— Вы не уделите мне минуту вашего времени? — продолжал водитель иноземного автомобиля. Он обошел спереди своего боевого коня и приоткрыл дверцу со стороны пассажира. — Я бы хотел, если позволите, обговорить с вами одно дельце…
Вежливый. Интересный. Состоятельный. И на мороз вылез в одном пиджачке — хотя мог бы просто опустить стекло. Юмашева пожала плечами и сделала шаг к авто.
Страха она не испытывала, хотя заметила, что на заднем сиденье примостились двое — наверное, охранники обладателя двубортного костюма. А чего ей бояться? Раз зовет — значит, есть что сказать.
Интересно, что ему надо… И очень уж холодно на улице.
— Много времени я у вас не отниму. И, если пожелаете, потом отвезу куда прикажете.
Она всегда испытывала любопытство к людям, которые добились финансовых высот в этой жизни. Не только же бандиты и отморозки на джипах разъезжают? «А если этот из бандитов и отморозков, — легкомысленно подумала она, — то что-нибудь придумаю и смотаюсь. Выкручусь, одним словом. Но вряд ли он из этих. Кажется, я догадываюсь — из каких. Что ж, противник делает ход. Посмотрим, результативный ли…»
Юмашева молча подобрала полы пальто и поставила ногу на высокий порог «Паджеро». Блондин ненавязчиво поддержал ее за локоток, помогая забраться в салон джипа. Потом занял свое место за рулем, закрыл дверцу и через плечо бросил парочке охранников:
— Погуляйте-ка пока.
* * *
Без лишних слов оба телохранителя покинули теплый салон и мягко прикрыли за собой дверцы.
Первый закрыл дверь со стороны Юмашевой, и оба отошли немного назад. Все звуки внешнего мира исчезли, отрезанные почти герметично закрытым салоном джипа. Юмашева осталась наедине с водителем.
— Ну и погодка, а? — зябко потер руки водитель.
По-кошачьи урчал мотор, из колонок у заднего стекла доносилась едва различимая музыка. Убаюкивающее тепло из печки стекало вниз, окутывало ноги, как пледом, и волнами поднималось вверх, превращая салон джипа в кусочек то ли Багам, то ли, на худой конец, Сочи. Насквозь промороженный город, оставшийся снаружи, теперь казался далеким и к тебе не имеющим отношения. Как Северный полюс в какой-нибудь научно-популярной передаче, которую смотришь по телевизору, попивая горячий кофе на диване.
— Говорят, до марта такие холода продержатся, — по-светски нейтрально поддержала начало разговора Юмашева.
— Быть того не может. Первые декабрьские морозы зиму не делают, покачал головой собеседник и без перехода сообщил:
— Гюзель Аркадьевна, я, собственно, по делу. Хотелось бы обсудить с вами один деликатный вопрос. Меня зовут Роман.
Роман Павлович, если точнее, но можно просто Роман.
Юмашева молча кивнула. «Очень приятно» тут не скажешь.
— А вопрос вот какого рода. — Роман Павлович потер гладко выбритый подбородок. Не смущенно, а скорее задумчиво, точно вспоминая слово в кроссворде. — Нам бы очень хотелось узнать, Гюзель Аркадьевна, что происходит?
— А что, извините, происходит? — переспросила она, невинно распахивая глаза. Вопрос идиотский, но пусть собеседник выскажется, откроет, с чем пожаловал, с угрозами или посулами, тогда посмотрим, в каком ключе дальше вести разговор.
— А происходят малопонятные вещи, — картинно развел руками Роман Павлович, подхватывая игру. — К одному владельцу одного автомагазина является знаменитая на весь мир сыщица и начинает выпытывать у него информацию, которой тот владеть не может по определению. Потом происходит незапланированный налет на авторемонтную мастерскую. Опять же — с вашим, Гюзель Аркадьевна, участием, хотя вы являетесь работником совершенно другого ведомства, более пикантного, так сказать, рода деятельности… А зачем вы допрашивали скорбящую падчерицу Сергея Григорьевича, которая и вовсе к его делам не имеет никакого касательства? Непонятно! Будьте любезны, откройте, пожалуйста, чем вызван этот ваш неожиданный и столь пристальный интерес к определенному кругу людей?
Речь его, вопреки нескрываемому сарказму, текла гладко и стилистически безукоризненно. Не иначе филфак заканчивал любезнейший Роман Павлович. И словечко «незапланированный» случайным вовсе не являлось. Специально ввернул душка Роман Павлович, чтобы показать: нам известно все, что планируют ваши начальники. И Гюрза окончательно уверилась в том, что она на верном пути.
Ладно же…
— Вы извините, — сказала Гюрза и расстегнула пальто. Становилось жарко, — но мне с вами разговаривать не о чем. — Она посмотрела в окно, на топчущихся у кормы джипа охранников. В тонких джинсиках, кроссовках и коротких кожаных куртках. Даже без шапок. Наверняка им и в голову не приходило, что придется торчать на двадцатиградусном морозе, пока хозяин занят светской беседой с каким-то ментом в юбке. — Получается игра в «испорченный телефон». Вы передаете мне вопросы своих боссов, я через вас передаю им свои ответы, — ерунда выходит. Коли они хотят знать, чего я добиваюсь, — пусть сами придут и спросят.
Так им и передайте.
Юмашева ожидала этого. Или чего-то подобного. После того как вместе с юным Беляковым она начала ворошить дело Марьева, дурак бы не понял, что в один прекрасный день к ней явится вот такой «засланец» и поинтересуется: «Какого хрена вы копаете под уважаемых людей?!»
— Гюзель Аркадьевна, — обворожительно улыбнулся блондин и выключил печку. — Любые проблемы можно решить полюбовно. Если у вас есть какие-нибудь претензии к нам, ну давайте обсудим все спокойно и придем к мирному соглашению.
Если мы вас чем-то обидели, как-то помешали вашим делам — только скажите! Зачем воевать!
Охранники у заднего бампера «Паджеро» на обыкновенных качков, которыми окружают себя подобные Романы Палычи, похожи не были. Худощавые, но жилистые, подтянутые… Взгляды спокойные, но цепкие… Привыкли парни к трудностям и лишениям… Ах ты, черт побери, это ж наши, родные… Ни для кого не секрет, сколько толковых оперов, гонимые из органов символической зарплатой и зачастую сизифовым трудом, перекинулись в охранные структуры; самой не раз хотелось плюнуть на все и уйти в начальники службы безопасности какой-нибудь навороченной фирмы. И ведь звали неоднократно. И порой чуть было не соглашалась… Ну, Роман, ну, мерзавец…
— Скажу, — повернулась она к блондину. — Да, вы обидели меня. И помешали мне. Так и передайте своим «командирам»: я не остановлюсь, пока своего не добьюсь. И разговор наш окончен. — Гюрза взялась за ручку дверцы, однако Роман Павлович вежливо, но твердо удержал ее.
— Извините, еще два слова.
Его галантная улыбка погасла, и теперь Гюрза уже не сомневалась, что правильно поняла его тонкий ход с охранниками. Он, Роман Павлович, не собирался ни угрожать, ни сулить награды Юмашевой за то, чтобы она отстала от «угонял». Выгнав телохранителей на мороз, он, Роман Павлович, дал понять, что плевать они хотели и на нее, и на всех ментов оптом. Надо будет — перемерзнете, захотим — потом изойдете.
— Отбросим эвфемизмы и назовем вещи своими именами, — продолжал блондин. — Вы хотите найти того, кто заказал Марьева. Не стану спрашивать, зачем он вам понадобился, — понадобился, и все. Ну, допустим, вы его найдете… А как докажете, что это именно он — заказчик? А может, исполнитель? Не смешно. Исполнитель будет молчать.
Свидетелей, разумеется, нет. Вы с ветряными мельницами сражаетесь, Гюзель Аркадьевна…
Гюрза резко вырвала руку из пальцев Романа Павловича. И, вперив свой знаменитый взгляд в переносицу собеседника, медленно и внятно процедила сквозь зубы:
— Да мне на… не нужен твой заказчик, ясно?!
Мне нужно имя того, кто стучит вам с Литейного.
Благодаря кому меня ушли из Главка. И кто два года назад доложил вам, что Гюрза знает достаточно о Марьеве, чтобы прижать и его, и всю эту шайку. Так и передай. И еще скажи: я буду ворошить вашу помойку до тех пор, пока твои боссы сами не принесут мне стукача на блюдечке с каемочкой. Или пока я сама до него не доберусь.
В последнем случае все будет гораздо хуже. Для Османа Ваграновича.