– Хорошо, Эльза, – уступил он, расплываясь в улыбке. – Что тут скажешь… Но мне бы хотелось узнать, что ответил Гаске.

Обведенные морщинами глаза нашего хозяина сверкнули.

– И вы узнáете, сэр, если таково ваше желание.

– Уж не хотите ли вы сказать, что получили письмо и от Гаске?

– Оно пришло сегодня днем. Я нахожу их курьезной парой, – он щелкнул пальцами, подбирая нужное слово, – этих микоберов[17]. Но простите, я забыл о хороших манерах. Дамам, должно быть, очень неудобно стоять. Пожалуйста, извините старика. – Он сопроводил свои слова галантным поклоном, на который Эвелин откликнулась шутливым салютом, вскинув руку к виску, а Эльза кивнула с церемонной вежливостью. Ничто из этого не ускользнуло от приветливого, но проницательного хозяина, напомнившего мне писателя Анатоля Франса. Граф попятился, все дальше отступая назад. – Я редко принимаю гостей, – продолжал он, – но вы найдете приготовленные для вас «легкие закуски», о которых писал мсье Фламан. Если хотите принять ванну и переодеться, мой дом в вашем распоряжении. Слуги могут принести ваш багаж…

Рамсден в изумлении уставился на него:

– Вы хотите сказать, что в точности выполнили просьбу наглеца?

– Конечно. Ведь он обещал мне хорошую забаву.

– И вы не обращались с этим в полицию?

Д’Андрие нахмурился:

– Разумеется, нет. Если не считать того, о чем он пишет в последнем абзаце. Вы еще не закончили читать? Позвольте мне.

Он взял письмо из рук Рамсдена.

– Вот это я понимаю! – невольно воскликнул светловолосый молодой человек. – Это как раз то, что способно поднять публику с мест в бурной овации! Кстати, о каком единороге речь?

– Все это чепуха, – нахмурившись, заметила Эльза. – Дорогой, не будь таким простаком, пошалуйста.

– Он тщеславный негодяй, это точно, – задумчиво произнесла Эвелин. – И все же было бы занятно с ним познакомиться.

Хейворд прочистил горло и вмешался с напыщенным видом:

– Друзья мои, друзья мои! Давайте рассуждать здраво. У этого парня крепкие нервы, – в его глазах блеснул огонек невольного восхищения, – но ваш Фламан не умеет колдовать. Теперь я спрашиваю вас: сумеет ли он исполнить задуманное? И как можно точно сказать, где именно с самолетом приключится авария, которая заставит его пойти на посадку, а? Если только… – Хейворд остановился. Он провел рукой по короткому ежику чистых светлых волос, а потом заговорил гораздо более резким тоном: – Ну конечно, джентльмены… Мы могли бы подумать об этом. Он подкупил пилота. Черт! Это не требует особого ума. Обычная грязная уловка, к которой мог бы прибегнуть любой, и меня сводит с ума мысль, что мы задержались только из-за…

– И все же, – перебил его Г. М., – я в этом сомневаюсь.

Наступила внезапная тишина. Г. М. вытер лысину и протер очки. Теперь он стоял, прислонившись к колонне, зажав старую черную трубку в уголке рта и почесывая подбородок цилиндром.

– Вот именно, – повторил он с рассеянным кивком. – Я сомневаюсь в этом, джентльмены. Тогда в сговор должны были бы вступить второй пилот и, вероятно, стюард. Это во-первых. И во-вторых: разве это в духе Фламана? Он одинокий волк. Слишком рискованно, я бы сказал, судя по виду этих парней…

– Если не ошибаюсь, вас и ваших друзей, сэр, не было на борту самолета? – уточнил д’Андрие, глядя на нас с Эвелин.

– Нет. Мы попали в небольшую автомобильную аварию. Н-да… А кроме того, мне приходится много путешествовать туда-сюда. И так случилось, что я помню экипаж этого самолета. Я летал с ними раньше. Гори все огнем, я не верю ни в какой подкуп. Первый пилот – его зовут Жан Морель – самый умелый и опытный летчик на южном направлении, и он практически вне подозрений…

– Я знаю, – согласился Рамсден. – Мне сказали, что его специально назначили на наш рейс. Но от этого все выглядит еще хуже. Хейворд прав. Как, черт побери, кто-то может вынудить экипаж посадить самолет именно там, где ему нужно? Как мог Фламан, будучи пассажиром, надеяться, что так и случится?

Д’Андрие развел руками:

– А вот так, сэр! – Темные глаза лукаво поблескивали под набрякшими веками. – Как, скажите, – учтиво осведомился д’Андрие, – он украл картину Рембрандта из бронированного хранилища Гроссенмарта в Берлине? Или сапфиры мадам де Монфор на президентском балу? Теперь сэр Джордж, возможно, понимает, почему я исполнил просьбу мсье Фламана, когда он почтил меня своим доверием.

И тут Рамсден обнаружил ту сторону своей натуры, которая объясняла его популярность у иностранцев. Он хлопнул шляпой по ноге и расхохотался:

– Сэр, мы будем рады воспользоваться вашим гостеприимством. Пусть Фламан сделает все, что в его силах. Если он среди нас, я надеюсь, он слышит мои слова, и я не мог бы выразиться яснее, не так ли?

– Даже если это влечет за собой большую опасность для вас?

– К черту опасность! Рискну. Мне доводилось бывать и не в таких переделках, – произнес Рамсден, посмеиваясь. Его светло-голубые глаза на лице цвета кирпичной пыли блеснули задором, когда он оглядел нас. – Скажу больше: так уж случилось, что здесь присутствует кое-кто способный отбить подачу Фламана быстрей Гаске. Я имею в виду вот этого человека. – Он указал на Г. М. – Не знаю, как он сюда попал, но он здесь, и великому Фламану лучше не спускать с него глаз. Кстати, давайте покончим с представлениями. Это сэр Генри Мерривейл. И… ах, дамы! Это мисс Чейн. А это, – он впился глазами в Эльзу, – мисс… миссис…

– Миддлтон, – подсказал стоящий рядом с ней мужчина, и его плечи гордо расправились. Он просиял, и Эльза просияла в ответ. – Миссис Миддлтон. Моя жена.

– И мистер Миддлтон, – продолжил Рамсден, после чего протолкнул вперед толстяка. – А это мистер Эрнест Хейворд. Мы разговорились в автобусе, когда ехали к самолету. Он жил в Вашингтоне в мою там бытность, более двадцати лет назад, при первой администрации Вильсона[18]. И теперь, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, будто я знавал там в ту пору и Кена. – Он посмотрел на меня. – Так что представляю вам мистера Блейка, моего друга, которому явно не помешало бы помыться.

Д’Андрие поклонился.

– А больше пассажиров в самолете не было? – спросил я.

– Еще трое должны подойти. Я никого из них не знаю – хотя постойте-ка! По-моему, один из них, высокий такой, худощавый, представился мне парижским корреспондентом «Лондон рекорд». А теперь, сэр, если вы попросите ваших людей принести кое-что из нашего багажа… Кстати, Г. М., где ваша машина?

Слово «багаж» напомнило мне о том, что вылетело у меня из головы. И в глазах Эвелин появилось осознание того же факта. К настоящему времени Драммонд и двое его горящих жаждой мщения спутников (если только благое Провидение не направило их в другую сторону), должно быть, добрались до наших увязших в грязи машин. Я мог себе представить, чтó они телеграфировали в Марсель. Кроме того, мне было ясно, что потом они нагрянут сюда. И если не принять меры, трое преступивших закон, включая Г. М., будут неизбежно схвачены. Ибо, как ему было указано Уайтхоллом, во Франции он не пользовался никакими полномочиями. Министерским чинам доставило бы удовольствие лицезреть его попавшим в беду.