— Ну? — она смотрит в глаза Виктору.

— Твой, — правильно понимает он вопрос. — Киллер долбаный. — И показывает ей, держа за глушитель, «беретту». — За газетами прятал, угробище. Ермолаев его малость того… Может, и перестарался чуточку…

— Недостарался, я думаю, надо бы с ним еще минут пять поработать, говорит Ермолаев, втыкая в рот тонкую сигару.

— Фу, — выдыхает Гюрза облегченно. И ловит себя на том, что облегчение приходит от того, что убийца оказался убийцей, что ребята проехались не зря, а нормальный человек должен был бы радеваться совсем другому — что никто никого не хотел убивать, все невиновные и замечательные.

Ну, да она и не считала себя никогда нормальной…

— Тащите этого в машину. Витя, на пару слов.

Кстати, вы на какой машине?

— На своей, — отвечает Беляков, и она видит, как он доволен. Просто так и сияет. — Я ее решил перекрасить в желтый, а посередине — синюю полосу. И выклянчить мигалку. Один хрен, по личным делам я на ней не езжу, зато по служебным с утра до вечера. Вожу задержанных, улики, скоро мертвяков…

Виктор все продолжал говорить и говорить, пока они выходили на крыльцо. Гюрза хорошо знала эти вспышки словоохотливости, когда нервное напряжение отпускает и операция заканчивается удачно.

— Значит, так, Витя. Где ближайшее отделение, знаешь?

— Что за вопрос! Пять минут отсюда. Кстати, спасибо, что меня вызвонила, а не из ближайшего, я все сразу понял…

— Погоди, Витя, журчать и досрочно радоваться. У тебя будет немного времени. Понимаешь? Ты привозишь этого козла в отделение, докладываешь, за что его задержали. А задержали его за ношение оружия. Никакой бумажки по поводу того, что он, дескать, только что нашел ствол и несет сдавать в ближайшее отделение, при нем нет, уверена, потому что такие люди считают себя умнее и хитрее других, считают, что никогда не попадутся. Информация сразу уйдет на Литейный в убойный отдел. И минут через сорок прилетают оттуда орлы.

Я подсчитала от нечего делать, что быстрее, чем за сорок минут, у них никак не получится. Прилетают, забирают у тебя нашего друга, и хрен ты его когда увидишь.

— А если он мне потребуется по делу Марьева?

— Дело Марьева ты просто в таком случае передашь тем же «убойщикам» с Литейного, и они уже будут работать по нему, потому что киллер наш останется у них и в их ведении. А ты можешь помогать им новой информацией, за что, может быть, тебя даже похвалят. У тебя есть всего один шанс раскрыть «мокруху» Марьева самому, единолично, и всего сорок минут для этого. За сорок минут тебе необходимо добиться, чтобы этот ублюдок накатал чистосердечное. Тогда ты, и только ты, раскрыл дело депутата. И прижать киллерка, на мой взгляд, можно только одним…

— Это часть твоей работы? — Он дождался ее, было бы нужно, он прождал бы и больше. И она знала — почему.

— Да. Это — моя работа.

Они сидели в ее дворе, уже в его «Мерседесе».

— А мне нельзя было рассказать раньше, в чем дело?

— Я до поры не была уверена ни в чем. Извини, если что не так.

— Наверное, ты права, наверное… Я в этом ничего не понимаю… Поехали?

— Поехали.

— Тебя собирались убить? — вдруг прямо спросил он ее.

Они проезжали под аркой, под которой недавно провели задержанного с заведенными за спину руками и в наручниках.

— Да, — просто ответила она. Больше он ни о чем ее не расспрашивал. Дальше они ехали молча.

Он вез ее по еще не остывшим следам от протекторов «шестерки», на которой Виктор с хлопиами увез покушенца. Что-то треснуло в воздухе сегодняшним утром. Уж не по их ли отношениям прошла трещина, как по бокалу тончайшего стекла, сжатого сильной, безжалостной рукой? А кому нужны треснутые и склеенные бокалы? Гюрза вдруг подумала о том, что этот случай расставил их по тем местам, которые они и занимали в жизни.

Мент и известный модельер. А то, что они встретились и были какое-то время вместе, — не еще ли одна причуда неистощимого на выдумки Случая?

Слишком разные у них жизни.

Что у них общего, что их связало? Только то, что он мужчина, а она женщина. Вот смотрите, она уже говорит об их отношениях в прошедшем времени. Не рано ли? Может быть, она просто устала от этого долгого утра?

Ей показалось, что ощущение пробежавшей трещины висело в воздухе, в теплом, пропитанном ее духами, его одеколоном и табачным дымом воздухе салона «Мерседеса». То есть и он думает о том же. Или она преувеличивает свою способность угадывать мысли?

Она вдруг подумала о том, что если бы он, такой, как он есть сейчас, встретился ей лет десять назад, то другого мужчины она и не пожелала бы.

В то время она искала человека, которому могла бы с радостью подчиниться, посвятить всю себя.

Но — не встретила. Теперь поздно, теперь она Гюрза и уже ни с кем не сможет ужиться надолго.

Пожалуй, она действительно уже здорово устала сегодня, чего только в голову не лезет…

Оставалось пятнадцать минут. Виктор брал по низшей планке. Значит, как минимум через четверть часа можно ждать, что решетчатая дверь распахнется и войдут матерые «убойщики» из Главка.

Знал об этом и киллер. Знал, потому что ему сообщил о том Беляков. «Вот как у нас с тобой, Валера, мало времени», — добавил после Виктор. В самом начале разговора на вопрос о фамилии-имени-отчестве задержанный ответил: Вайгалов Валерий Константинович.

«Пусть будет кем хочет, — подумал тогда Беляков. — А может, и на самом деле Вайгалов, взаправду Валера». Но так или иначе, он должен успеть расколоть этого типа первым.

Он выпросил у дежурного ручку и бумагу и быстро написал: «Протокол. По поручению следователя прокуратуры Мамонтовой Ю.К. мною, оперативным уполномоченным Дзержинского отдела уголовного розыска лейтенантом Беляковым В. И., 12.12.99 г, был произведен допрос гражданина, назвавшегося Вайгаловым Валерием Константиновичем, задержанного по статье 122 УК РФ. В ходе допроса задержанный показал, что…»

Тут он остановился и прочитал написанное.

Это было небольшим нарушением правил, поскольку оперативники не имеют права вести протоколированный допрос — только с согласия следака. Но Мамонтова Ю.К. вряд ли станет поднимать крик по поводу того, что никому ничего не поручала, — если меньше чем за сорок минут Виктору удастся расколоть киллера. Победителей не судят.

Беляков глубоко вздохнул, успокаиваясь, и вошел в «аквариум». Киллер должен был сознаться в убийстве Марьева. То, что это его работа, — Виктор не сомневался. Он сомневался, что за отведенное ему время сумеет добиться своего.

Беляков вспомнил, как Гюрза говорила, что есть тип преступников, с которыми можно только торговаться, с которыми вести другие разговоры бессмысленно. Очень похоже, что человек в наручниках, сидящий напротив, принадлежал именно к этой категории. «Всегда крайне важно захватить инициативу, — любила повторять Гюрза, — но когда имеешь дело с теми, кто настроился на полный отказ или глухую молчанку, это важно вдвойне».

Сообщив сидящему напротив в наручниках белокурому киллеру Валере, сколько у них времени, Беляков заговорил об убийстве Зверька. И как будто захватил инициативу. Потому что киллер внутренне настроился отмазаться от сегодняшнего покушения, на котором его взяли, или, в крайнем случае, от предъяв по убийству Марьева, а тут такой поворот. Как снег на голову ему вываливают дело, которое он давно похоронил в своей памяти.

На его бесстрастном до того лице отразилось едва заметное замешательство. А Виктор рассказывал о Зверьке и о зэке по кличке Фреза, который остался жив и запомнил мокрушника в лицо. И достаточно будет устроить им очную ставку, чтобы потом заботу о тебе, Валера, взяли на себя другие люди, освободив органы от лишней работы. И хорошо будет для тебя, Валера, если ты умрешь легко. За Зверька тебя в любой камере достанут незамедлительно.

Ну а очную мы тебе устроим в два счета, сам понимаешь. Что-что, а это нетрудно.

Потом Виктор поведал задержанному о том, что ему известна роль Валеры в гибели бойфренда падчерицы Марьева и самого Марьева.