Не помню, оценила ли я его уверенность, потому что в этот момент мистер Писарро позвал с трапа:
— Подняться всем на борт!
И прежде, чем войти в разведкорабль, я обвела вокруг долгим взглядом. Быть может, я видела все это в последний раз. Затем, когда ребята заняли свои места, Джордж убрал трап.
— Поехали, значит, — сказал он по общей связи. — Старт через десять секунд.
Воздух из дюз выдуло, крепежные полосы втянулись, и мы…
Рухнули вниз. Желудок у меня чуть не выпрыгнул из горла. Джордж не должен был этого делать. Если бы Папа был на борту, он никогда бы не осмелился на такое. Наверное, у него что-то с чувством юмора, странное оно у него. Он словно уверен, что это забавно — быть лихим пилотом, особенно если за это никто не наказывает.
Сидевший рядом Ат вдруг повернулся ко мне с таким видом, как будто решился наконец выговорить нечто труднопроизносимое.
— Миа, — сказал он. — Я хотел бы знать… Ты не согласилась бы пойти в паре со мной?..
С минуту подумав, я ответила:
— Извини, Ат, но мне кажется, это лишнее.
— Джимми?
— Нет. Просто я хочу сама по себе.
— А, — произнес он и через несколько минут встал и отошел.
В тот день я явно пользовалась успехом — спустя некоторое время ко мне подошел Джимми. Задумавшись, я его даже не сразу заметила. Он кашлянул, и когда я подняла глаза, сказал извиняющимся тоном:
— Миа, мы когда-то хотели с тобой объединиться после высадки… Если хочешь, я готов.
Но я еще не могла простить ему тот выпад насчет моего снобизма. Получив короткое «нет», Джимми молча ушел.
Это меня расстроило. Если бы он действительно хотел идти со мной в паре, он попытался бы настаивать, стал бы спорить, а если бы он меня поуговаривал, я, скорее всего, передумала бы… Те его слова продолжали меня терзать. Зачем-то Джимми понадобилось припутывать сюда Папу, хотя Папа никогда ничего подобного не говорил. Колонисты на планетах не могут быть настоящими людьми. У них нет возможности узнать и научиться — какими должны быть настоящие люди, и они обречены стать подобием тех типов, с которыми я встречалась на первой своей планете — Грайнау. И дома, на Корабле, я слышала множество аналогичных рассказов. Так что если и вы, и ваш отец приходите к одному и тому же, основанному на фактах, выводу, то это не значит, что ваш отец вас в этом убедил. У каждого человека есть собственное мнение. И скажите мне, разве это снобизм, не выносить людей, которые не являются людьми?
Планета, на которую нас выбрасывали, называлась Тинтера. Это единственное, что Папа сообщил мне за завтраком, подойдя к самой границе запретного. Но едва ли с его стороны это было важным признанием, поскольку он хорошо знал, что я никогда не слышала об этой планете. Последнее наше посещение ее (а мы знали, что никто другой ее не посещал тоже) состоялось почти сто пятьдесят лет назад. Мы знали, что колония все еще существует — и только. Совет долго сомневался разрешать ли высадку на Тинтере, все-таки слишком долго с планетой не было контактов. Но Тинтера находилась совсем рядом, и в конце концов они решили дать добро. Чтобы Совет запретил высадку, Папе нужно было выдвинуть какой-нибудь веский довод, но из-за меня он не мог возражать.
Войдя в атмосферу, Джордж перемахнул через море, снизился над серо-зелеными, поросшими лесом холмами и посадил корабль на первой же лесной проплешине.
— О'кей, — сказал Джордж по внутренней связи, одновременно выпуская трап. — Первый, на выход.
Порядок покидания разведкорабля произвольный. Каждый выходит, когда захочет. Джимми, приготовив свое снаряжение еще до посадки, как только был спущен трап, сразу же махнул мистеру Писарро, что выходит, и повел свою лошадь вниз. Чего и следовало ожидать от Джимми. Мистер Писарро отметил его выход, и через минуту мы снова были в воздухе.
Тут и я — в который уже раз — начала проверять свое снаряжение. Бессмысленное занятие — все давным-давно сложено, собрано и проверено, и если сейчас чего-нибудь не окажется, никакой возможности раздобыть это уже нет. Но я нервничала и ничего не могла с собой поделать.
На следующей остановке я успела опередить Вени, сказав мистеру Писарро, что выхожу. Вени села на место, а я, взяв Филю под уздцы и перебросив вещи через седло, спустилась по трапу. Торопливость моя не имела никакого отношения к Джимми. Я просто хотела выйти. Я не могла больше ждать.
Я помахала Джорджу, показывая, что уже отошла от корабля; он помахал в ответ и поднял трап. Разведкорабль поднялся в воздух (я покрепче схватила Филю, чтобы он не выкинул какой-нибудь фортель) и через секунду исчез. Выкрашенный в серо-голубой цвет, он был почти неразличим на фоне покрытого облаками неба. И я не смогла бы сказать, когда я видела его в последний раз.
Я осталась одна. Законченная Юная Девушка, Настоящая Фурия. Я могла построить одну пятнадцатую часть бревенчатой хижины, убить одну тридцать первую часть тигра, умела целоваться, вязать и даже (теоретически) убить кого-нибудь голыми руками. О чем же мне беспокоиться?
Так я прожила свой первый день Испытания — первый из тридцати. День был нежарким, так что я сразу надела свою цветную куртку. Затем пристегнула седельные сумки, приторочила спальный мешок и запрыгнула в седло. Решив не торопить события, я медленно поехала через лес, составляя список дел и размещая их по степени важности. Список выглядел следующим примерно образом:
первое — остаться в живых. Нужно найти еду, с собой у меня был лишь небольшой запас. Любое убежище лучше надувной палатки, нужно найти его или, в конце концов, построить;
второе — осмотреть территорию. Надо узнать, что за местность вокруг и на кого похожи аборигены;
третье — найти других ребят. Меня высадили не так уж и далеко от Джимми. А Вени или кто-то еще — тоже недалеко, только в другой стороне. Гравитация Тентеры была меньше привычной, и против этого я не возражала. Куда приятнее чувствовать себя легче, чем тяжелее.
Будет очень плохо, если Филя собьет себе ноги, подумала я. Земля под кронами деревьев была очень неровной. Временами мне приходилось слезать с Фили и идти пешком, продираясь сквозь заросли и огибая кучи камней.
На ночлег я остановилась довольно рано. Чувствуя себя одиноко и неуютно от того, что пришлось мне сменить теплый, благоустроенный Гео-Куод на этот серый, холодный, поросший дурацким лесом мир, я готова была развести костер, поесть и лечь спать в такое время, которое дома показалось бы мне до смешного детским.
Отыскав небольшую ложбинку с ручьем, я установила надувную палатку. Еще до сумерек успев покончить с едой, я забралась внутрь и легла, не включая света. Но даже в укрытии меня трясло в необъяснимом ознобе и тело чесалось сразу в нескольких местах. Нечто похожее уже было со мной однажды — целую неделю после укола комбинированной прививки. Если бы не было слишком рано по срокам, я бы решила, что наступил период месячных, или — что уж совсем маловероятно — что настигла-таки меня какая-то болезнь. Но на самом деле все было проще — я была несчастна.
И я заплакала, свернувшись в клубок в своем спальном мешке. Я ненавидела эту мерзкую планету, злилась на Джимми за то, что он позволил мне остаться такой одинокой, и злилась на себя — меньше, конечно, чем на него. Никак я не могла ожидать, что Испытание окажется столь тоскливым. Еще днем в лесу я спугнула каких-то животных — неуклюжих существ с узловатыми коленями и квадратными рогатыми головами. Заметив меня и Филю, они мгновение смотрели на нас в упор, а в следующий миг уже мелким галопом мчались сквозь заросли… Они почуяли во мне чужака, а я лишний раз почувствовала, что они правы.
Заснула я не без труда.
Утро было холодноватым, но день обещал быть ясным. Пока я суетилась вокруг палатки, солнце поднялось выше, и стало совсем хорошо: жар солнечных лучей и прохладный ветерок нейтрализовали друг друга. Самочувствие мое лучше не стало, это уж точно, но заботы немного отвлекали от невеселых мыслей. Только теперь я полностью начинала осознавать все минусы способа черепахи, которые прежде просто не принимала в расчет. Стань я черепахой, и у меня появилось бы столько времени для размышлений об ужасах планет вообще и специфических кошмарах именно Тинтеры, что я бы этого не вынесла, только бы извелась. И еще прибавьте сюда одиночество и чувство покинутости. Я просто обязана была стать тигром, хотя бы лишь затем, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.