— Должно быть, в этот день у Агаты обычный еже — недельный сеанс химиотерапии! — заключил я.
— Может быть. Если бы удалось созвать под наши знамена мобильный отряд, мы могли бы провести молниеносную операцию и быстро спасти наших собратьев. А если в дом явится неожиданный гость, мы устроим ему настоящую катавасию, поцарапаем его и покусаем, пусть знает наших!
— Неплохо придумано! Но надеюсь, ты знаешь, что человек такого склада, как этот доктор Франкенштейн, может в одиночку расправиться с нами, если придет в ярость. Для воплощения нашего замысла необходимо создать отряд из самых отчаянных и отпетых наших собратьев.
— Пусть у тебя не болит об этом голова, — успокоил меня Синяя Борода. — Я знаю, к кому обратиться за помощью. У меня есть приятель с твердым, как кремень, характером. Его хозяева даже досрочно вышли на пенсию, чтобы иметь время ублажать его и потакать всем его капризам. Вот как он выдрессировал их! Причем этот парень водит дружбу с еще более отчаянными ребятами. Итак, друзья, давайте договоримся на завтра. Встретимся в полдень в парке у стеклянного дома!
Мы обговорили еще некоторые детали нашего плана, прежде чем расстаться. Я ощущал смертельную усталость и боялся потерять сознание. Завтра нас ждала опасная операция, и необходимо было хорошенько отдохнуть и выспаться. Попрощавшись с похитителями корма, я выбрался из подвала сквозь дыру в стене, которую мне показал Джуниор, и отправился домой.
Пришлось спускаться по заснеженному холму, утопая в снегу. Внизу простиралась панорама нашего района, похожая на картинку с рождественской открытки или на картонную модель архитектурного проекта, где снег обозначен ватой. Надо мной на темно-синем небе горели звезды, предвещая мороз.
Я вдруг снова вспомнил повешенного собрата. Бедолаге, наверное, было очень неуютно проводить ночь в чаше фонтана. Его труп, должно быть, совсем окоченел и превратился в ледышку. Все мы когда-нибудь отправимся в мир иной, но я не пожелал бы себе такой кончины, какая пришлась на долю этого парня. В моей душе вновь закипел гнев. Меня приводила в бешенство жестокость людей. Если, конечно, предположить, что гибель несчастного действительно на их совести. Внутренний голос подсказывал мне, что только один из известных мне людей способен на подобную жестокость. И я дал себе слово выследить его и доказать его вину, как бы ни было трудно это сделать.
Вскоре я миновал квартал новостроек и добрался до плотно стоящих старых зданий. Я быстро прыгал с крыши на крышу, пока не добрался до родного дома. Здесь я спустился по пожарной лестнице на второй этаж. Полная лишений жизнь у малоимущего интеллектуала научила меня разным хитростям. Я знал обычаи других обитателей нашего дома и умел извлекать из этого пользу.
Арчибальд Филипп Пурпур, или просто Арчи, как его все называют, живет над нами в однокомнатной квартире. По-моему, я уже упоминал о том, что это довольно странный тип, который на время, как в фильме «Люди в черном», принял человеческий облик, чтобы во всем без разбора следовать моде. Сегодня он может маршировать в колонне антиглобалистов, а завтра поехать в Шампань, чтобы принять участие в дегустации дорогих вин в одном из замков. Вы когда-нибудь видели человека, который бы с одинаковым усердием посещал Вагнеровские фестивали в Байройте и концерты «Моторхед» в каком-нибудь клубе с заплеванным полом? А Арчи не только делает это, но и каждый раз одевается соответствующим образом. При этом меняется и его поведение. Одним словом, я давно подозреваю, что ему нужен хороший психиатр.
Единственной положительной чертой Арчи я считаю то обстоятельство, что он является заядлым курильщиком. Нет, не подумайте ничего плохого, я вовсе не намекаю на то, что эта привычка укоротит его жизнь и тем самым избавит меня от дальнейшего общения с ним. С моей стороны это было бы верхом цинизма! Я имею в виду совсем другое. Из-за своей дурной привычки Арчи часто днем и ночью в любое время года оставляет приоткрытой дверь на балкон, находящийся рядом с пожарной лестницей. Иначе он задохнулся бы в клубах дыма. А так как его квартира не запирается с незапамятных времен, поскольку на входной двери давно уже сломан замок, то я использую ее в качестве проходного двора, чтобы попасть с крыши дома на лестничную площадку. Оттуда я быстро сбегаю по полусгнившей деревянной лестнице на первый этаж и проникаю в свою квартиру сквозь специальный лаз в двери. И вот я уже дома!
Я прыгнул с пожарной лестницы на балкон Арчи, прямо на заснеженные завядшие растения, и тут до моего слуха донеслись глухие рыдания. Так убиваться можно только по самому дорогому существу. Я в недоумении остановился. Я слышал, как Арчи, нанюхавшись кокаина, кричит на стены в квартире, как он хохочет всю ночь или десять часов подряд без остановки выпускает ветры в тот период, когда по мексиканскому обычаю питается исключительно бобами и репчатым луком. Но я никогда не слышал, чтобы он плакал!
Сгорая от любопытства, я просунул голову в комнату в щель и оцепенел от изумления. В комнате Арчи я не увидел обычных беспорядка и хаоса: валяющихся повсюду дисков, непрочитанных книг, так и не открытых иллюстрированных журналов, одежды не по росту, безвкусной мебели производства семидесятых годов. Все исчезло! Комната была чисто убрана от всего этого хлама! А Арчи, к моему удивлению, был одет не в тесный вышедший из моды пиджак или нечто подобное, как обычно, а в приличные брюки и белую хорошо поглаженную рубашку.
И вот он сидел в этой прекрасной одежде и горько плакал. Арчи расположился за простым письменным столом, на котором стояло несколько мониторов, и, глядя на них, ревел в голос. В этот миг он походил на младенца в яслях, который заливается плачем оттого, что по соседству ревут его товарищи. Похоже, слезы Арчи были вызваны тем, что он видел на экранах.
Я бесшумно подкрался к рыдающему соседу, чтобы взглянуть на монитор. Меня разбирало страшное любопытство. Что могло вызвать такие горькие слезы у взрослого мужчины? К моему удивлению, на экранах не была запечатлена ужасная авиакатастрофа и не демонстрировалась голливудская мелодрама. Нет, на них были всего лишь отражены биржевые новости! Впрочем, я прекрасно знал, что они способны повергать людей в шок и вызывать у них нервные срывы.
Знаменитые биржи Уолл-стрит, Токио, Лондона, Франкфурта, на которых суетились люди у огромных экранов с диаграммами, возбужденно кричали что-то в телефоны, размахивали руками, делали знаки и бегали, как заведенные, посылали на мониторы одну и ту же неутешительную картинку — графики, кривые которых круто ползли вниз. Внизу бежала строка с убийственной информацией о падении цен на акции компаний, названия которых были выделены красным цветом. Судя по плачевному виду Арчи, он потерял не только все свое состояние, но и взятые для игры на бирже кредиты. Это была катастрофа! То обстоятельство, что Арчи, которому нельзя давать в руки деньги, как пьянице нельзя доверять сторожить винный погреб, взял кредит и играл на бирже, подорвало мою веру в то, что человек — разумное существо.
Арчи вызывал у меня одновременно смех и жалость. Вообще-то я должен был бы испытать к нему сочувствие, поскольку Арчи является членом нашей большой семьи. Но мне всегда было свойственно злорадство. Втайне я считал, что этому рабу моды досталось по заслугам.
Спускаясь по деревянной лестнице у своей квартиры, я все еще слышал безутешные рыдания Арчи. Мне хотелось только одного — лечь спать. Я думал о своем толстом хозяине с большим брюхом, удобной кровати и покое. Прыгнув в лаз, прорезанный в нашей входной двери, я снова услышал всхлипы. Но на сей раз плакал вовсе не Арчи.
В прихожую падал свет из кабинета, где была включена лампа, стоявшая на письменном столе Густава. Мой друг и хозяин сидел, положив голову на руки у клавиатуры компьютера, и горько плакал. Рядом с ним лежала стопка объявлений о моей пропаже. Должно быть, подобные объявления висели сейчас на каждом дереве, на каждой стене в округе. На столе я заметил также пустую бутылку из-под красного вина, которым он заливал горе. Как видно, Густаву так и не удалось приглушить свою боль.
