Медленно тянулся день, который она проводила наедине с Агатой. Один Тоби, принесший им еду, переступил через порог каюты, но старый негр казался таким же подавленным, как и обе женщины. Его покрасневшие глаза свидетельствовали, что он плакал, и когда Агата осторожно спросила его, что случилось, он только с печальным видом покачал головой и прошептал:

– Масса хозяин все то же и то же!.. Он квутиться по палубе всю ноць, как больной волк, а днем никого не узнавать…

Больше из него не удалось ничего вытянуть, но, судя по признанию такого преданного слуги, Язон сильно страдал, и Марианна с тревогой подумала, что разоблачение ее положения дало волю низменным силам корсара, которые возмутили даже тех, кто знал его с детства.

К счастью, микстура Лейтона, которую молодая женщина принимала небольшими дозами, продолжала свое благотворное действие. Избавившись от мучительной тошноты, Марианна в утешение получила хотя бы возможность трезво рассуждать. Настолько даже, что она всю ночь не сомкнула глаз. Вытянувшись на койке, с широко открытыми в зыбкую темноту глазами, она считала все отбиваемые колоколом четверти, подчиняя их ритму свои печальные мысли.

В своем углу Агата тоже почти не спала. До ее хозяйки долетали обрывки молитв и всхлипывания.

Такими встретила их заря, бледными, осунувшимися, одна другой лучше…

Хотя дверь и не заперли снаружи, Марианна не решилась выйти. Она боялась вызвать своим появлением новый приступ гнева у Язона, гнева, с непредсказуемыми последствиями которого она уже была знакома. Один Бог знает, до чего он тогда дошел бы, не вмешайся Жоливаль с Гракхом! Благоразумие советовало ей оставаться у себя.

Но когда Тоби, заметно испуганный и дрожащий с головы до ног, появился с блюдом, на котором все подпрыгивало, Марианна забыла свои благие намерения, узнав, что произошло: ночью Калеб пытался убить доктора Лейтона. Он приговорен к сотне ударов на глазах всего экипажа.

– Сто ударов? Но он умрет от этого! – воскликнула Марианна, внезапно похолодев.

– Он квепкий, – промямлил Тоби, отчаянно вращая белками, – но сто удавов – это много! Конецно, он хотел убивать доктова, но масса Язон никогда не высекал бицом бедных негвов!

– В конце концов, Тоби, это невозможно, чтобы он хотел убить доктора! У него нет никаких оснований для этого!..

Тоби покачал своей ворсистой головой, и Марианна обратила внимание, как посерело от страха, очевидно, его лицо.

– А может, есть! Доктов плохой целовек. Как он пвишел на ковабль, все идет квиво-косо. Натан сказать, он дового пводавать Калеба на базаве в Канди.

– Ты говоришь, что доктор хочет продать Калеба? Но господин Бофор взял его к себе, спас, несмотря на то, что он был беглым рабом! Он никогда не согласится продать человека, который ему доверился!..

– Новмально нет! Но масса Язон больше не новмальный! Он совсем изменился. Плохие дни пвишли для нас всех! Госпожа! Добвые ввемена концились из-за этого узасного доктова Лейтона!

Волоча ноги, втянув голову в плечи и вытирая слезы рукавом своей белой куртки, Тоби направился к двери. Горе старого негра было глубоким и трогательным. Бесконечно тяжело видеть человека, которого он любил и обслуживал всю жизнь, превратившимся вдруг в какого-то безжалостного дикаря. Может быть, он даже опасался за себя… Марианна окликнула его на выходе.

– Когда будет… экзекуция? – спросила она.

– Сейцас! Госпожа княгиня мозет слышать. Команда собивается!

Действительно, палуба гудела от топота многочисленных босых ног, в то время как боцман выкрикивал неразборчивые приказы. Но едва Тоби ушел, как Марианна вскочила с постели.

– Живо, Агата! Дай мне платье, туфли, шарф!

– А что госпожа собирается делать? – не шелохнувшись, спросила девушка. – Если она хочет вмешаться в эту историю, пусть она позволит мне сказать ей, что лучше не надо! Господин Бофор несомненно сошел с ума, а сумасшедшим нельзя досаждать!

– Сумасшедший или нет, я не позволю ему убить человека, который только хотел защитить свою свободу и, может быть, жизнь… особенно от такого варварского обращения. Этот Лейтон недостоин подобной жертвы! Ну-ка, поторопись!

– А если он набросится на госпожу?

– В таком положении, как у меня, Агата, терять уже нечего! К тому же оба фрегата еще здесь, – я думаю, мне нечего бояться.

Когда Марианна вышла на палубу, команда уже была собрана и стояла лицом к корме в тишине, нарушаемой только отвратительными звуками: щелканьем ремня по голой коже. Экзекуция началась… Молодая женщина с трудом стала пролагать себе путь сквозь плотные ряды мужчин, образовавших заграждение, которое не так-то просто было преодолеть сразу. Но то, что она увидела с места, куда ей удалось пробиться, заставило заледенеть кровь в жилах: поднятые над головой руки Калеба привязали к бизань-мачте. Около него стоял один Пабло Арройо, вооруженный сплетенным из полосок кожи бичом, исполняя обязанности палача. Но в то время, как страх явственно держал в своих когтях собравшихся людей, чьи мускулы инстинктивно напрягались при каждом ударе, боцман получал видимое удовольствие от своего отвратительного занятия. Высоко закатав рукава на худых мускулистых руках, он бил изо всех сил с равными интервалами, тщательно прицеливаясь, чтобы вызвать посильней боль, лицо его было искажено жесткой гримасой садиста… Он не спешил. Он наслаждался этими минутами и время от времени облизывал нижнюю губу.

Кровь уже текла из рассеченного тела, и прижатое к мачте лицо Калеба с закрытыми глазами выражало страдание, но он не кричал. Только слабый стон вырывался из-за сжатых зубов при каждом ударе бича. Блестевшие на солнце красные капельки уже испещрили лицо Арройо, но на полуюте Язон бесстрастно следил за экзекуцией.

У него по-прежнему был странный хмурый взгляд, только более мрачный, чем раньше. Левой рукой он нервно теребил галстук, а правую спрятал за спину.

Рядом с ним Лейтон выставил напоказ постную физиономию, противоречившую торжеству, при каждом ударе вспыхивавшему в его рыбьих глазах.

Внезапно стало очевидно, что подвергнутый пытке исчерпал свои силы. Обмякшее тело повисло на веревках, лицо посерело.

– Он потерял сознание! – раздался крик, и Марианна по голосу узнала О’Флаерти.

Она дрожала от негодования, и этот крик послужил сигналом. Марианна бросилась вперед, расталкивая матросов, которые в конце концов расступились. Ее порыв был таким неистовым, что она выскочила прямо перед Арройо, и, если бы лейтенант не отдернул ее резко назад, бич хлестнул бы ее по лицу.

– Что делает там эта женщина? – загремел Язон, которого внезапное появление Марианны вывело, похоже, из оцепенения. – Пусть ее отведут к себе!

– Не раньше, чем я скажу, что думаю о тебе, – крикнула она, отчаянно вырываясь из рук О’Флаерти. – Как ты можешь оставаться безучастным, когда на твоих глазах убивают человека?

– Его не убивают! Он получает заслуженное наказание.

– Лицемер! Сколько таких ударов, по-твоему, может он еще выдержать, прежде чем умереть?

– Он покушался на убийство корабельного врача! Он заслужил веревку! Если я его не вздернул, то только потому, что именно доктор Лейтон вступился за него!

Марианна громко захохотала.

– Вступился за него, в самом деле?.. Это меня не особенно удивляет! Без сомнения, он считает, что жаль просто так убить человека, за которого можно получить столько денег на каком-нибудь из ваших подлых невольничьих рынков! Но какую надежду оставляет ему бич?

Побагровевший от гнева Язон готовился ответить, когда раздался холодный голос Лейтона, режущий, как лезвие бритвы:

– Абсолютно точно! Такой раб, как этот, стоит состояния, и я первый сожалел об этом наказании…

– Я взял его в Венеции не для продажи, – сухо оборвал Язон. – Я следую только законам моря. Если он умрет, тем хуже… Продолжай, Арройо!

– Нет… я не позволю! Трус! Ты просто трус и палач!.. Я не позволю!

Боцман уже поднял бич, но с неуверенным видом. Дело в том, что лейтенант не мог удержать Марианну, силы которой удвоились от ярости. Вокруг них матросы, восхищенные этой кипящей гневом женщиной, смотрели, однако не думая вмешаться.