Рауль очень недоволен.

Руки одного «мула» засовывают в бумагорезательную машину, и Рауль спрашивает:

— Разве твоя мать не учила тебя держать руки при себе?

— Да-да! — визжит «мул».

— Вот и надо было ее слушаться, — наставляет Рауль. И всем телом налегает на рычаг, острие врезается в запястья перевозчика. Копы быстро мчат парня, лишившегося кистей рук, в госпиталь: Рауль желает, чтобы парень остался в живых — как напоминание другим.

Второй «мул» до Монтеррея добирается, но в багажнике, в наручниках и с заткнутым ртом. Машину Рауль отводит на свободную стоянку, щедро поливает бензином и поджигает. Потом Рауль сам отвозит наличные в Тихуану, обедает там с Аданом и отправляется на футбольный матч.

После этого долгое время никто больше не пытается присвоить наличные братьев Баррера.

Адан никогда не вмешивается в такие грязные дела. Он бизнесмен; на нем экспорт-импорт: экспорт наркотиков, импорт наличных. И он занимается наличными, что тоже проблема. Но такие проблемы любому бизнесмену конечно же по сердцу — что мне делать со всеми этими деньгами? Какое-то количество Адан может отмыть через рестораны, но пять ресторанов не в силах справиться с миллионами долларов, так что он в постоянном поиске «отмывочных» заведений.

Но для него все это — только цифры.

Он уж много лет не видел никаких наркотиков.

И никакой крови.

Адан Баррера никого никогда не убивал.

Даже и не избивал никого в гневе. Нет, такое — для крутых парней, все это насилие, давление. Это все дело Рауля, и он, похоже, совсем не против, наоборот. При таком разделении труда Адану легче не признаваться, откуда на самом деле текут деньги в дом.

И оно ему требуется, чтобы заниматься делом, обеспечивать приток денег.

Кэллан обстругивает доску.

Одним длинным движением он ведет рубанок с одного конца до другого, потом отступает — осмотреть работу.

Получается красиво.

Он берет кусок мелкозернистой наждачной бумаги, оборачивает вокруг доски и принимается полировать края, которые только что обстругал.

Все идет ладно.

Скорее всего, потому, размышляет Кэллан, что до этого все обернулось так паршиво.

Взять хотя бы грандиозный кокаиновый счет Персика: результат — ноль.

Даже в минус ушли.

Кэллан не заработал на этом ни единого цента; кончилось тем, что весь кокаин осел в сейфах ФБР. Фэбээровцы, наверное, вели груз все время, потому что не успел Персик ввезти кокаин в район юрисдикции Восточного округа Нью-Йорка, как тренированные бойцы Джулиани слетелись на него, как мухи на навоз.

И Персику предъявили обвинение в хранении наркотиков с целью распространения.

Тяжкое обвинение.

Теперь перед Персиком маячит перспектива встретить кризис среднего возраста в Синг-Синге, если он вообще проживет так долго, да еще ему придется выложить залоговые денежки Карлу Сагану, не говоря уж о гонораре адвокату и о том, что, пока все перемелется, он ни цента не заработает. Так что Персик бросил клич «Раскошеливайтесь, ребята, время сборов», и Кэллан и О'Боп мало того что потеряли все свои вложения в «кокс», так им еще пришлось выложить баксы в фонд защиты Большого Персика, а это солидный ломоть от их отложенных денег, добытых вымогательством и ростовщичеством.

Но есть и хорошая новость: им обвинение насчет кокаина не предъявили. При всех своих недостатках Персик — парень стойкий, и Персик Маленький тоже, и хотя ФБР писало всю болтовню Персика на пленку, пока тот трепался с каждым мафиози про всех остальных, ни О'Бопа, ни Кэллана они не выудили.

А это, думает Кэллан, обалденное везение.

Обвинение в распространении «кокса» грозит тюрягой на срок от тридцати лет до пожизненного, и вернее всего светит пожизненный.

Так что это очень даже крупное везение.

А потому воздух кажется особенно сладким, кружит голову сама возможность его вдыхать и знать, что и дальше будешь.

Ты уже начал свой день.

Но Персик вляпался, и Персик Маленький тоже, и идет слух, будто ФБР замело и самого Коццо, и брата Коццо, и еще парочку других, и караулит момент, чтобы попытаться дожать Большого Персика и закрыть всех остальных.

Да, мне здорово подфартило, думает Кэллан.

Что Персик — парень старой закалки.

А парни старой закалки держатся стойко.

Но трудные времена — не самая крупная проблема для Персика, главное — ФБР предъявило обвинение Большому Поли Калабрезе.

Не за «кокс», там целый воз других обвинений. Большой Поли струхнул не на шутку, потому что всего несколько месяцев назад этот козел Джулиани уже упек за решетку других четверых боссов на сто лет каждого, и дело Большого Поли идет следующим.

Джулиани — большой хохмач; наверное, знает старинный итальянский тост «Cenfanni» — «Живи же ты сто лет», но только он перекроил его на свой лад: «Живи же ты сто лет в тюрьме». И он полон решимости отсечь головы всем старым Пяти Семействам. Так что похоже, что Поли — конец. Понятное дело, Поли неохота умирать за решеткой, и он в напряге.

Ему охота свалить часть своей agita [69] на Большого Персика.

Помни, займешься наркотиками — ты покойник.

Но Персик с пеной у рта доказывает, что невиновен, что это фэбээровцы подставили его, что он и в мыслях не имел ослушаться своего босса и связаться с наркотой. Но до Калабрезе доходят упорные слухи про записи телефонных разговоров, где Персик толкует о «коксе» и ведет кое-какие подстрекательские речи о самом Поли Калабрезе. Однако Персик визжит: «Да ты что! Записи? Какие такие еще записи?» А Поли пленки ФБР не прокручивает, потому что пока не намерено использовать их как свидетельство в деле Калабрезе, но он не сомневается, что против Персика в его деле они их используют, так что у Персика они наверняка есть, и Поли требует, чтобы он принес их в дом на Тод-Хилл.

Делать этого Персику отчаянно не хочется: с тем же успехом он может засунуть гранату себе в задницу, постараться и выдернуть чеку. Ведь он на этих самых пленках болтает всякое-разное типа: «Эй, вы знаете ту горничную, которую трахает Крестная Мать? Представляешь, я слыхал, у него есть надувной член и он его использует...»

И другие пикантные штучки насчет Крестной Матери, насчет того, какая он дешевка, какой жаднющий засранец с вялым членом. А разная цветистая информация о порядке в Семье Чимино? А потому Персик вовсе не жаждет, чтобы Поли прослушал пленки.

И положение еще более острое оттого, что рак вот-вот унесет Нила Демонти, помощника босса в Семье Чимино, мафиози старой закалки и единственного, кто удерживал ветвь Коццо этой Семьи от открытого возмущения. А тогда не только исчезнет его сдерживающее влияние, но и освободится пост помощника босса, и у ветви Коццо большие надежды.

Пусть лучше Джонни Боя, а не Томми Беллавиа поставят новым помощником босса.

— Не буду я докладываться какому-то там хреновому шоферу, — бурчит Персик, точно он уже не ступает по тонкому, хрупкому льду. Точно бы ему представляется какой-то, черт его дери, шанс докладываться кому-то еще, кроме тюремного надзирателя или святого Петра.

Кэллану все эти сплетни вываливает О'Боп, который попросту отказывается верить, что Кэллан выходит из игры.

— Не можешь ты уйти, — твердит О'Боп.

— Чего это?

— Ты что, думаешь, ты вот так просто повернешься и уйдешь? Думаешь, тут есть такая дверь?

— Вот-вот. Так я и думаю, — отзывается Кэллан. — А что, ты собираешься закрыть ее грудью?

— Нет, — быстро говорит О'Боп, — но есть люди, у которых, знаешь ли, останется обида. Ты же не хочешь оказаться за дверью в одиночку.