В прошлом мне приходилось спать со многими куколками, но с Глорией все было из ряда вон выходящим. В постели она была неподражаема.

После еще нескольких звонков телефон наконец умолк.

– Ну, – сказала Глория, улыбаясь мне. – Эту ночь я буду долго помнить и не прочь ее повторить.

Я согласно кивнул.

– Я приготовлю кофе. – Она соскочила с постели и голой побежала на кухню.

«Экстерьер» ее заднего вида вызывал у меня бурный приток плотского вожделения.

Вскоре она появилась, в руках у нее был кофе. После двух чашек я почувствовал, что голова у меня стала светлее и что пора забрасывать удочку.

– Беби, – сказал я. – Расскажи мне немного и поскорей о Диасе. Почему он утратил для тебя интерес?

– Мне не нравится все, что происходит в «Аламеде».

– А что там происходит?

– Видишь ли, Альфонсо опасней гремучей змеи. Я испугана до смерти.

– Но что же все-таки происходит у вас в «Аламеде»?

– Он не считается с людьми. Те, кто ему не нравится, быстро находят свой конец.

– Как, например, старый Пит?

– И еще два паренька. Но я молчу: не хочу кончить, как они.

– А кто хочет? Но все-таки там у вас что-то происходит, а?

– У него кто-то скрывается. Он разместил их на верхнем этаже.

– Кого?

– Вот этого я не знаю и не хочу знать. Барт, я бы хотела выбраться отсюда. Я сыта по горло этим проклятым городом. Хочу уехать во Фриско. Там один парень хочет взять меня партнершей в свой номер, но ему нужны для этого деньги.

– Они всем нужны, детка. Не влипни опять в какую-нибудь историю.

– Он не такой. Одолжи мне десять тысяч долларов, Барт?

Я уставился на нее:

– У меня что-то с ушами, беби. Мне показалось, что ты что-то сказала насчет десяти тысяч долларов или мне послышалось?

– Именно это я и сказала.

– Десять тысяч! Крошка! Приди в себя! У меня нет и двух тысяч.

– Не лги. – Лицо ее напряглось. – Я знаю, что Альфонсо заткнул тебе рот пятьюдесятью тысячами. Я подслушала за дверью. Мне нужно только десять тысяч, в противном случае…

Я вдруг почувствовал, что совсем раздет. Эротическая атмосфера улетучилась. Я соскочил с кровати и прошел в ванную, где побрился и принял душ, не переставая размышлять над случившимся. Если женщина типа Глории заявляет, что в противном случае… то обращаться с ней нужно очень осмотрительно.

Когда я вернулся в спальню, Глория уже оделась. Она стояла ко мне спиной у окна и курила сигарету, пуская кольцами дым.

Я оделся, затем подошел к ящику письменного стола, где лежал мой полицейский специальный. Кобура была на месте, револьвера не было…

Глория повернулась и подняла правую руку. Блеснула вороненая сталь, и глазок зловеще уставился мне в грудь.

– Послушай, Барт. – Голос звучал хрипло, а глаза изучали меня.

– Уж не собираешься ли ты убить меня, крошка?

– Я прострелю тебе ногу, если ты не дашь мне денег. Ты вытянул из Альфонсо пятьдесят тысяч, – продолжала она. – Теперь я собираюсь взять у тебя десять тысяч.

Я глубоко вздохнул:

– Беби, успокойся. Я бы с удовольствием дал тебе деньги, но у меня действительно их нет. Я истратил их.

– Брось болтать. Ни один нормальный человек не истратит такую уйму денег за месяц.

– Ты, к сожалению, права, ни один… кроме меня. У меня особый талант тратить деньги. И еще у меня есть один талант – мне всегда попадаются дорогостоящие куколки. Всю свою добычу я израсходовал на четырехнедельный круиз. Откуда ты думаешь у меня этот загар? От работы на каменноугольной шахте?

– Меня это не волнует. Мне нужны деньги, Барт! – Она опустила револьвер. – Не может быть, чтобы ты все потратил!

В голосе ее теперь звучало отчаяние. Я понял, что худшее для меня позади.

– Это действительно так. Могу это даже доказать. Мы пойдем с тобой в банк, и ты сама узнаешь.

– Замолчи! – Она бросила револьвер на кровать и опять повернулась ко мне спиной.

Я вскочил со стула, схватил револьвер и сунул его в карман.

Она круто повернулась:

– Что же мне делать? Фрэдди не может взять меня, если я не войду с ним в долю. Неужели ты не можешь раздобыть этих чертовых денег, Барт?

– Умерь свою прыть, беби. Давай поразмыслим, что можно сделать. Ты не спрашивала себя, почему Диас так легко расстался с пятьюдесятью тысячами долларов?

– Нет, и почему же?

– Потому что я копнул такую банку червей, что он вынужден был заплатить мне, лишь бы я молчал.

– Что это за банка червей?

– Вот этого тебе лучше не знать. Это связано с тем парнем, которого прячет Диас.

– Ты имеешь в виду их обоих: и мужчину, и женщину?

– Какую женщину?

– С ним находится женщина. Я слышала, как они разговаривали.

Я вспомнил о двух кроватях на пиратском острове, потом о женских принадлежностях на туалетном столике. Я думал, что ими пользовалась Нэнси, когда посещала Поффери. Теперь дело запутывалось.

– Ты уверена, что с ним женщина?

– Абсолютно! А кто он такой? Почему ты так переполошился?

– Не пытайся это выяснить. Ты хочешь получить десять тысяч долларов, чтобы уехать во Фриско, так? Ты их получишь!

– Ты дурачишь меня?

– Ничуть. Ты их можешь заработать.

– Каким образом?

– Мне нужно знать, что происходит в баре Диаса. Ты должна все узнать об этом мужчине и об этой женщине и сообщить мне.

Она отпрянула:

– Ты считаешь меня полной дурой? Я не хочу кончить, как Пит и те двое ребятишек.

– Успокойся! Тебе нужно только поставить «жучок» в конторе Диаса. Никаких проблем, беби. Я дам тебе «жучок»-микрофон, а в придачу к нему магнитофон. Все прекрасно запишется. Тебе только нужно будет сменить пленку, когда старая кончится. Через неделю после того, как ты передашь мне пленку, я заплачу тебе десять тысяч долларов. Новеньких, зелененьких и громко хрустящих. Ну как, идет?

– А откуда к тебе придут десять тысяч долларов? Ты же сказал, что у тебя нет денег, – недоверчиво спросила Глория.

Я самодовольно улыбнулся:

– Это сейчас у меня их нет, крошка. Но через неделю они у меня будут. Часть денег, полученных у Диаса, я потратил на приобретение выгодных акций пополам с другом. Они принесут пятнадцать тысяч долларов, а стоят всего пять тысяч. Десять тысяч для тебя и пять тысяч для меня.

Я уже догадывался, что ее всю жизнь надували мужчины и что она была очень доверчива. Другое дело Берта. Та вылила бы мне на голову бутылку пива за эту «дешевку», но Глория в этом отношении не шла ни в какое сравнение с Бертой.

Я наблюдал, как Глория усиленно думала, и постарался ей не мешать.

– А какая у меня может быть уверенность, что ты меня не обманешь? – не сдавалась она.

– Готов поклясться на могиле отца.

Она подозрительно посмотрела на меня.

– А может, твой отец жив?

– Боже мой, ну что за женщина! Позвони на небо. Там тебе скажут…

Она подумала еще немного, но жадность все-таки взяла верх над осторожностью и благоразумием.

– Хорошо, я это сделаю, но только попробуй надуть меня и не дать денег…

Вашингтон Смит опять пришел к нам, на этот раз к ленчу. Ему звонил Хэмэл и сказал, что вернется к вечеру. Заболел директор фильма, и встреча откладывалась на неделю.

– А как миссис Хэмэл? – спросил я.

– Ей значительно лучше. Она уехала вскоре после завтрака. Наверное, поехала покататься на яхте. Солнце и море – великие целители.

Когда мы уже заканчивали ленч, послышался глухой звук мотора.

Смит тотчас поднялся.

– Это, должно быть, миссис Хэмэл вернулась, – сказал он. – Пожалуй, пойду.

– Ну, что вы, мистер Смит, – по-детски капризно произнес Джарвис. – Неужели вы не попробуете сыра? Это ведь «Стилтон», который я специально раздобыл, чтобы угостить вас.

Смит заколебался, но потом уселся снова.

– «Стилтон», какая прелесть!

Я отодвинул стул.

– Пожалуй, пойду осмотрю все вокруг и скоро вернусь, – проговорил я и кивнул Джарвису, направляясь по дорожке к воротам.