– Что за безумный, но прекрасный вечер, – сказал Гейвин. – Ты счастлива?

– Да, да, да, – пропела я, а он продолжал кружить меня до тех пор, пока я не сказала, что у меня кружится голова и нам надо остановиться.

К этому времени Джефферсон уже заснул. День, заполненный работой и играми, и стакан вина из одуванчиков уморили его.

– Полагаю, пора всем сказать «спокойной ночи», – предложила я. Комната так и кружилась в глазах. – О, Боже, – я прижала ладонь к сердцу. – Никто из нас не привык к такой тяжелой работе.

– Хорошая мысль, – сказал Гейвин и собрался взять Джефферсона на руки, чтобы отнести его наверх, но Хомер его опередил.

– Можно мне, – попросил он и сгреб Джефферсона руками, словно он ничего не весил. Глаза Гейвина округлились.

– Осторожней с ним, Хомер. – предупредил его Лютер. – Он не стог сена.

– Спокойной ночи, Шарлотта, – попрощалась я, стоя в дверях. – Спокойной ночи, Лютер. Спасибо вам всем за этот чудесный вечер.

– Мы уже много лет так не веселились. Правда, Лютер? – спросила его Шарлотта.

– Да, – ответил он, продолжая следить взглядом за Хомером. – Сразу же спускайся вниз, когда положишь его в кровать, Хомер, – приказал Лютер.

Хомер кивнул и довольно мягко и грациозно для человека его размеров понес Джефферсона вверх по ступенькам в его комнату. Там он аккуратно опустил его на кровать.

– Спасибо, Хомер. Приходи к нам утром, – предложила я. Он кивнул и быстро вышел.

Я пошла в ванную, а Гейвин снял с Джефферсона обувь и начал переодевать его ко сну. Всякий раз, видя свое отражение в зеркале, я начинала смеяться. Я не могла остановиться и продолжала смеяться, даже когда вернулась в комнату и села на кровать. Гейвин заглянул ко мне.

– Эй, что происходит? – спросил он, просовывая голову в приоткрытую дверь. Я разразилась еще более громким смехом. Он улыбнулся и подошел ко мне. – Что здесь такого смешного?

При виде Гейвина во фраке, я впала в еще большую истерику. У меня даже живот заболел, и я со стоном повалилась на кровать.

– Смотри, намочишь в штаны, если не перестанешь смеяться, – предупредил Гейвин.

Я уставилась на него и вдруг, так же внезапно, как расхохоталась, начала плакать. Я плакала навзрыд.

Слезы потоками текли по моим щекам. Это были горячие, безумные слезы из самой глубины того колодца внутри меня, в котором скопилось горе и боль. Гейвина напугала такая резкая перемена моего настроения, он присел возле меня и начал гладить по голове.

– Не плачь, не плачь. Все будет хорошо. Я обещаю. Пожалуйста, не плачь, Кристи. Я не выношу, когда ты плачешь, – говорил он и начал целовать меня в заплаканные щеки.

Я обняла его за шею и уткнулась лицом в его плечо. Он продолжал гладить меня по голове и шепотом успокаивать. Рыдания прошли, и я успокоилась. Я подняла голову, но не отстранилась от Гейвина. Наши губы почти касались.

– Кристи, – прошептал он.

Мы поцеловались. Сначала это был легкий поцелуй, затем сильнее, пока кончики наших языков не встретились, вызвав просто электрическую дрожь в теле. Он целовал мою шею и обнаженные плечи, и я со стоном снова легла на кровать. Мне хотелось, чтобы он опустился ниже, но он колебался.

– Гейвин…

– Это из-за вина, – прошептал он. – Это из-за него ты такая.

– Гейвин, – продолжала я, глядя в его темные глаза, – у тебя когда-нибудь была близость с девушкой?

– Близость?

– Рядом с ней без одежды? – спросила я. Возможно, если бы не вино, я никогда не задала бы такой вопрос.

Он отрицательно покачал головой и снова поцеловал меня.

Жуткое воспоминание о том, как дядя Филип, вцепившись в меня, толкая и скручивая мое тело, удовлетворял себя, снова вернулось, но я прогнала его прочь. Это было отвратительно, это было не так. Я не хотела бояться прикосновений, поцелуев, тела Гейвина рядом с собой. Я не хотела, чтобы его губы напомнили мне дядю Филипа.

– Гейвин, – прошептала я, – коснись меня, заставь меня забыть.

– Кристи… ты… вино…

– Это не из-за вина. Пожалуйста, – сказала я. – Я не хочу ни о ком сейчас думать кроме тебя. – Я взяла его руку и положила себе на грудь.

– Кристи! Нет, только не так. Я буду чувствовать, что я тебя обманываю, – объяснил он, убирая руку. Я уткнулась лицом в подушку, чтобы он не видел моего смущения. – Я хочу быть с тобой, но не тогда, когда ты в таком состоянии.

Я хотела крикнуть ему, что это не из-за вина, что женщина, которая хочет родиться в прекрасной любви, а не в насилии, совершенном безумцем. Я хотела представить, что сейчас это в первый раз, что я девушка, живущая нормальной жизнью, а не та, которую обесчестили. Мое тело до боли хотело нежности, доброты, ласки. Я хотела, чтобы наши поцелуи достигли самых дальних уголков моей души, возбудили мое воображение. Я хотела, чтобы Гейвин коснулся меня и погасил огонь страсти так, как это происходит между мужчиной и женщиной. Это должно быть чем-то прекрасным, а не тем ужасом, нависшим надо мной навсегда.

– Кристи. – Он коснулся моего плеча. Я застонала. – С тобой все в порядке?

– Нет, – простонала я – Я не могу больше хранить эти ужасные воспоминания, которые жгут мне сердце Я не могу остановить этот кошмар – Я гневно повернулась к нему. – Я сбежала из Катчерз Коув, Гейвин, из-за того, что со мной сделали. Я чувствовала себя грязной, оскверненной, и ни один душ или ванна не смогут очистить меня. И ты тоже так считаешь, да? Вот почему ты не хочешь прикоснуться ко мне.

– Нет, Кристи, – возмутился он. – Это не так. Я хочу прикоснуться к тебе. Мне приходится сдерживать себя каждый раз, чтобы не сделать этого.

– О, Гейвин, – заплакала я. – Не надо прилагать усилия, чтобы сдерживаться. Мне нужна близость с тобой, очень, – эти слова шли из какой-то неведомой мне глубины моего существа.

Он долго в нерешительности смотрел на меня и затем начал расстегивать свой фрак и рубашку. В свете керосиновой лампы я наблюдала, как он разделся до белья. Затем я сняла свое старинное платье и забралась под одеяло. Гейвин, посмотрев, спит ли Джефферсон, лег рядом со мной. Мгновение мы лежали не шевелясь, позволяя нашим телам соприкасаться.

– Кристи, – сказал он. – Я не уверен… я хочу спросить, что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Теперь, когда он был рядом со мной, я поняла, как далеко мы зашли и как быстро. Внезапно я испугалась. Может, Гейвин прав, может, не надо делать этого сейчас.

– Просто обними меня, – прошептала я, – я хочу заснуть в твоих объятиях.

– Это будет нелегко, – прошептал он. Его возбуждение объяснило мне – почему.

– О, Гейвин, я так жестока с тобой, мучаю тебя, требую то одного, то другого. Ты, наверное, ненавидишь меня.

– Я не могу тебя ненавидеть, Кристи. Это просто невозможно.

Его губы снова нашли мои.

– Гейвин, сделай так, чтобы я забыла, – попросила я. – Мне нужно забыть.

Его пальцы нащупали застежку моего бюстгальтера и расстегнули его. Затем он снял его с меня, и его пальцы нежно скользнули по моим соскам, набухшим и трепещущим.

– Кристи, Кристи…

Его пальцы приспустили мои трусики, и я помогла ему снять их совсем. Обнаженная, рядом с ним я чувствовала, что мое сердце так сильно бьется, что я была уверена, он тоже слышит.

Он снял с себя белье и, поцеловав меня, нежно вторгся в пространство между моих ног. Я закрыла глаза, а когда открыла их снова, я видела его глаза, его лицо.

– Кристи? – еще раз спросил он.

– Заставь меня забыть, Гейвин, – прошептала я и, отбросив все сомнения, сказала себе, что – это любовь, а не безумный животный секс. Это был экстаз, которого я ожидала.

Очень быстро те отвратительные воспоминания о том, что со мной произошло, стали уходить все дальше и дальше с каждым новым поцелуем, пока перед моими глазами не осталось только лицо Гейвина, его глаза полные любви.

Мое сердце наполнилось любовью и надеждой. Может, моя любовь к Гейвину и его любовь ко мне сможет в конце концов победить все проклятия, обрушившиеся на наши семьи.