Прогнать его? Одна эта мысль перевернула ей сердце, и она выдохнула беззвучно:

– Нет. Ни за что. Никогда.

Сен-Жермен неправильно понял ее, взгляд его омрачился.

– Не тревожься, прошу тебя, все пустяки. Опасности нет. Она станет реальной только через пять-шесть свиданий. Послушай, Оливия, не знаю, что творится со мной, но тебе вовсе не обязательно меня прогонять, я могу быть с тобой просто так, без всего остального. Я буду тебе другом, я буду тебя утешать, я придумаю что-нибудь, чтобы жизнь твоя стала полегче…

Его вдруг прорвало. Он говорил, говорил, говорил – безостановочно, страстно, бессвязно, мучаясь от того, что может ее потерять, и несказанно себе удивляясь. Разве у него прежде не было женщин? И даже более красивых, чем эта? Одни обожали его, другие боялись, третьи терпели, но навещал он их, только проголодавшись. И уходил, насытившись, нимало не сожалея. С этой, казалось, он был бы сыт одним тихим светом ее беспомощных глаз…

Маленькая ладошка закрыла ему рот. Сен-Жермен смолк, растерянный и смущенный.

– Все уже сказано. Ты – мой, я – твоя. Только не покидай меня,- прошептала Оливия тихо.

Она вновь прижалась к нему и шевельнула бедром, сама провоцируя его на дерзкую ласку. Ответ был немедленным – узкие сильные пальцы тут же пришли в движение, причиняя сладкую боль. Если вот это все, мелькнуло в ее голове, означает стать такой же, как он, она с радостью примет обещанное перерождение. Потом эта мысль пропала вместе с постелью, комнатой и всей вселенной, остались только его близость и окрыляющий душу восторг.

Они все не расплетали объятий, хотя холодок, потекший со стороны окна, явственно говорил о приближении утра.

– Еще чуть-чуть,- пробормотала Оливия, прихватывая его ухо зубами.

– Еще чуть-чуть,- он провел пальцем по соблазнительному изгибу ее шеи,- и встанут рабы.

Она неохотно отпустила его.

– Уходи же, иначе я опять потеряю голову. Сен-Жермен встал. Движения его были быстрыми и неслышными.

– Не томи меня долго, Оливия. Когда я снова увижу тебя? – Он уже вспрыгнул на подоконник и стоял в проеме окна.

– Скоро. Я дам тебе знать.- Без него постель тут же стала холодной, и простыня, которой она накрылась, не согревала ее.

– Каждый день на закате,- прошептал Сен-Жермен,- мимо твоего дома будет проходить разносчик фруктов. Спросишь у него ягод из Дакии и скажешь, когда их тебе доставить. В тот же вечер я появлюсь.- Он прощально махнул рукой, и окно опустело. Оливия осталась одна.

Сен-Жермен, никем не замеченный, пересек маленький сад и уже прикидывал, как взобраться на ветку, служившую своеобразным мостиком между улицей и двором, когда за спиной его раздался гортанный голос.

– Эй, малый, постой! – Обернувшись, Сен-Жермен увидел верзилу зловещего вида с грубой, обезображенной шрамами физиономией. Акцент выдавал в нем жителя римской Африки.- Кто ты и откуда ты взялся? И почему бродишь тут по ночам? – вопрошал Мавритании, поднимая большую дубинку.- Ну, что молчишь?

Сказать было нечего. Сен-Жермен мысленно обругал себя за беспечность. Дело принимало дурной оборот.

– Что – нынче даже вонючие персы шпионят за господами сенаторами? – взревел Мавритании. Дубинка его описала дугу. Удар, попади он в цель, разбил бы голову «вонючего перса», но тот был начеку.

Пригнувшись, Сен-Жермен подался в сторону и резко дернул раба за плечо.

Мавритании, споткнувшись, грянулся оземь, но неудача лишь разъярила его.

– Вероломный перс! – заорал он, вскочив на ноги, и вновь замахнулся дубинкой.

Крик мог разбудить рабов, и Сен-Жермен, высоко подпрыгнув, выбросил вперед обе ноги, стремясь поразить каблуками скифских сапожек плоский мускулистый живот мавританина. Конюх, согнувшийся пополам, упал на колени. Сен-Жермен схватил его за подбородок и отработанным резким рывком свернул ему шею. Мавритании тяжело опустился на землю, чтобы больше не встать.

К тому времени, как из хибарки выбежали охранники, Сен-Жермен был уже далеко. Он направлялся к Большому цирку, где утром намечалась охота, для которой ему было велено поставить зверей.

Скользнув в темный коридор под трибунами, ведущий к тому бестиарию, где содержались его подопечные, он услышал покашливание леопарда и сонные оханья шлюхи, ублажавшей то ли подгулявшего гладиатора, то ли ночного смотрителя, которому не спалось.

Письмо Нерона к Ракоци Сен-Жермену Франциску.

«Чужеземцу из Дакии, хотя сам он и не дакиец, шлет свои приветствия император Нерон!

Ты, конечно, слыхал о том, что царь Армении собирается меня навестить, и, без сомнения, понимаешь, насколько союз с Арменией важен для Рима.

Как мне кажется, среди твоих рабов есть армянка по имени Тиштри, она владеет упряжками дрессированных лошадей. Эта Тиштри на многих играх завоевала себе добрую славу. Ты окажешь мне большую любезность, если раба твоя выстутит с чем-нибудь новеньким перед Тиридатом, ибо поскольку она армянка, то любые воздаваемые ей почести будут рассматриваться как комплимент высокому гостю, что, несомненно, приятно ему польстит.

Есть и еще вещи, в которых ты, надеюсь, окажешь мне помощь. Я планирую большую охоту, а твой зверинец по-прежнему выше всяких похвал. У тебя сейчас там около полудюжины леопардов, я знаю, ты можешь достать и больше, займись этим прямо сейчас. Я возьму всех. Эти великолепные кошки наверняка порадуют своим видом наших армянских и персидских гостей. Хорошо бы также вывести на арену большерогих африканских оленей и густошерстных азиатских козлов. Озаботься отловом вепрей - они сильны, вспыльчивы и непредсказуемы - _и подумай, нельзя ли найти где-нибудь ирбисов. Аео-парды, бесспорно, весьма замечательны, но ирбисы превосходят их в грации и красоте. Мне нужен и черно-белый медведь, которого ты вывез с Востока.

Моя настойчивость – лишь знак моего уважения к твоему опыту и способностям. Я мог бы озадачить всем этим и владельцев других бестиариев, но никто из них не в состоянии справиться с таким объемом поставок. Ты – дело другое. Аля тебя невозможного нет.

Времени мало, я понимаю, что затрудняю тебя, но полагаю, что ты войдешь в мое положение. Можно было бы обойтись и меньшим количеством перечисленных мною животных, однако те, с кем я поначалу имел дело, меня подвели. Гиппопотамы и носорог задерживаются в пути. Аьвов, правда, доставили, но их еще надо натаскать на людей. Жду хороших вестей, надеясь на твою расторопность.

Собственноручно

Нерон.

6 июня 818 года со дня основания Рима».

Когда раб ушел, Юст повернулся к посетителю.

– Что ж, Друзилл, весьма жаль, что твоя сестра не может встретить тебя. Оливия уехала на денек – выкупаться в целебном источнике Фелия. Могу ли я помочь тебе вместо нее? Или, если хочешь, оставь ей записку.

Друзилл, легко в свои восемнадцать смущавшийся, переминался с ноги на ногу. Он понимал, что новоиспеченному трибуну Девятого легиона не пристало бы тушеваться, но ничего не мог с собою поделать и сильно робел в присутствии зятя, без чьей поддержки ему этой должности было бы не видать.

– Прошу прощения, любезный Юст, но я пришел с разговором к тебе.

Атриум в жилище сенатора был старомодным – квадратное отверстие в потолке почти не давало света.

– Если хочешь поговорить, нам лучше устроиться поудобнее.- Юст дважды хлопнул в ладоши.- Эй, рабы, подайте вино и пирожные в мой кабинет.

Следуя за хозяином, Друзилл удрученно покачивал головой. Дом Клеменсов и дом Силия были построены примерно в одно время, но если в первом настенная роспись потрескалась и потускнела, то во втором она ярко посверкивала, подновленная стараниями опытных мастеров. Новые двери сияли золотом ручек, а в богато обставленном кабинете вдоль стен тянулись стеллажи с книгами в дорогих кожаных переплетах, там же лежали и аккуратные стопки «Городских ведомостей» – ежедневной и весьма популярной римской газеты. Широкое, распахнутое настежь окно открывало вид на часть сада и флигель, пристроенный к зданию лет пять назад. Воздух в помещении был теплым и душным, как одеяло.