И мальчики, и девочки, все дети на Корабле растут, играя в футбол. Наверное, я умела играть в него уже в четыре или пять лет и, конечно, гоняла мяч еще раньше. Обычно мы играли при каждом удобном случае, и вот однажды дело было во дворе нашего Альфинг-Куода, на Четвертом Уровне, — во время игры мне велели идти домой.

Двор имеет три яруса в высоту и по двести ярдов в каждой стороне. Там есть футбольное поле стандартных размеров, зеленое и в прекрасном состоянии, но ребята постарше, недавно вернувшиеся с Испытания и оттого чувствующие себя словно вдвое выше ростом, от зазнайства решили забрать поле себе. Пришлось нам перейти на устроенное в противоположном конце поле поменьше и играть там.

В футбол играют пять человек передовой линии; три полузащитника, являющиеся первой линией обороны; два защитника, которые находятся только в обороне, и голкипер — он охраняет ворота. Игра требует постоянного движения, остановки бывают, только когда назначаются пенальти или мяч уходит за пределы поля. Или когда забивается гол. Но и тогда игра останавливается лишь на мгновение.

Я играла левым полусредним, так как у меня сильный удар левой. Это у меня ударная нога от природы.

С середины поля, стараясь перевести дух после длинной пробежки, я следила, как наш голкипер бросился на сильный прострел по воротам. Он почти сразу же поднялся, подкинул разок мяч — и по высокой длинной дуге послал в поле. Вратари — единственные игроки, которым разрешается касаться мяча руками. Остальные должны работать только головой, ногами и локтями. Это-то и делает игру интересной.

Наш правый полузащитник сбил мяч и поймал его ногой. Мгновение он подержал его, потом отпасовал центральному полузащитнику Мэри Карпантье, и наша команда рванулась в атаку на ворота.

Мяч метался за нами по полю, словно он жил своей собственной жизнью; круглый коричневый шар юлил и подскакивал в воздух, но всегда бывал пойман, все время находился под контролем и почти не терялся. Лишь однажды противник перехватил мяч, и он оказался на нашей половине поля, но Джей Виндер срезала неудачную передачу, и мы снова пошли вперед.

Наконец, когда я на мгновение осталась без прикрытия, Мэри Карпантье отдала пас мне. Параллельно бежала Вени Морлок, игравшая против меня в защите. Она была рослой, но медлительной. Даже сосредоточившись на том, чтобы гнать мяч перед собой, я бегала быстрее ее. У меня уже открылся хороший выход для удара по воротам, когда Вени увидела, что мяча ей не отобрать. Она круто свернула и, толкнув меня в спину, заставила тормозить носом. Я ничего не смогла сделать — слишком велика была скорость, и покатилась по земле, а мяч прошел мимо штанги.

Я поднялась, давясь от злости.

— Футбол — не контактный спорт! — воскликнула я.

Именно такие фокусы и выкидывает Вени, когда не видит никакого другого способа избежать поражения, а особенно — от меня. Мы с ней давние враги, хотя такая политика велась больше с ее стороны, чем с моей.

Как раз в тот момент, когда я поднялась с земли, громкоговорители дважды просвистели, требуя внимания. На сей раз вызывали меня.

— Миа Хаверо, тебя просят домой. Миа Хаверо, тебя просят вернуться домой, — донеслось из динамиков.

Обычно Папа никогда не вызывал меня по общей связи, позволяя приходить, когда я вдоволь нагуляюсь. Была, правда, одна женщина, по фамилии Фармер, которая не уставала твердить Папе, что я — непослушное создание, но это вранье. Когда Папа меня звал, ему не приходилось повторять вызов.

— Тебе пора домой, — сказала Вени. — Беги скорее.

Первая вспышка гнева уже прошла, но я все еще дымилась.

— Я еще не хочу уходить, — ответила я. — Мне полагается штрафной удар.

— За что?! — взвилась Вени. — Я не виновата, что ты на меня налетела. Если бы я врезалась носом в землю по своей собственной вине, у меня не было бы причин жаловаться. Но раз виновата была Вени, то мне полагался штрафной удар по воротам или даже пенальти. Таковы правила футбола. Вени же думала, что если она будет отрицать свою вину достаточно долго и громко, то кто-нибудь примет ее слова всерьез.

Тут заговорила Мэри Карпантье, моя лучшая подруга:

— Да брось ты, Вени. Все видели, что произошло. Пусть Миа пробьет свой пенальти, а уж потом пойдет домой.

Еще несколько минут поспорив с Вени, все сошлись на том, что мне действительно полагается пенальти. И я поставила мяч на отметку «X» перед воротами.

Вратарем был сын миссис Фармер, Питер; он был младше меня и такой медлительный, что его ставили только в ворота. Он принял стойку, руки на коленях, и замер в ожидании. Размеры ворот — восемь футов в высоту и двадцать четыре в длину, а мяч устанавливается в тридцати футах от них. Вратарю приходится перекрывать большую площадь, но, сделав пару быстрых шагов, он может достать мяч, летящий в любой угол ворот. Чтобы забить гол, нужен хороший удар.

Обе команды стояли позади меня и смотрели, как я отошла от мяча на несколько шагов, затем разбежалась, сделала обманный финт левой ногой и провела правой несильный удар — прямо меж растопыренных пальцев вратаря в угол ворот.

Потом я ушла.

Свернув в наружный коридор, я направилась прямо к своему излюбленному кратчайшему пути. Отжав настенную решетку, преграждавшую путь в воздуховоды, я приподняла ее и протиснулась сквозь узкое отверстие в темноту. Потом, уже изнутри, поставила решетку на место. Это всегда было самым трудным делом ставить решетку изнутри. Сначала нужно было просунуть палец, затем вывернуть локоть так, чтобы палец мог добраться до зажима, и теперь уже крутить зажим, пока он не попадал в паз. Наверное, у меня слишком короткие пальцы, потому что мне постоянно приходилось испытывать пару-другую неприятных минут, пока решетка не вставала на место.

Закрепив решетку, я повернулась и пошла в темноте, обдуваемая легким встречным ветерком, щекотавшим щеки. И, проходя мимо, я считала боковые отводы.

Превращение Корабля из грузового транспорта для колоний в Корабль-город потребовало, вероятно, таких же огромных трудов, как перевоплощение моей матери в художницу — это было, насколько я помню, ее постоянным желанием. В самом деле, здесь много общего: ни в том, ни в другом случае не было достигнуто полного успеха, по крайней мере с моей точки зрения. В обоих случаях за кадром оставалось много болтающихся хвостов, которые следовало бы подобрать и связать в аккуратные узелки.

Вот пример: граница, где кончается наш Куод и начинается другой, — чисто номинальна, физически она никак не обозначена. Сам Куод, а все они похожи, представляют собой лабиринт глухих стен, тупиковых аллей, бесконечных расходящихся коридоров и лестниц. Так было сделано с определенной целью — не дать людям заскучать и разлениться, а на Корабле, вроде нашего, это очень важно.

Так или иначе, прямых путей в Куоде очень мало, и поэтому, чтобы не совершать долгих переходов, надо знать, как идти. В чужом Куоде без провожатого запросто можно заблудиться, и часто передаются сообщения о том, что организуются поиски какого-нибудь заплутавшего трехлетки. И теперь, покинув двор Куода, я направилась именно по кратчайшему пути, чтобы наверстать упущенное время.

Если бы Корабль был живым существом, то воздуховоды выполняли бы роль его кровеносной системы. У человека кровь циркулирует от сердца к легким, там она насыщается кислородом и из нее удаляется углекислый газ; затем — снова к сердцу и оттуда — по всему телу, где происходит газообмен. Процесс этот повторяется снова и снова, раз за разом.

На Корабле воздух поступает по воздуховодам к Третьему Уровню, обогащается там кислородом, оттуда — в жилую зону, а затем — на Первый Уровень — к Инженерам, где из него удаляют вредные примеси, углекислый газ и микробы. Только потом, после очистки, воздух снова подается на Третий Уровень. Процесс этот тоже циклический.

Воздуховоды тянутся прямолинейно, и если идти внутри них, проходя сквозь стены, то почти куда угодно попадешь быстрее, чем по коридорам. Но человек крупнее меня — слишком велик, чтобы протиснуться сквозь едва приоткрытую вентиляционную решетку. Для ремонтников есть отверстия побольше, но их держат на запоре, — а другие ребята, которых я знала, скорее всего, побоялись бы следовать моему примеру. Так что кратчайший путь пока что оставался моим личным путем. Все, кто знал о нем, считали, что я дурачусь, бродя по воздуховодам, и престижа ради я иногда притворялась, будто они правы, хотя, конечно, это не так. Пока избегаешь гигантских вентиляторов, все будет о'кей.