…Мы идем по стылым улицам. Молча. Я — опустив глаза, чтобы Валя Бражников не видел моих слез. Медленно идем, еле тащимся. Холода я не чувствую. Я вообще ничего не чувствую, потому что моя жизнь закончилась. В ушах все еще звенит размеренный, спокойный, неумолимый — словно гвозди в стену заколачивают — голос председателя аттестационной комиссии, выносящей мне приговор:

-..Принимая во внимание рассмотренные факты, вынести перед руководством решение аттестационной комиссии о понижении в должности старшего оперуполномоченного майора Юмашевой Гэ А и переводе ее на должность оперуполномоченного в Отделение по борьбе с преступлениями в сфере нравственности.

И вот после этих казенных, жутко корявых слов я и произнесла свою коронную фразу насчет нравственности. Но она уже роли не сыграла, И все члены комиссии, все двадцать взрослых сильных мужиков согласились с вердиктом. Согласились утопить одну слабую женщину. Никто не высказался против. Ни один…

Таков был финал моей карьеры сотрудника МВД.

…Мы с Валей Бражниковым, который несет мою сумку с вещами, движемся в сторону улицы Тверской, где отныне будет проходить моя служба.

В Отделение по борьбе с преступлениями в сфере нравственности (тоже ничего названьице, а?), а проще говоря — в полицию нравов. Задерживать проституток, выявлять торговцев порнухой, шерстить притоны, ловить сутенеров и прочие веселости — вот теперь моя работа. Для старшего опера с Литейного превратиться в простого опера в «блядском отделе» — нет хуже наказания; Уж лучше бы уволили.

То, что весь этот балаган с аттестационной комиссией был затеян только ради того, чтобы слить майора Юмашеву Г.А., я поняла не сразу. Поскольку поначалу все складывалось как нельзя лучше. «Волга» эта, которую мы изъяли у двух любителей ширнуться героином, вдруг оказалась машинкой не простой. Во-первых, доверенность на нее была просрочена уже год. Ну да это полбеды, подумаешь, сколько таких разъезжает. Во-вторых, выяснилось, что и техпаспорт на нее липовый.

Более того, с конвейера Горьковского автозавода она никогда не сходила. Иными словами, этого авто в природе как бы не существует, хотя вот оно — на платной стоянке ржавеет больше года. И что самое смешное, всем нашим было глубоко наплевать на эту «Волгу». Наркоманский притон накрыли? Накрыли. И охота тебе, Гюльчатай, еще и с тачкой какой-то возиться? Других забот мало?..

А мне была охота. Еще какая. До зуда под ногтями. Не могла я потерпеть, чтобы дело до конца не было доведено. Такой уж я человек, в лепешку расшибусь, а своего добьюсь. И я принялась расшибаться в лепешку. Одновременно пытаясь эту чертову «Волгу» оформить. У нас ведь как; конфискат необходимо провести документально, чтобы его — в данном случае автомобиль — можно было куда-нибудь пристроить. Например, в автохозяйство Главка. Однако оформлять машину никто желанием не горел, отфутболивали меня из одного кабинета в другой, поскольку ее, «Волги», вроде как и не существует! «Ну возьмите хоть на запчасти!» — ныла я. «Не, — отмахивались, — документов нет, возиться надо…» Зато ее хозяин, некий господин Марьев, был очень даже реален. По несколько раз в неделю звонил мне и интересовался, когда можно будет его машину забрать. А я всякий раз вежливо отвечала, что, мол, в любую минуту, заходите ко мне и выписывайте бумаги. Но господин Марьев за своей собственностью не спешил, предпочитая общаться со мной по телефону. Много позже я поняла, что он элементарно боится.

А тогда…

А тогда я грызла историю несуществующей «Волги», что бобер дерево. И шаг за шагом раскручивала весьма любопытно закрученный и неожиданный клубок (как — процесс слишком кропотливый и утомительный, чтобы описывать его на страницах). Я узнала, что сия «Волга» была собрана не из деталей от разных машин в каких-то подпольных автомастерских, а прямиком на Горьковском автозаводе, как и многие ее «сестрички», что это хорошо налаженное производство и слепленные с бору по сосенке тачки перегоняются через своих людей на таможне в Прибалтику и на Кавказ, а оттуда идут наркота, золото, доллары… И что господин Марьев является одним из организаторов этого милого бизнеса и успешно руководит предприятием…

Я раскрыла мафиозную структуру! Еще немного, и Марьев со товарищи сядут всерьез и надолго.

Чувство, которое испытываешь, наконец-таки после долгих, утомительных поисков приближаясь к разгадке, нельзя сравнить ни с чем. Разве что с сексом. По коридорам Литейного я летала на крыльях. Мне все удавалось. Даже больше, чем все, Совершенно неожиданно для себя я получила приглашение в Торонто, на Международную конференцию женщин-полицейских мира, поскольку была единственной в нашей стране действующей опером-женщиной. И сумела не нее попасть! И даже огрести там титул «Лучшая женщина-полицейский года»! Это не хухры-мухры!.. Ну, моя поездка в Канаду — тема отдельной книги. А вот по возвращении меня ждал удар. В виде аттестационной комиссии. Некто за моей спиной, воспользовавшись моим отсутствием, развернул бурную деятельность по дискредитации майора Юмашевой Г.А.

… До Тверской улицы, где расположено Отделение по борьбе с преступлениями в сфере нравственности, остается всего ничего, и я машинально замедляю шаг. Будто магнитом тянет обратно, к Литейному. Слезы по-прежнему застят глаза.

— Да не убивайся ты так, — впервые за весь, наш переход от Литейного до Тверской подает голос Валя Бражников. — Ссыльный опер — очень крутой опер. И к тому же там настоящая работа, в условиях, максимально приближенных к боевым…

Он, конечно, прав. Если ты в опале — значит, ты герой. Так почему-то принято считать. Но мне-то от этого не легче… В мозгу бьется, как язык колокола, ублюдочный голос:

-..За время работы старшим оперативным уполномоченным Управления уголовного розыска ГУВД майор Юмашева зарекомендовала себя как настойчивый, но неуравновешенный работник.

Председатель — полковник Дерендеев, начальник одного из отделов Главка. Плечистый и непрошибаемый, как бюст Ленина. Седовласый, подтянутый. Правильный.

— С товарищами по работе и руководством отдела бывает несдержанна, вспыльчива, позволяет себе резкие и необоснованные замечания в адрес коллег…

Я стою, опустив голову, молчу, ломаю ногти.

Даже присесть не предложил женщине. Сами-то все развалились в креслах… Правильно, несдержанна. Единственной женщине находиться в толпе мужичков, да еще работая оперативником, — дело непростое. Женщина привыкла брать криком, а мужик — нет. Вот и приходится поддерживать репутацию. А насчет необоснованных замечаний — это ложь. Я никогда не говорила (и не орала) бездоказательно… Увы, публичные чтения моей характеристики были еще цветочками. После сего исторического документа Дерендеев тем же бесстрастным голосом зачитывает несколько рапортов от моих коллег по отделу, и вот тут-то я настораживаюсь. Во всех, во всех до единого рапортах я была смешана с грязью. (Гораздо позже я узнала, что ребят заставили написать эту ересь; тех, кто отказался, отправили в ссылку следом за мной.) Я поднимаю голову и оглядываю присутствующих в кабинете офицеров. Никто из двадцати не смотрит на меня. Все глазеют по сторонам, старательно отводя взгляд. Всем некомфортно, но все молчат. Гады. Кабаны здоровые. Против меня, тощей, маленькой…

А Дерендеев бубнит:

-..В настоящее время у старшего оперативного уполномоченного Юмашевой в разработке находится всего два дела. Согласитесь, это вопиющая халатность…

Такой наглой лжи я не выдерживаю и позволяю себе реплику с места:

— Как два? Восемь!

Все вздрагивают. Дерендеев на секунду спотыкается о следующее слово. Вперивает в меня взгляд рыбьих глаз и внушительно произносит:

— Гюзель Аркадьевна, а почему свидетель Марьев не явился до сих пор на допрос?

Поворот темы несколько сбивает меня с толку, и я отвечаю в моем стиле:

— Ну не буду же я бегать за бандитом! Пусть сам ко мне придет.