Предстоящий разговор тяготил его. Практически впервые в жизни он не знал, правильное ли решение принял, верно ли поступает. Обычно подобные проблемы его долго не волновали. Все проблемы разрешались быстро и без особых раздумий. Без оглядок на последствия. Но сегодня…

Дверь за его спиной бесшумно распахнулась, и в помещение «лягушатника» шагнул светловолосый мужчина лет тридцати, в джинсах и сером, грубой вязки свитере на голое тело. Грузный человек в простыне живо оставил бутылку и порывисто поднялся навстречу.

— Валера! Жду тебя. Проходи.

По восточному обычаю он по-братски обнял гостя. Потом приобнял за талию и повел к столику. Горестное выражение моментально исчезло с его лица, как и вялость движений. Теперь это был бойкий, открытый кавказец.

— Молодец, что зашел. Садись. Как дела?

— Идут, — односложно ответил гость.

Он знал манеру своего работодателя поговорить о пустяках, прежде чем переходить к делу, и не торопился. Когда понадобится, дедуля сам все скажет. И останется лишь обсудить цену.

— Извини, кушать не предлагаю — здесь кушают такое, что стыдно. Гамбургеры-шамбургеры, фри… Что за фри такое?

— Нет, кушать не хочу, — улыбнулся тот, кого назвали Валерой, усаживаясь напротив и сцепив руки на животе. — Покушать можно и в другом месте.

— Правильно! — взмахнул руками грузный. — Всему свое время. Здесь купаются и отдыхают. Ты купаться не хочешь? Сходи, я подожду, а?

Валера отрицательно помотал светлой гривой волос.

Нельзя сказать, что кавказец не любил Валерия.

Он просто был к нему равнодушен. Относился к парню как к человеку, который изредка выполняет его личные просьбы деликатного характера. Один из винтиков общества, которым с недавних пор управляет именно он, Осман Вагранович.

— Ну, как знаешь. Хоть водички попей — это нехорошо, ты гость, а я тебя и порадовать ничем не могу.

— Водички — это можно, — согласился Валерий и набулькал в чистый бокал «Аквавиты». Пригубил. Отставил. — Вы как поживаете, Осман Вагранович?

Говорили они негромко, но чуткое эхо бассейна подхватывало слова и гулко разбивало о влажные стены. Даже собственные голоса казались беседующим нереальными.

— Да разве это жизнь?! — поморщился Осман Вагранович. — Проблемы, проблемы… Носишься туда-сюда, устраиваешь, чтобы всем хорошо было, а все равно неладно получается. А тут милиция еще… — Он печально махнул рукой.

Валерий едва заметно поднял брови. Отблески волн ползали по его худощавому лицу. Что-то быстро на этот раз Осман переходит к деловой части беседы. Без предварительной болтовни. И очень не понравилось Валере упоминание милиции — особенно в свете разговора. И куда клонит?

Заметив реакцию собеседника, пожилой грузин успокаивающе усмехнулся.

— Ты не беспокойся. Я милиции ничего плохого не сделал. Они меня не трогают, я им не мешаю… Но в любом стаде есть баран, который все стадо портит, правильно? Только не баран, а коза.

Женщина, понимаешь? Что ей надо — не знаю, клянусь… Но ведь крутится вокруг, выискивает чего-то, а чего — самой небось неизвестно.

В конце ноября Осман почувствовал некое слабое движение вокруг себя, что-то вроде легкого сквознячка. Двадцать восьмого числа какие-то менты пришли к его шестерке Болеку и из этого трусливого барана вытрясли кое-что по убийству народного избранника Марьева. Тогда Осман внимания на это не обратил. Все равно никто ничего доказать не сможет. Но потом эти же менты заявились в контору к Тенгизу — и контора приказала долго жить. Это был уже ощутимый удар, и Осман впервые ощутил тревогу. Он навел справки о женщине-сыщике и встревожился еще больше. Ведь из-за двухлетней давности писем именно этой бабы своему руководству пришлось грохнуть Марьева-депутата: она подошла слишком близко к его группировке, а Марьев-арестант начал бы петь, что твой Меладзе, и сдал бы всех. Необходимо было заткнуть ему глотку. И разве Осман виноват, что марьевское место в результате занял именно он?.. Хотя паниковать было еще рано — Тенгиз лег на дно, а больше ни одна душа не знала, кто заказал депутата, — Осман впал в мрачную задумчивость. Он не понимал, что нужно этой бабе, а непонятки его раздражали. Однако потом баба с помощью дружка-мента зачем-то принялась выпытывать у марьевского прикормыша подробности о гибели депутата. И это обеспокоило старого грузина не на шутку. Если так пойдет и дальше, то…

На столике запиликал сотовый, но быстро замолчал, потому как был переключен на режим автоответчика. Осман Вагранович брезгливо посмотрел на «трубку». Потом поднял глаза на гостя и вздохнул.

— Звонят, чего звонят? Даже здесь беспокоят.

Отдохнуть не дают… О чем я говорил, Валера?

— О женщине из милиции, — бесстрастно ответил Валерий. Пока он никаких выводов не делал.

Ждал продолжения. Хотя упоминание конкретного стража порядка не понравилось ему еще больше.

Обычно в разговорах с кавказским работодателем никогда напрямую не обговаривалось, что именно должен был совершить Валерий, — все строилось на намеках и полутонах, однако они прекрасно понимали, о чем идет речь. И если Осман собирается убрать эту женщину-мента… Знать, совсем из ума выжил.

— Какая женщина?! — возмутился Осман Вагранович. — Не женщина — мент в юбке. Женщина дома сидит, обед делает и детей растит, да? А эта с пистолетом по городу бегает. Что ей надо от меня, не пойму. Деньги вообще не берет. Гордая. Хотел по-людски поговорить с ней, своего человека послал, так она, представляешь, его обратно отправила, честное слово! Не правильно это, плохо… — Он вдруг стих, устало потер левую сторону широкой волосатой груди.

Осман соврал насчет того, что намерения противника ему неизвестны. Чертова Гюрза высказала требования предельно ясно: ей нужен был человек на Литейном, который за определенную плату сдает кавказцу информацию о планах и работе некоторых ментовских отделов — в частности угонного. Но тут уж Осман уступать не собирался. У ментов свои стукачи, у них свои. По-честному, да?

— Устал я, Валера. Старею, наверное. Женщину вот на место уже поставить не могу. Ты пей водичку, Валера, пей, не «бордо», но вкусно.

Валеру Осман Вагранович подобрал в девяносто шестом, аккурат после первой чеченской войны, когда молодой боец разведроты, чудом живой и не раненый, вернулся в родной город, где оказался без работы, без денег в восьмиметровой комнатке на Петроградской. Познакомил их охранник в офисе; Осман сразу обратил внимание на молодого парнишку, готового на все ради приличного существования. Старик не ошибся в своем выборе: щекотливые поручения Валерий исполнял четко, грамотно, без лишних вопросов и сомнений — лишь бы деньги платили. А Осман платил ему исправно, ежемесячно, несмотря на то, есть для него «работа» или нет, а что там происходит в голове белобрысого паренька, кавказца волновало мало.

— Осман Вагранович, — нерешительно заметил гость, — надеюсь, вы понимаете, что пересекаться с милицией…

— Это не милиция, слушай! — вскинулся грузин. — Это женщина! И она работает сама, без приказа… — Он запнулся, точно раздумывая, стоит ли продолжать, но продолжил:

— Валера, ты мне как родной сын, я о тебе очень беспокоюсь. Сережу Марьева помнишь, упокой бог его душу? Кто его убрал — не найдут никогда, это я тебе обещаю, потому что никому не нужно. Небольшой человек он был, хоть и депутат. Никому не интересно копать глубоко. А эта женщина копает. Зачем — не знаю. Но она была в семье Сережи. Почему-то спрашивала у дочери про ее знакомого. Того самого, который погиб два года назад…

Блестящие водянистые глаза Османа Ваграновича вдруг потемнели. Он прочистил горло и сказал:

— Мне это не нравится.

Это, наверное, было ошибкой грузина. Он знал, что Марьев испытывает к падчерице тайные и далеко не отцовские чувства. Знал и то, что Сергей Геннадьевич ревнует падчерицу ко всем ее приятелям — а особенно к последнему увлечению Алены.

За бутылкой настоящей домашней чачи будущий депутат, разбрызгивая пьяные слюни, рычал, что самолично придушит сопляка, и Осман, тоже захмелевший, ответил: не надо, дорогой, руки марать, найдутся люди для такой работы. Марьев ухватил соратника по «бизнесу» за рукав пиджака: что, правда сумеют помочь? И дорого стоит? А Осман сказал: «Для тебя, дорогой, ничего не стоит!