– С разрешения вашего светлейшего сиятельства я прибыл, сударыня, чтобы откланяться. Сегодня вечером я возвращаюсь к господину герцогу Падуанскому. Могу ли я передать ему, что все дела отныне улажены и ваше путешествие в Константинополь началось счастливо?

Марианна не успела ответить… Позади нее ледяной голос заявил:

– Я сожалею, но должен сказать, что не может быть и речи о поездке госпожи в Константинополь. Она завтра отплывает со мной в Чарльстон, где сможет забыть, надеюсь, что женщина создана, по мнению некоторых, только чтобы играть роль пешки на политической шахматной доске! Вы можете отправляться, лейтенант!

Ошеломленная грубостью этого выступления, Марианна переводила взгляд с побледневшего от гнева Язона на Жоливаля, который с раздосадованным видом жевал свой ус.

– Разве вы ничего не рассказали, Аркадиус? Я считала, что вы предупредили господина Бофора о приказе Императора?

– Я сделал это, моя дорогая, но без особого успеха! Собственно, наш друг просто не хотел ничего слышать по этому поводу, и я предпочел не настаивать, считая, что вы сможете убедить его гораздо лучше, чем я.

– Почему же тогда не предупредить меня сразу?

– Не кажется ли вам, что у вас было достаточно причин для беспокойства, когда вы прибыли вчера? – тихо сказал виконт. – Этот… дипломатический спор, по-моему, мог подождать хотя бы до…

– Я не вижу повода для спора, – резко оборвал его Бениелли. – Когда Император приказывает, остается только повиноваться, мне кажется!

– Но вы забыли то, – вскричал корсар, – что приказы Наполеона не касаются меня. Я американский подданный и, как таковой, подчиняюсь только своему правительству!

– А кто вас о чем-нибудь просит? Госпожа ничуть не нуждается в вас. Император пожелал, чтобы она отплыла на нейтральном судне, а их в порту стоит около дюжины. Мы обойдемся без вас, вот и все! Возвращайтесь в свою Америку!

– Без нее? Вы, очевидно, не поняли сказанного? Постараюсь быть более точным: нравится или не нравится вам, а я увожу княгиню с собой. На этот раз ясно?

– Даже до того ясно, – загремел Бениелли, терпению которого пришел конец, – что если вас не арестовать за похищение или подстрекательство к мятежу, то остается только один выход…

И он обнажил свою саблю. Марианна сейчас же бросилась между двумя мужчинами, которые угрожающе сблизились.

– Господа, прошу вас! Надеюсь, вы, по меньшей мере, согласитесь с моим правом высказать свое мнение по этому делу? Лейтенант Бениелли, будьте любезны уйти на некоторое время. Я хочу побеседовать с господином Бофором с глазу на глаз, и ваше присутствие ничем не поможет!

Вопреки ее опасениям, офицер, не говоря ни слова, немедленно выразил согласие щелканьем каблуков и коротким кивком.

– Идите же, – сказал Жоливаль, дружески увлекая его к двери, – мы сейчас попробуем граппу синьора Даль Ниелья, чтобы время не тянулось для вас долго! Перед дорогой нет ничего лучше доброго стакана! «Посошок», так сказать!

Снова оставшись вдвоем, Марианна и Язон с оттенком удивления смотрели друг на друга: она – из-за упрямой складки между черными бровями ее друга; он – потому что во второй раз встретил под нежной прелестью и обманчивой хрупкостью сопротивление. Он ощущал в ней что-то необычное и, чтобы попытаться докопаться до него, сделал усилие, укрощая свое плохое настроение.

– Почему ты хочешь, чтобы мы разговаривали с глазу на глаз? – спросил он мягко. – Ты надеешься уговорить меня совершить это дурацкое путешествие к туркам? В таком случае не рассчитывай на это: я приехал сюда не для того, чтобы потворствовать капризам Наполеона!..

– Ты приехал, чтобы встретиться со мной, не так ли? И чтобы мы вместе начали счастливую жизнь? Так какая разница, где мы ее начнем? И почему отказываться отвезти меня туда, раз я этого хочу и это может иметь большое значение для Империи? Я не задержусь там долго, и затем я буду свободна и смогу следовать за тобой, куда ты захочешь.

– Свободна? Что ты имеешь в виду? Что ты окончательно порвала со своим мужем, ты убедила его согласиться на развод?

– Ни то, ни другое, но тем не менее я свободна, потому что Император дает такую возможность. Он поставил непременным условием свою помощь в исполнении порученной мне миссии, и я уверена, что после ее завершения никто и ничто не помешает нашему счастью. Такова воля Императора.

– Император, Император! Всегда Император! Ты говоришь о нем все еще с таким воодушевлением, как во времена, когда ты была его любовницей! Ты забыла, что я не нанимался к нему? Я могу представить себе, что ты немного тоскуешь об императорской комнате, о дворцах и твоей роскошной жизни! Воспоминания, которые я сохранил о Форсе, Бисетре и брестской каторге, гораздо менее упоительные, поверь мне!

– Ты несправедлив! Ты прекрасно знаешь, что между Императором и мною уже давно ничего не было и что он сам постарался спасти тебя, рискуя нарушить сложное дипломатическое равновесие.

– Я помню об этом, но я не чувствую себя обязанным еще в чем-то Наполеону. Я подданный нейтральной страны и не собираюсь вмешиваться в его политику. Достаточно уже того, что моя страна рискует нарушить мир, отказываясь стать на сторону Англии…

Внезапно он обнял ее и нежно прижал ее висок к своей щеке.

– Марианна, Марианна! Забудь все это, все, что не касается нас! Забудь Наполеона, забудь, что есть в мире человек, имя которого ты носишь, забудь, как я сам уже забыл, что Пилар живет в Испании, где она решила остаться, ибо она считает, что я еще на каторге, и, безусловно, надеется, что я умру там! Есть мы двое, только мы, никого больше… и море, здесь, совсем близко… у наших ног! Если ты хочешь, оно унесет нас завтра! Я увезу тебя в Каролину, отстрою для тебя сгоревший родительский дом в Оулд Крик Таун… Для всех ты будешь моей женой…

Опьяненный гибкостью прижавшегося к нему тела и исходящим от него ароматом, он снова осыпал ее поцелуями, заставившими ее задрожать. Взволнованная Марианна не находила больше сил для борьбы. Она вспомнила минуты ослепительного счастья в тюрьме, минуты, которые так просто восстановить. Язон был для нее всем, плотью от ее плоти, человеком, выбранным ею среди всех и которого никто другой не мог заменить… Зачем же отказываться от того, что он предлагает? Почему бы не уехать завтра в его страну свободы? Ведь после смерти мужа она абсолютно свободна, хотя Язон и не знает об этом.

Через час она будет на борту «Волшебницы». Так просто сказать Бениелли, что она отправилась в Турцию, в то время как они поплывут к свободной Америке, и в объятиях Язона Марианна переживет первую ночь любви, убаюканная волнами, окончательно задернув занавес за своей прошлой жизнью. Она может восстановить свою собственную историю из Селтон-Холла, когда Язон в первый раз умолял ее последовать за ним, и скоро она забудет все остальное: страх, побеги, Фуше, Талейрана, Наполеона, Францию и виллу с бьющими фонтанами, где бродят белые павлины, но где никогда не прозвучит эхо от стука копыт всадника-призрака в белой маске…

Однако снова, как и недавно, взбунтовалась ее совесть, проявившая себя такой щепетильной, что она и не подозревала. Что будет, если во время долгого плавания в Америку она обнаружит, что беременна от другого? Как тогда избавиться от этого в той стране, где она ни минуты не сможет избежать проницательного взгляда Язона, если она решила не обманывать его? Учитывая даже, что он ни о чем не догадается за дорогу, по меньшей мере в два раза более долгую, чем в Константинополь!..

И затем в глубине сознания ей еще слышался серьезный голос Арриги:

«Вы одна сможете убедить султаншу продолжать войну с Россией, вы одна сможете усмирить ее гнев против Императора, ибо, как и она, вы кузина Жозефины!.. Вас она послушается…»

Могла ли она действительно не оправдать доверие человека, которого прежде любила и который искренне пытался сделать се счастливой? Наполеон рассчитывал на нее. Могла ли она, в самом деле, отказать в последней услуге, такой важной для него и для Франции? Время любви еще не пришло. Время мужества еще не кончилось. Она осторожно освободилась от его объятий.