— Я ведь сказала, что не собираюсь этим заниматься.
В этом заранее просчитанном Беляковым месте требовалось убедить майоршу хотя бы в нужности личной встречи, и Виктор выложил все свои аргументы, перечисленные на бумажке — по возрастанию степени убедительности.
Во-первых, раз она занималась марьевским делом, стало быть, у нее могут быть какие-нибудь не шибко секретные наработки по нему — контакты, соратники и враги, вероятные мотивы убийства, а в его, Белякова, положении сейчас любая ниточка нужна.
Во-вторых, ежели таковых наработок нет или они разглашению не подлежат, то, насколько он, Беляков, слышал, Гюзель Аркадьевна никогда не отказывалась помогать молодежи мудрым советом или напутствием. И к кому же, как не к прославленному майору, обратится за поддержкой начинающий оперуполномоченный?
В-третьих и в главных, мы, в конце концов, одно дело делаем, на страже порядка, так сказать, стоим. И как мне, Белякову, кажется, должны чувствовать локоть товарища. В конце концов, дело не столько в самом Марьеве — просто имеется факт убийства, и это убийство необходимо раскрыть, наплевав на симпатии-антипатии.
В-четвертых… г. На бумажке сей монолог выглядел еще туда-сюда, но, произносимый вслух, приобрел такую патетику, такую слащавую напыщенность, что Виктор запнулся и умолк.
Молчала и Гюрза. Хотелось верить, что раздумывает над его словами, а не ушла, положив бубнящую трубку рядом с аппаратом. Беляков раздумьям не мешал. Нет, не ушла: наконец в наушнике раздался сухой смешок, и Гюрза ответила:
— Ладно, уговорил, встретимся.
И она предложила ему на выбор: или послезавтра он может приехать к ней в отделение на Тверскую, или завтра — присоединиться к мероприятию, которое она проводит; дескать, лишний опер никогда не помешает, особенно при задержании.
Виктор выбрал присоединение. Есть возможность на что-то сгодиться и тем самым расположить к себе Гюрзу перед разговором по Марьеву.
Он упомянул, что будет на машине, подумав, что и лишняя машина в их работе может пригодиться.
О машине он ляпнул, выясняется, сдуру. Поехал бы на метро, никаких проблем бы не было.
А так они появились.
В отдел он явно не успевает. Даже не может вызваться из железного потока, чтобы позвонить.
Сотового у него в машине, да и не только в ней, не было.
Наконец ему удалось найти брешь в железном потоке и занять место в правом крайнем ряду. Завидев телефонную будку, Виктор выехал на тротуар, загородив наполовину узкую (улица старого города) пешеходную часть. Таксофонной картой, в отличие от сотового, он владел, покупая ее, естественно, на свои деньги, а пользуясь исключительно в интересах службы.
Ему было назначено подъехать к двум, он не успевал, но до двух еще оставалось время. Значит, он мог надеяться, что они еще не уехали. С третьего дозвона короткие гудки наконец сменились на длинные. Трубку сняли. Он попросил Юмашеву, ему сказали, что посмотрят. Смотрели долго, таксофонные единицы убывали на табло одна за другой, унося с собой в бесполезность их оплаченную стоимость.
Слава богу, Гюрза подошла к телефону раньше, чем закончилась карта. Виктор обрисовал ситуацию, в которой очутился. «Вот сейчас, — подумал он, она и пошлет меня окончательно и бесповоротно, решив, что имеет дело с балбесом или раздолбаем».
Но Гюрза отреагировала со спокойствием, будто Беляков на фиг ей сдался.
— Ладно, — сказала она, — подъезжай прямо к месту. Запоминай… — Она назвала адрес. — Окажешься раньше, жди нас. Увидишь, что мы уже на месте, поднимайся в квартиру.
На том их второе телефонное общение и закончилось.
До названной ему улицы Виктор мог запросто успеть раньше Гюрзы, но все-таки он приехал позже. Опять же из-за пробок в центре.
У подъезда стоял такой знакомый сине-желтый «уазик», за рулем скучал с папироской в зубах шофер. Объехав «уазик», Виктор поставил свою «шестерку» перед ним, между вековечной лужей и одиноким мусорным баком, забитым под завязку.
Определив по номерам на подъезде, что искомая квартира расположена на седьмом этаже, Виктор вошел в подъезд.
Лифт, как водится, представлял собой картинную галерею и полз так медленно, что и Беляков успел бы нарисовать что-нибудь, будь у него на то настроение и маркер. Хорошо хоть мочой не воняет. Прислонившись к надписям и рисункам, среди коих преобладали изображения грибочков, напоминающих бледные поганки, он думал о том, что надо будет быстро, не задавая глупых вопросов, разобраться, что к чему, и незатейливо войти в общую работу. Он знал, что сейчас на седьмом этаже Гюрза потрошит «агентство» по доставке шлюх всем желающим. Специфика ему незнакомая, но вряд ли уж так разительно отличающаяся от всего остального, с чем он успел столкнуться на службе.
С гудением и нервирующим дребезжанием створки лифта разъехались, предлагая пассажиру выметаться из кабины.
Дверь квартиры, номер на которой сходился с тем, что ему назвали по телефону, была приоткрыта. Да не просто приоткрыта — снаружи закамуфлированная под простую деревянную, обитую драным дерматином, а на деле металлическая, с замком типа «цербер», — была неинтеллигентно выломана. Причем вроде бы совсем недавно. Замочная скоба, скрутившись в агонии, болталась на косяке, удерживаемая одним шурупом. Рядом на стене зияла неаккуратная дыра, похожая на дупло от вырванного зуба, пол вокруг двери был усеян штукатуркой, четыре стержня изуродованного замка изогнулись, как ржавые арматурины. Как Мамай прошел, честное слово!
Из щели между дверью и косяком выбивался свет и раздавались неразборчивые голоса. Опасливо расширив ее до необходимого, Беляков проник в квартиру. Дверь за собой он не прикрыл плотно, вернул ее в прежнее, притворенное состояние.
Стальная плита, подвергшаяся варварскому штурму, жалобно заскрипела.
Виктор оказался в небольшой прихожей, которая вела в две комнаты, направо — туалет и ванная, поворот коридора, за ним кухня. Голоса, среди которых преобладал женский, доносились из ближайшей комнаты, но разобрать слова Виктор не успел. Со стороны кухни выдвинулся белобрысый крепыш в куртке из черного кожзаменителя и безмятежно-вопросительно, как водитель джипа, который почему-то тормознул «гибэдэдэшник», посмотрел на вошедшего.
— Ты кто?
— Лейтенант Беляков. — Виктор потоптался на половичке, стряхивая слякоть с ботинок. — Мы с майором Юмашевой…
— А, — потеряв к гостю всякий интерес, обладатель кожкуртки кивнул на комнату «с голосами». — Там они. Работают.
— У вас дверь входная открыта, — зачем-то съязвил Виктор.
— Знаю, — ухмыльнулся крепыш. — Замок поломался.
Беляков толкнул дверь в указанную комнату.
Участи входной двери она избежала, но в нее проникла уйма народу.
Комната была опрятной, метров десяти, квадратная, забабаханная под недорогой евростандарт: белые обои, мягкий ковролин, жалюзи на окнах, но без подвесных потолков и прочих модных штучек. Сразу чувствовалось, что тут обитает женщина.
Женщин в комнате обнаружилось три. Одна, в черном строгом плаще, с короткими черными волосами, стояла у окна, лица не видно, она курила в открытую форточку. Другая, лет тридцати, в спортивном костюме, судорожно зажав ладони между колен, сидела на низком пуфике возле трюмо, заставленного всякими спреями-дезодорантами-лаками; лицо ее было серым и злым. Третья…
— Извольте громко и четко сообщить обо всем, что изымаете, — смерив Виктора цепким взглядом и не найдя в нем ничего для себя интересного, наставительно и высокомерно произнесла третья представительница прекрасного пола, стоящая посреди комнаты. Она обращалась к мужчине в свитере с «оленями», который в этот момент доставал из стеклянного шкафа очередную пластиковую папку. Таких папок на столе скопилось уже штук пять. — Я должна знать, чтобы не произошло ошибки.
Долговязый тип, также присутствовавший в комнате, переглянулся с ним и театрально возвел глаза горе, изображая предельную форму утомления жизнью. Потом, устраняясь от происходящего, вернулся к прерванному занятию тыканью в клавиши стоящего в углу компьютера.