Только что чуть ли не оргазм испытывала — и вдруг в депрессию впадаю. Правильно кто-то сказал: после коитуса всяка тварь печальна. Только, по-моему, это речь про тварь мужского пола… Вот и все, наша беседа окончена. Шахматисты, говорят, теряют за партию до двух килограммов веса. Интересно, сколько — и чего — теряю я за такой вот допрос? Ну, где там Виктор?»

«Клиент» посиживал на третьем этаже офиса — окна выходили на улицу Разъезжую — и не ведал о том, что его «Форд», стоявший внизу, угоняют. Он беззаботно разговаривал по телефону, одновременно перекидывая на экране компьютера электронный мячик через электронную же сетку и не знал, что уповать сейчас может только на счастливый случай, на «вдруг», которое, возможно, спугнет угонщиков. Скажем, если Тенгизу, дежурившему неподалеку в машине прикрытия, что-то покажется подозрительным и он даст отбой. Или Заза, расположивший вторую машину прикрытия у поворота с Правды на Разъезжую, что-то заметит, известит Тенгиза, а тот даст отбой. Или, скажем, если девушка, которую владелец «Форда» подвозит домой, раньше запланированного вернется из налоговой, увидит незнакомца в машине приятеля и успеет поднять кипиш до того, как Леха, прогуливающийся перед зданием с букетом роз, подбежит к ней и приставит заточку к ее дрожащему телу.

Но пока все шло хорошо. Для угонщиков, разумеется.

Мужчина в очках с тонкой оправой уже сидел на водительском сиденье «Форда», уже вставил выточенный им вчера ключ зажигания в замок и теперь доставал из кейса кусачки. Достав, нагнулся к педалям и улыбнулся, радуясь своей догадливости: именно этого он и ожидал от владельца «Форда», похожего, по его мнению, на «халдея», внезапно выбившегося в метрдотели, педали тормоза и сцепления были опутаны цепями с наручниками.

Подобравшись под новехонькие блестящие цепи кусачками, мужчина в очках последовательно разобрался с обеими педалями. Потом швырнул под соседнее сиденье ампутированное железо — неразомкнутые наручники и площадки под подошвы.

На обрубках педалей он доедет не то что до базы, а и до Москвы. Долго, конечно, слишком долго пришлось возиться с этими кандалами… Не любил он, когда угон занимает больше трех-четырех минут, начинал прогрессирующе нервничать. Но теперь все, можно ехать.

Вот сейчас бы «клиенту» в офисе прогуляться до окна, раздвинуть жалюзи, поискать теплым взглядом ненаглядного «фордушку». И увидеть, как он, ненаглядный, катит с места парковки под управлением чужого мужика. Тогда, наверное, «клиент» бросился бы к двери и рванул вниз, перескакивая через три ступеньки. «02», милиция, крик о помощи — все это потом, сперва самому прибежать на место преступления. Так обычно люди поступают. Хозяин «Форда», может, еще и успел бы увидеть, как его любимец поворачивает за угол в конце улицы. Но вот вовремя позвонить по «02» ему бы не дали. Леха (для того его и держат) при таком повороте дела должен был отключить «клиента». И чем «на дольше» — тем лучше.

Разумеется, маршрут доставки был отработан заранее. Разумеется, механизм определения — ведут ли угнанную машину «мусора» или нет? — тоже был отработан. Тенгиз и Заза на своих машинах держались вблизи «Форда» отставали, догоняли, обгоняли, пропускали мимо, чуть притормаживая у обочины. Если б их что-то насторожило, сразу вышли бы в эфир — у мужчины, сидевшего за рулем «Форда», лежала в кармане рация, настроенная на прием. Но пока все проходило, как обычно проходило, гладко и без помех. «Легковуха», еще не заявленная в угон, самым примерным образом катила в общем потоке, и претензий к ней у гибэдэдэшников не возникало…

И снова запах бензина; от него, от этого зловония, у Гюрзы заныл лицевой нерв — не выносила она столь резких ароматов. Ей захотелось прислониться к холодному лобовому стеклу, за которым, окропляемая с небес клочковатой мокро-белой дрянью, проносилась параллельным и встречным курсами дорожная жизнь — сигналы, гудки, грохот и визг тормозов, а также зеленые, красные и желтые вспышки светофоров. А на заднем сиденье коротали время за трепом Виктор и сержанты.

— Мы решили его брать. Звоним в дверь, не открывают…

Перед глазами Гюрзы елозили по стеклу неутомимые «дворники», раскачивались в монотонно-усыпляющем однообразии, точно руки гипнотизера перед лицом пациента. Мозги с недосыпания были словно ватные, веки же становились все тяжелей и, наконец, упали, как театральный занавес, однако в ушах еще звучало:

-..А он один с тремя бабами барахтается в койке, ну, думаем, по…

На смену пришли другой голос и другая машина. Серебристый «Мерседес», остановившийся перед ее парадным. В салоне тепло и пахнет дорогим одеколоном. Рука в черной перчатке покоится на рулевом колесе.

— Я хочу увезти вас в «Асторию». А вы куда хотите, чтобы вас увезли?..

«Уазик» встряхивает, и ее бросает вперед.

— Теперь постоим, — раздается чье-то ворчание.

Гюрза раскрывает глаза и видит заляпанные грязью гигантские цифры номера на заднем бампере автофургона. То, что обещала дрема, было куда интересней… И Гюрза снова закрывает глаза. А за спиной пробормотали:

— Одной пятнадцать, другой четвертной, третьей сороковник. Он, оказывается, всю жизнь фантазировал о такой вечеринке, готовил ее, наконец подготовил, а тут мы его мечту-то и обломали на самом взлете…

…«Астория». Очень много света и блестящих предметов. «Сорокам бы здесь понравилось». Это говорит она. Ей, впрочем, здесь тоже нравится.

Может, потому, что он за ней ухаживает, он ее соблазняет этим вечером, этим рестораном, этим уставленным кулинарными изысками столом-(не съесть и впятером за пять вечеров), соблазняет вином невероятной выдержки и астрономической стоимости, забавными историями и, разумеется, комплиментами. Конечно же, он прекрасный рассказчик. Главное — не торопится, не захлебывается словами, не спешит добираться до финала, то есть рассказывает с удовольствием… Но он умеет и слушать. Слушает внимательно и время от времени легонько кивает.

Она понимает, что идеализирует его. И понимает, что делает это для себя. В этот вечер ей нужен мужской идеал. Он играет, и она играет. А разве любовь не игра взрослых? Они вдвоем среди ресторанной роскоши, среди людей, тоже предпочитающих не спать. Некоторые из них танцуют, и они тоже идут танцевать. Его прикосновение отдается…

…Оно почему-то отдается толчком.

— Да поехали же, твою мать, — прохрипел кто-то слева. Кто это? Ах да, шофер Егорыч.

Автофургон за лобовым стеклом тронулся с места и стал отдаляться.

-..А экстрасенс дал ей пилюль, подсыпай, говорит, незаметно мужу в стакан, он пить и бросит…

Как хорошо, что можно снова задремать…

Они ехали к ней, кружа по городу. Его «Мерседес» казался этой ночью вполне самодостаточным, казался маленьким мирком, параллельным большому. Большой мир проплывал за окнами гигантскими декорациями к сегодняшней ночной истории. Декорациями, выполненными для того, чтобы подчеркнуть непохожесть этой ночи на другие…

-..А муж раз увидел, как сыплет, взял за грудки, та и раскололась так, мол, и так, экстрасенс попутал. Но муж, недолго думая, хвать утюг — и по черепушке. Когда протрезвел, поплелся к нам сознаваться в бытовухе…

Откуда доносится не тот голос?

…Гаснут фары «Мерседеса» у ее подъезда. Ступенек на лестничных маршах, кажется, прибавилось.

На вешалке рядом с ее шубой его пальто. Почему-то они идут на кухню. Красное вино льется в фужеры. Он что-то рассказывает, она смеется. Они переходят в комнату. Включается музыка — магнитофон. Он берет из ее руки фужер с вином, ставит на журнальный столик и обнимает ее за плечи.

Он что-то говорит, и она тоже что-то говорит.

А потом он целует ее, и она чувствует теплую волну, захлестывающую ее с головой…

— Подъезжаем! — громко объявляет Егорыч.

Гюрза вздрогнула и открыла глаза. Откуда здесь Егорыч? Ах да подъезжаем. Перед ними вырос унылый строй гаражей. Но еще есть немного времени, чтобы досмотреть, насладиться пленительными видениями.