– Вот вы где! Взволнованная этим криком, я открыла глаза и увидела Гейвина. Он улыбался, глядя на меня, уперев руки в бока и поставив чемодан рядом. На нем были темно-синие рабочие брюки, белая футболка и черная легкая куртка. Никогда я не была так счастлива, как сейчас, когда увидела его. Хотя со дня нашей последней встречи прошло не так уж много времени, он выглядел намного старше и выше. Джефферсон крепко спал, положив голову мне на колени. Изнуренная, я легла на скамейку и крепко заснула. Я понятия не имела о том, сколько времени прошло, но, казалось, что уже очень поздно. Даже в таком оживленном месте, как это, уже почти не было торопливо снующих людей. Я протерла глаза.

– Гейвин, я так рада, что ты здесь, – сказала я.

– А я искал и искал тебя. Я уже почти отчаялся найти. Я мимо этого места уже один раз проходил, но нас не было видно из-за спинки скамейки. Но, к счастью, я решил еще раз посмотреть.

Я кивнула, и затем все вновь на меня навалилось: то, что сделал дядя Филип, наше бегство, поездка в автобусе в Нью-Йорк, ужасное разочарование от встречи с моим отцом, исчезновение Джефферсона, кража наших вещей. Не успев предупредить Гейвина, я просто разревелась. Мои рыдания разбудили Джефферсона.

– О, Кристи, – воскликнул Гейвин. – Бедная Кристи! – Он обнял меня, и я уткнулась лицом ему в грудь. Мое тело сотрясалось от рыданий. – Все хорошо. Все будет хорошо.

– Что случилось? – спросил Джефферсон, сонно растирая ладонями лицо. – Гейвин! – закричала он от радости.

– Эй, племянничек, как поживаешь? – спросил Гейвин, шутливо потрепав Джефферсона по спутанным волосам.

– Я хочу есть, – немедленно заявил Джефферсон, а у нас нет денег.

Он нахмурился.

– Нет денег? А в чем дело? – Гейвин посмотрел на меня.

Я подняла голову и начала рассказывать о всех тех печальных событиях, случившихся с нами в Нью-Йорке. Гейвин сочувственно покачал головой и задумался.

– Ну, первое, что мы сделаем, это раздобудем поесть чего-нибудь горячего. Там есть небольшой ресторан, я проходил мимо, когда искал вас. Идемте, – скомандовал он, подталкивая меня, – горячая еда мигом поставит вас на ноги.

Тыльной стороной ладони он нежно вытер слезы с моей щеки и улыбнулся.

– Мои новые игрушки украли, – пожаловался Джефферсон. – Купишь мне другие?

– Посмотрим, Джефферсон, не все сразу, – мудро заметил Гейвин.

Каким он был сильным и уверенным, и как я была рада его видеть. Мое сердце радостно забилось, и страх, приковывавший меня к скамейке, исчез.

Я взяла Джефферсона за руку, а Гейвин – меня. Он взял чемоданы и повел нас в ресторан. Сделав заказ, Гейвин рассказал, как он сразу же, после моего отчаянного звонка, поехал к нам.

– Я оставил записку на холодильнике и уехал. Папа расстроится, но мама его успокоит. Я пообещал позвонить им, как только смогу. Я не сказал, что вы убежали, – быстро добавил он, – но Филип может позвонить им сам, или они ему. Ты не расскажешь мне подробнее о том, что произошло, – попросил он, – и почему вам пришлось убежать?

Я показала взглядом на Джефферсона и отрицательно покачала головой.

– Позже.

Гейвин понимающе кивнул. Теперь, когда Джефферсону принесли еду, он снова оживился. Он рассказывал о нашей поездке, подробно описывая людей в автобусе, то, что он видел, нашу поездку на такси по Нью-Йорку, и полицейского, который поругал его за то, что он ушел далеко от меня.

Ближе к концу нашей трапезы, Гейвин задал самый важный вопрос.

– Что вы собираетесь делать теперь?

– Я не вернусь в Катлерз Коув, Гейвин, – твердо и решительно заявила я.

Некоторое время Гейвин изучающе смотрел на меня, а затем облокотился на спинку стула.

– Так, у меня с собой все деньги, которые я накопил для поездки, но нам их надолго не хватит, – рассудил он. – Куда вы хотите поехать? Что вы собираетесь предпринять?

Я задумалась на мгновение. Тетя Триша была далеко, мой отец находился в бедственном положении, но было еще одно место. Я была там всего один раз с моими родителями, но я тогда была такой маленькой, что едва помню, что там было. Время от времени я украдкой слышала разговоры мамы с папой об этом месте и о милой тете Шарлотте.

– Я могу поехать в Лингбург, в Вирджинию, а оттуда – в Мидоуз, – сказала я.

– Мидоуз?

Гейвин с интересом поднял брови.

– Это старое фамильное имение, помнишь? Я упоминала о нем в письмах. Это там, где та самая старшая сестра старухи Катлер – Эмили, так ужасно обошлась с мамой. Я там родилась. Ну, вспомнил? – спросила я.

Гейвин задумчиво кивнул.

– После смерти отвратительной старой Эмили, мои родители ездили туда навестить тетю Шарлотту. Один раз я тоже ездила с ними. Я едва помню этот визит, но я звонила тете Шарлотте и ее мужу, Лютеру. Она подарила мне цветную вышивку, на которой изображена канарейка в клетке, я ее до сих пор храню. Она сама ее вышила. Это самое лучшее место для нас, Гейвин. Никто не додумается искать нас там.

– Лингбург, гм, – проговорил Гейвин.

– Мидоуз находится на расстоянии пятидесяти миль от маленькой деревушки под названием Апленд Стейшн. Но я не помню, чтобы там ходили автобусы. Это очень глухое местечко. Как ты думаешь, хватит ли твоих денег на билеты до Лингбурга? А потом, может быть, такси довезет нас до места.

– Я не знаю. Я узнаю, сколько стоят билеты, но ведь у вас с Джефферсоном нет ни одежды, ни других вещей. Не думаешь ли ты, что…

– Я не вернусь в Катлерз Коув, – повторила я, и на моем лице застыло выражение гнева и решимости. – У нас получится. Мы найдем выход. Я пойду работать, и у нас будут деньги. Я сделаю все, что угодно, лишь бы не возвращаться, – уверенно добавила я. – Я буду посудомойкой, буду мыть полы, все, что угодно.

Гейвин пожал плечами, пораженный моей решимостью и твердостью.

– Хорошо, пошли к кассе и узнаем, сколько будет это нам стоить, – сказал он.

– А мне купите игрушку? – спросил Джефферсон. Он залпом выпил остатки молока и доел крошки, оставшиеся от куска яблочного пирога на его тарелке.

– Посмотрим, – ответил Гейвин.

Ему хватило денег на билеты до Лингбурга, но после этого у него осталось только 27 долларов. Джефферсон захныкал, когда мы начали ему объяснять, что нам нужно беречь каждый пенни для покупки еды и такси до Мидоуз.

Наконец, Гейвин успокоил его, купив недорогую колоду игральных карт и пообещав научить его десяткам разных игр во время поездки.

Нам пришлось прождать еще час до отправления автобуса. После того, как Гейвин сводил Джефферсона в туалет, мы снова расположились на скамейках в зале. Пока Джефферсон был занят, забавляясь с картами, я рассказала Гейвину о том, что сделал со мной дядя Филип, опуская ужасные подробности. Он слушал, и глаза его с каждой секундой темнели все больше и больше. Я видела, как выражение его лица из изумленного и жалеющего стало гневным, когда из моих глаз снова полились слезы, они так и жгли глаза.

– Нам нужно обратиться в полицию, вот что, – решил он, и его черные глаза так вспыхнули, что в это мгновение больше походили на отполированный черный мрамор.

– Я не хочу, Гейвин. Я не хочу больше иметь дело ни с дядей, ни с моей тетей, ни с их ужасными детьми, – простонала я. – Кроме того, они всегда найдут способ все запутать и во всем обвинить меня и Джефферсона. Я просто хочу быть от них подальше. Все будет хорошо, пока я с тобой, – добавила я.

Он покраснел на мгновение, а затем снова принял прежний уверенный вид, который напомнил мне папу, особенно его манеру расправлять плечи и грудь.

– Никто больше тебя не обидит, Кристи, никогда, и не только пока ты со мной, – пообещал он.

Я улыбнулась и пожала ему руку. Затем я прижалась щекой к его плечу.

– Я так рада, что ты приехал к нам на помощь, Гейвин. Я больше ничего не боюсь. – Я закрыла глаза и, почувствовав его дыхание, улыбнулась и расслабилась.

Каким-то чудом я снова обрела надежду. Гейвин ехал с нами и развлекал Джефферсона, пересчитывая с ним игральные карты или считая телеграфные столбы, поэтому наше путешествие в Лингбург показалось нам короче, чем оно было на самом деле. Дождь, сопровождавший нас в Нью-Йорке, кончился, и почти на протяжении всего нашего путешествия над нами было голубое небо и белоснежные облака. Однако, несмотря на то, что мы отправились в путь рано утром, из-за многочисленных остановок и задержек мы должны были прибыть в Лингбург не раньше вечера. Мы старались потратить как можно меньше на ланч, чтобы сэкономить деньги. Гейвин заявил, что не так уж голоден, и съел только конфету, но когда мы приехали в Лингбург, у нас осталось только восемнадцать долларов и тридцать центов.