах, я пожурю его за то, что он спер мой компьютер.

Карла восклицает:

– Глазам не верю! Ее муж только что откинулся, типа, недели не прошло, а она уже выходит в свет с новым парнем.

– Да, траур не затянулся. Ты идешь?

– Я тут договорилась с друзьями встретиться. – Карла не сводит глаз с Клио и Лореаля. – Вчера на нем был тот же самый идиотский прикид, клянусь богом.

– Если Клио меня увидит, заварушки не миновать. Мне надо каким-то образом выманить мистера Крутого Музыкального Продюсера.

– Посиди тут еще немного, – советует Карла. – Они пришли порознь и, готова поспорить, уйдут по отдельности. Видел белый лимузин перед входом? Это машина Клио. Давай, подвинься ко мне поближе, Джек. Чтобы все думали, будто мы… ну, ты понимаешь.

С тяжелым сердцем я сажусь рядом с Карлой.

– В чем дело? – спрашивает она.

– Ни в чем.

– Ты какой-то напряженный. Это из-за моего платья, да?

– Карла, я… ну, в общем, да.

– Это просто сиськи, Джек.

– Да, но это твои сиськи, – возражаю я. – Сиськи дочери моей бывшей девушки. Пить хочешь? Я умираю от жажды.

Карла улыбается и машет официанту. Принимая во внимание откровенность ее наряда, нет никакого смысла ей напоминать, что покупать спиртное ей еще рановато. Себе Карла заказывает коктейль «космополитен», а мне – водку с тоником и ломтиком лимона.

– Откуда ты знаешь? – интересуюсь я.

– Мама говорила.

– Надо же! Она помнит.

– Она все помнит, – замечает Карла.

– А, понимаю. Благородная леди Гренобль.

– Ты уже начал читать книгу?

– Ты знаешь настоящее имя этого придурка?

– Дерека?

– Ага, я поискал. Шерман Уилт его зовут. Твоя мать собирается замуж за человека по имени Шерман – тебя это не беспокоит, дорогуша? Он торговал машинами, до того как стал писателем.

– Этого не может быть, Джек. Он англичанин.

– Ну, он приехал из самого Данидена, штат Флорида, чтобы продавать трейлеры «Дрим Уивер». Тебя это не приводит в ужас?

Она закатывает глаза:

– Прекрати. Лучше выпей.

– Его книги, – бормочу я в свою водку, – дерьмо, их невозможно читать.

– А это кто? – Карла показывает сигаретой в угол: к Клио и Лореалю присоединился коренастый смуглый мужчина с длинными курчавыми волосами и усищами а-ля Панчо Вилья.[79]

– А это, – говорю я, – сеньор Тито Неграпонте, еще один бывший «Блудливый Юнец». Он был на похоронах.

Клио с продюсером незаметно отодвигаются друг от друга и освобождают для Тито местечко на кожаном троне. Мужчины по старинке обмениваются рукопожатием, словно только что познакомились.

– На чем он играл в группе? – спрашивает Карла.

– На бас-гитаре.

– А с кем он сейчас? Он такой старый. Наверное, уже вышел в тираж.

– Ага, ему уже все пятьдесят два. И что поразительно, он передвигается без инвалидного кресла.

Я отвлекаюсь на двух костлявых длинноногих моделей в мини-юбках, которые зажигают на танцполе. Во рту у них детские соски, они машут фосфоресцирующими палочками для коктейлей и то и дело демонстрируют свои трусики бармену – а может, мне.

– Вот такая девчонка тебе и нужна, Джек. По-любому. – Карла тычет локтем в мои больные ребра. – Семнадцатилетние оторвы, они-то уж всколыхнут болото, в которое превратилась твоя жизнь.

– Это было под силу только твоей матери.

– Что?

Карла склоняется ближе. Диджей прибавил звук, чтобы поддержать отвязных плясуний.

– Я говорю, только твоя мать могла всколыхнуть мою жизнь. А теперь она спит с плохим писателем.

Карла беспомощно пожимает плечами.

– И выходит за этого недоумка в мой день рождения, – говорю я, допивая водку. – И это женщина, которая все помнит.

– Только не дни рождения, – вставляет Карла. – С этим у нее плохо, Джек. Можешь спросить моего отца. Эй, посмотри, кто собирается уходить.

Лореаль поднялся с дивана. Он посылает Клио воздушный поцелуй, машет рукой Тито и через танцпол, аккуратно огибая моделей, направляется к выходу.

– Пожелай мне удачи, – прошу я Карлу.

Она встает из-за стола, чтобы выпустить меня:

– Иди давай! Я присмотрю за вдовой и мексиканским дедулей.

Я чмокаю ее в щеку и кидаю на стол десятку за напитки, которую она тут же сует мне обратно в руку.

– Эй, у тебя же есть мой мобильный?

– Послушай, Карла, ты действительно с кем-то встречаешься? Мне неприятно оставлять тебя здесь одну.

Мои слова вызывают у нее бурное веселье.

– Не волнуйся, папочка. Со мной все будет в порядке. А теперь давай беги!

Я оказываюсь на парковке у пляжа как раз в тот момент, когда Лореаль садится на свой «харлей». Когда мой «мустанг» вливается в поток на шоссе A1А, жеребец Клио успевает отмахать пять кварталов.

С недавних пор законодательство штата Флорида позволяет мотоциклистам ездить без шлемов; закон этот на «ура» приняли нейрохирурги и гробовщики. А сегодня он сослужил службу и мне: длинные волосы развеваются за Лореалем, точно хвост кометы, и разглядеть его в потоке машин даже ночью не составляет ни малейшего труда.

Далеко он не уехал: до бильярдной под названием «У ворчуна Пита». Я паркую машину рядом с его мотоциклом и жду минут двадцать, чтобы дать Лореалю время залить в свой организм еще пару-тройку порций алкоголя. Затем вынимаю блокнот и захожу.

– Так говорите, из какой вы газеты?

– «Юнион-Реджистер».

– Никогда о такой не слышал.

– Она единственная в городе.

– Честно говоря, у меня нет времени на чтение.

Не могу сказать, что шокирован его откровением. Мы с Лореалем болтаем уже примерно час, и у меня создалось впечатление, что ему понадобится репетитор, чтобы прочитать вкладыш к компакт-диску. В основном мы обсуждаем музыку – а именно его бурную карьеру музыкального продюсера. Его послужной список увеличивается с каждой выпитой кружкой пива, хотя он и путается, называя певцов и певиц, которые прибегли к помощи его гения. Вся эта неразбериха отражена в моих записях: например, то он говорит о «Черных воронах», то о «Считая ворон».[80] Доверие к юному Лореалю подрывают и его хвастливые россказни о выдающейся (хотя непризнанной) работе в студии с группой, которая, как он уверяет, называется «Тридцать спичек».[81] Я не делаю ни малейших попыток опровергнуть его заявления – в нашей работе нет утонченнее удовольствия, чем брать интервью у неумелого лжеца. Я разговорил его, сказав, что узнал его по фотографии в «Оушен-Драйв» и что мне надо задать ему пару вопросов для большой статьи о Клио Рио и ее готовящемся к выходу альбоме.

Он только спросил:

– Значит, она сказала вам, что я ее продюсирую?

– Вообще-то она сказала, что продюсирует ее муж.

– Естественно, он был ее продюсером. – Лореаль притопывает ногой в такт музыке. – Такой это был облом, когда он умер. Она прибежала ко мне вся в слезах и говорит, типа: «Не знаю, что мне теперь делать. Мне нужна помощь, чтобы закончить альбом».

– А у меня сложилось впечатление, что альбом был практически закончен, – роняю я.

Лореаль цыкает зубом и с деланой скромностью заявляет:

– Ну, я ничего не буду говорить про Джимми Стому, о'кей? Он хорошо поработал, учитывая, что это был его первый опыт. И я сказал Клио: «Детка, твой альбом может стать еще круче, его надо только слегка поперчить». А она мне: «Давай, приятель. Джимми был бы доволен». Вот так, – продолжает он доверительным тоном, – мы с ней и начали работать. Осталось совсем чуть-чуть.

С радостью он взирает на то, как я записываю каждое его бесценное слово. Думаю, он перестанет улыбаться, если я спрошу его про нетрадиционный способ утешения вдовы Джимми – сунуть член ей в рот. Но я справляюсь с искушением и не затрагиваю эту тему, позволяю Лореалю выставлять себя крутым молодым auteur,[82]терпеливо растолковывающим секреты своего ремесла туповатому журналисту средних лет. Давай вешай мне лапшу – человеку, который пристукивает ногой в байкерском ботинке в такт песни Боба Сигера,[83] льющейся из музыкального автомата, не может нравиться «творчество» Клио Рио. Из-за этой маленькой детали я чуть было не воспылал к нему симпатией, но запретил себе подобную слабость.