На какое-то время над полем брани повисла тишина. Где-то жалобно ржал умирающий конь, которого кольчужная сетка не смогла защитить от стрел и мечей, где-то — среди тех, кто носил цвета графа Бигфута, — стонали раненые. Изрубленные в куски зомби, еще шевелившиеся, не издавали ни звука, да и зачарованные не чувствовали боли — заклятие позаботилось об этом, и теперь некоторые из них с полнейшим равнодушием разглядывали стрелы, торчавшие из собственных тел. И если падали, ослабев от полученных ран, то делали это молча. Они оставались смертными — но боль над ними была не властна.

Внезапно ряды солдат герцогини раздвинулись в стороны, и в широком проходе возник рыцарь, с ног до головы облаченный в сталь. Его тяжелые шаги были слышны, казалось, на другом конце поля. Он неторопливо шел прямо на ощетинившихся копьями гвардейцев. В руках его не было оружия. Порядком изодранный плащ волочился по земле, обильно политой кровью.

Наконец рыцарь остановился. Медленно поднялись руки в латных перчатках, почти по локоть забрызганные чем-то вязким и темным, так же медленно сняли шлем. Взглядам потерявших всякую надежду на спасение гвардейцев открылось лицо их лорда, графа Бигфута. И лицо его было совершенно спокойно.

— Солдаты… — Несколько мгновений он равнодушно оглядывал израненных воинов. Они молча ждали. — Солдаты… вы храбро бились. Но мы проиграли, и теперь герцогиня Тея де Блед предлагает вам сохранить ваши жизни. Вы показали себя достойными того, чтобы жить, мои гвардейцы. Вы доказали свою стойкость, мужество и выучку. Но сегодня нам не повезло… и я, ваш лорд, приказываю и прошу. Сложите оружие. Довольно крови, сегодня ее и так пролилось немало.

Привычка повиноваться была сильна. Один за другим гвардейцы, не смея ослушаться приказа своего господина, бросали на землю клинки, копья, арбалеты… Они еще не знали, что их ждет, — а даже если бы и знали, все равно их судьбу уже ничто не смогло бы изменить. Ну разве что кое-кто из них мог бы попытаться геройски и бессмысленно погибнуть. А пока никто не бросался к ним с веревками, никто не набрасывал на них сети и уж подавно не пытался убить безоружных.

Магистру все они нужны были живыми.

Граф Бигфут, повернувшись спиной к своим солдатам, медленно двинулся куда-то к лесу, где виднелась фигура в низко надвинутом на лицо капюшоне. В плече у графа торчал обломок стрелы — он не замечал этого, не чувствовал боли. Может быть, потом он этот обломок вынет и попросит, чтобы его перевязали… может быть. Если кто-нибудь напомнит графу об этом.

Яркое, не по-весеннему горячее солнце немилосердно палило с чистого голубого неба. Легкий ветерок, вместо того чтобы принести такую желанную сейчас прохладу, лишь забивал пылью пересохшее горло. Рон в который раз подумал о том, как все же здорово было бы хотя бы раз дать в морду тому пастуху, что еще три дня назад уверенно заявил им — мол, ручьев в этих горах предостаточно.

Хотя кто знает, может быть, здесь и в самом деле немало источников — а то, что ни один из них они с Ильтаром так и не встретили, просто роковая случайность. Вернее, случайность, которая вполне может стать роковой.

— Ты знаешь эти места?

На первый взгляд голос эльфа — спокойный и равнодушный к жаре, недостатку влаги и прочим трудностям, которые испытывали путники. И только тот факт, что вопрос был задан уже по крайней мере в третий раз за сегодняшний день, свидетельствовал о том, что и хваленая стойкость эльфов имеет границы.

— Нет, Ильтар. Я здесь впервые… но на карте указано, что Кер-Доран находится за тем перевалом. Завтра мы будем у его стен. Возможно, еще засветло… если, конечно, потратим часть ночи на дорогу.

— Ночью на этих скалах мы переломаем себе ноги, — заметил Ильтар.

Они только что взошли на очередную седловину — слева и справа возвышались острые скалистые пики, жаль только, что сейчас, в полдень, они не давали спасительной тени от палящих лучей солнца. Эльф пристально вглядывался в извивы горной гряды, которую им еще предстояло пересечь, и Рон заметил, как Ильтар чуть заметно шевелит губами, как будто бы произнося заклинание.

Рон провел кончиком языка по сухим, потрескавшимся губам и, вздохнув, отцепил с пояса флягу. В ней оставалось еще не менее пяти глотков теплой, несвежей воды. Он позволил себе только один. Путь предстоял неблизкий, а удастся ли им обнаружить источник…

— Я имел в виду, что трогаться с места лучше пораньше, как только забрезжит рассвет… к тому же по утренней про хладе и идти легче, верно?

— Верно, — подтвердил эльф, не вдаваясь в дальнейшие подробности.

Ильтар думал о том, что напрашиваться на неприятности для него не впервой. Когда Сейшел согласился выполнить приказ-просьбу Светлой Королевы, эльф вполне мог счесть свою миссию выполненной. С другой стороны, Этуаль приказала ему доставить Черного Барса в Вечный лес, а это означало, что Ильтар должен был, пусть и временно, стать спутником рыцаря. Поначалу он отнесся к этому спокойно, совершенно не подумав о том, что одним из участников того знаменательного похода являлся гном — и не просто гном, а сам Тьюрин Струвисон, ныне король третьего колена подземного народа. Не то чтобы Ильтар относился к гномам с отвращением, весьма распространенным среди его соплеменников. Годы жизни среди людей в достаточной мере научили его терпимости ко всяким живым тварям… даже столь мерзким, как эти бородатые карлики. Но вот насколько терпимы к нему, эльфу, окажутся сами хозяева этих гор?

Войн между древними расами не было довольно давно. Люди в таких случаях начинают считать, что на их землю пришел долгий и прочный мир, а потом, как дети, удивляются, обнаружив свою ошибку. Умудренные прожитыми веками, эльфы знали, что мир и спокойствие — лишь затишье перед очередной бурей. Если бы не очевидное и не всеми одобряемое миролюбие Владычицы, изредка происходящие стычки снова переросли бы в открытое столкновение.

Сам Ильтар не желал войны, особенно — войны с гномами. Одно дело не любить кряжистых подземных строителей, и совсем другое — желать им скорой и по возможности мучительной смерти. Это была одна из причин нелюбви к нему родичей — в их глазах ненависть к гномам была столь же естественной, сколь «и необходимой составляющей их долгой жизни. Случалось, даже мимолетная встреча эльфа и гнома на нейтральной территории ни с того ни с сего перерастала в кровопролитие.

А Ильтар за прошедшие годы навидался всякого, что научило его если и не с трепетом относиться к чужой жизни, то по крайней мере уважать взгляды, отличавшиеся от его собственных.

— Ладно, пора двигаться, — вздохнул Рон. — Думаю, если мы к сумеркам доберемся во-о-он до того распадка, будет очень неплохо.

Шесть дней, проведенных в пути вместе с эльфом, показались Рону скучными и однообразными. Все это время Ильтар был не слишком разговорчив, думая о чем-то своем, что, собственно, рыцаря вполне устраивало. Он и сам был не прочь обдумать предстоящее…

Тогда, несмотря на клятву, что должна была вести их одной, общей дорогой, они все же расстались. Слова, сказанные над могилой некроманта, были искренними и шли от самого сердца, однако совершенно не учитывали суровых жизненных реалий…

Айрин спешила в школу Сан, чтобы поделиться с Архимагом Сандором откровениями, содержащимися в древнем фолианте, подаренном ей драконом. Если поначалу девушка решила, что знания эти слишком опасны и не должны быть преждевременно принесены в мир, то, по зрелом размышлении, пришла к выводу, единственно правильному — довериться высшему магу Империи, то есть своему родному отцу. Кто как не отец способен помочь юной волшебнице сделать верный выбор. К тому же Сандор, по праву уже не одно десятилетие занимавший пост ректора Школы, сумел бы куда лучше вникнуть в тайны манускрипта, хранившего в себе ни много ни мало саму основу магии, описание и правила применения древнейшего из ныне существующих языков. Языка, на котором складывались все без исключения словоформулы заклинаний — боевых, лечебных и так далее. Никто до настоящего дня — ни умудренные веками эльфы, ревниво хранившие капли древнего знания, ни гномы, чьи освещенные вечными факелами подземные лабиринты скрывали немало загадок, ни иные расы — не владели этим языком, используя фразы и жесты, приводившие в действие заклятия, лишь путем их долгого и трудоемкого заучивания наизусть.