Всех этих вариантов, конечно же, никак нельзя было исключать. Однако думать ни о чем подобном не хотелось. Сидящий у Стахова (как и каждого из нас) в голове «внутренний цензор» сразу же отмел подобные предположения как необоснованные. Это и понятно: кому хочется думать о том, что его близкие жена и дочь — находятся в опасности? Кому приятно осознавать, что он не в силах не только помочь им, но даже и проверить подобную вероятность?

В подобной ситуации на ум сразу же начинают приходить различные успокаивающие варианты.

Стахову подумалось, что сразу же после того, как он первой раз поговорил с супругой из попутки, ей могла перезвонить теща. Наверное, она сообщила об ухудшении здоровья внучки. И Лида незамедлительно начала разыскивать его. Позвонила мужу в офис, позвонила секретарше Филимонова, и, отчаявшись наконец отыскать его, отправилась домой к матери. Во время своих телефонных поисков она вполне могла обмолвиться о причине, по которой ищет супруга. И если её разговоры прослушивались, заинтересованным лицам это давало основания предположить, что он, Стахов, также вскоре должен появиться у тещи, и тогда… Тогда, следовало признать, у «них» было время для подготовки к его встрече.

Вот только — почему Лида не позвонила Мишке на номер его мобильного телефона? Тогда она существенно раньше могла бы связаться с мужем. «Скорее всего, она была слишком возбуждена. Все дело в стрессе», — подумал Антон и попытался отвлечься от неприятных дум.

Меж тем машина шла, то притормаживая, то разгоняясь. По характеру шумов Антон мог предположить, что автомобиль, ехавший до того в плотном транспортном потоке, теперь катил по какой-то второстепенной, изобилующей выбоинами дороге. Водитель был вынужден существенно уменьшить скорость. Звук изредка проходящих навстречу машин свидетельствовал о том, что проезжали они совсем близко, а следовательно — дорога была очень узкой.

Прошло ещё некоторое время, и машина круто повернула вправо. Антон понял это по непродолжительному торможению и по тому, как инерцией его прижало макушкой к чему-то твердому. Затем последовало ускорение, и машина покатила дальше по на удивление ровному покрытию. Теперь не ощущалось ни малейших неровностей. Автомобиль будто скользил по воздуху. И это спокойное и плавное движение странным образом вызывало у Антона ощущение стремительно приближающейся опасности.

Прошло ещё несколько минут, и, предварительно коротко посигналив, машина остановилась. Хлопнула дверца, и раздались приглушенные голоса. Затем машина вновь тронулась. Дверцу при этом более не открывали. «Выходил не водитель, а кто-то из сопровождающих», — понял Стахов.

На сей раз, прежде чем вновь остановиться, автомобиль проехал, судя по всему, не более двух сотен метров. И снова хлопнули дверцы. На этот раз пассажиры молча удалились от машины, предоставив лежащему в багажнике Антону с тревогой ожидать дальнейшего развития событий. Почему-то пришли на ум прочитанные когда-то слова Вагнера: «Когда человек идет на смерть, самое меньшее, чего он может требовать, это знать зачем».

«Нет, — зло подумал Антон, — При чем тут смерть? И нечего мне запугивать себя. Скоро этим займутся другие». И он не ошибся.

Прошло никак не меньше пяти минут, прежде чем вновь послышались голоса и приближающиеся шаги.

— Да брось ты! — по-видимому, возражая кому-то, проговорил низкий усталый голос, — Ну что с ним могло случиться? Обмочился разве что. Так это не смертельно.

И тут — шутка человеческого сознания — Антон внезапно, как-то разом осознал, что он «на пределе». Еще немного, и он действительно не выдержит.

— А он не мог задохнуться? — озабоченно поинтересовался хорошо поставленный баритон, принадлежавший, как почему-то подумалось Стахову, несколько взбалмошному и капризному человеку.

— С какой стати? Я что, впервые, что ли, вожу таких фрайеров в багажнике? Пока, вроде, ни один не окочурился.

— Да открывай ты быстрей. Хватит трепаться, — потребовал баритон.

Раздалось позвякивание, а затем звук вставляемого в замочную скважину ключа.

Антон почему-то был уверен, что стоит открыться крышке багажника, как в лицо ему ударит яркий солнечный свет. Однако ничего подобного не произошло. Крышка поднялась, и на фоне темного звездного неба Стахов увидел силуэты двух склонявшихся над ним людей.

— Жив? — поинтересовался баритон, и мучимый внезапно пробудившимся желанием освободить свой мочевой пузырь, Антон неожиданно для себя самого не то застонал, не то замычал.

— Очухался, — удовлетворенно констатировал баритон.

— А то! Ты что, думал, он будет спать до Второго Пришествия? насмешливо заметил первый голос.

— Заткнись, живчик,(посоветовал баритон, — Вытаскивайте его, и давайте ко мне.

Один из заслонявших звездное небо контуров исчез, и его место заняли два других. В ночной тиши раздался негромкий звук удалявшихся шагов.

— Берите его за плечи, — распорядился уже знакомый усталый голос, — а я буду поднимать за ноги… Ну, взяли!

Антона вытащили из багажника, больно ударив между делом задом о твердый металлический край, и затем без особого пиетета не столько опустили, сколько уронили на асфальт. Он снова застонал, пытаясь сдержать естественные позывы.

Стояла тихая ночь. Причем, скорее всего, ночь южная. Антон сразу понял это по каким-то мимолетным признакам, которые, наверное, при всем своем желании не смог бы перечислить. Может быть, о том, что он оказался довольно далеко от родных мест, свидетельствовал какой-то по-особому мягкий, теплый и напоенный непривычными ароматами воздух. Может быть, это было не свойственное средней полосе многоголосое пение ночных насекомых и птиц, а может быть — все объяснялось необычной чернотой неба и удивительной яркостью звезд. Во всяком случае, Антон был уверен, что находится далеко южнее родного города.

Привезшая его машина оставалась за спиной. Перед ним далеко вперед простилалась покрытая асфальтом ровная поверхность, казавшаяся в ночи практически черной. Под острым углом к его согнутому в коленях телу шла сплошная темная стена с неровным верхом. «Кусты и деревья», — понял молодой человек. Далее перпендикулярно этим зарослям, казавшимся в темноте на удивление густыми и чуть ли не сплошными, шел ряд редких невысоких столбов со светильниками наверху. Можно было предположить, что светильники освещали некую дорожку или дорогу. И этот освещенный путь вел скорее всего к тому дому, несколько освещенных окон которого виднелись впереди. Не туда ли его должны доставить?

Анализировать ситуацию не было ни сил, не возможности. С его губ вновь сорвался стон.

— Развяжи ты ему пасть, — кому-то приказал низкий усталый голос, и услужливые руки принялись отдирать от щеки Антона пластырь.

Через пару секунд Стахов, давясь от внезапно прорезавшегося кашля, уже выплевывал изо рта какую-то отвратительную мокрую тряпку.

— Быстрее! — потребовал он, не конкретизируя своего желания, и снова застонал.

— Освободите ему руки и оттащите в кусты, — сообразил обладатель командирского голоса. — Да шевелитесь же вы! А то заставлю его вонючие штаны стирать.

Стахову расстегнули наручники и, взяв его под мышки, поволокли в сторону кустов. После того, как освободили скованные за спиной руки, невидимые путы, подтягивающие ноги к спине, сразу ослабли. Однако затекшие от многочасовой неподвижности конечности никак не хотели подчиняться. Поэтому теперь его волокли по асфальту как длинную мокрую тряпку. Носки туфель противно скребли по асфальту, а по затекшему телу меж тем растекалась разносимая кровью приятная теплота.

Антона подтащили к кустам, которые оказались тут не такими уж высокими и густыми.

— Поднимайся, — приказал голос справа. — Ты что, думаешь, мы так тебя теперь и будем таскать? Поднимайся!

Сильные руки с двух сторон потянули Стахова вверх, и он попытался встать на ноги. Однако они пока ещё отказывались служить ему. Поэтому сопровождающие позволили молодому человеку опуститься на колени на краю неглубокой канавы, проходящей как кювет вдоль линии кустов.