Зажегши свечу, Энтони держал ее в пространстве между широко расставленных бедер Сары; до ноздрей донесся слабый запах воска и ванили. В окружавшей ее тьме Сара отчетливо представила себе его руку, сжимающую свечу. Но только руку. Она и понятия не имела о том, что Энтони делает или собирается делать; воображение ее металось, выстраивая картины одна ужаснее другой.

«Верь мне, Сара». Слова эти остались непроизнесенными, Энтони молчал. И все же она слышала фразу – в ушах ее звучало эхо предыдущих ночей. Она повторяла ее про себя – беззвучно, – обреченная на белое безмолвие.

Пальцы Энтони пришли в движение, они чертили на ее коже маленькие влажные кружочки, они уходили все глубже, – зондируя, исследуя, – и свеча освещала им путь. Трепетное пламя не приблизилось к ней ни на дюйм, но к его теплу прибавился теперь жар ее собственного тела. Комната вокруг таяла, растворяя Сару в себе. Дыхание сделалось прерывистым – мощные выдохи с трудом пробивали дорогу через плотный шелк. Никогда еще, думала Сара, не приходилось ей быть столь открытой и беспомощной. Палец Энтони во что бы то ни стало хотел довести ее до конца, до предела, и Сара боролась с искушением поддаться ему или устоять. Где-то в глубине бушевала злость, едва просачиваясь сквозь страх, жар и сознательную решимость сдаться на милость своего повелителя. Сара злилась, что Энтони не изъявлял готовности лечь рядом, лечь на нее – он оставался в стороне, касаясь ее тела только рукой.

Жар побеждал. В сотрясавшей ее дрожи Сара закрыла под повязкой глаза, целиком отдавшись на волю темных, мрачных волн.

Внезапно она ощутила покой. Растворилось в воздухе тепло, шедшее от пламени свечи, пропали пальцы. Что дальше?

Энтони удивил ее тем, что в первую очередь снял повязку с глаз. Какую-то долю секунды зрачки обоих были устремлены друг на друга – затем Сара опустила взгляд ниже, чтобы убедиться в том, что Энтони еще не израсходовал свой пыл – в тот момент это показалось ей очень важным. Пыл остался. Несколько мгновений Энтони тоже разглядывал ее, как бы принимая решение относительно своих дальнейших действий. Может, стоит развязать рот – если он и в самом деле хочет услышать ее голос? Приподняв голову Сары, он распустил узел на затылке.

– Что же ты не трахнул меня? – хрипло спросила Сара пересохшими губами.

Она и сама поразилась той стремительности, с которой из глаз ее хлынули слезы. Лицо исказилось. Энтони опустился на колени рядом – снять путы с ее кистей, и Сара изогнулась, пытаясь приникнуть ртом к его плоти, но рыдания помешали ей. Энтони невозмутимо освободил одну ее ногу, затем другую, и лишь после этого решил заняться ее слезами. Накрыв своим телом Сару, он уперся локтями в пол и обеими ладонями принялся с нежностью вытирать ее щеки. Саре почему-то вспомнились дворники, очищающие ветровое стекло автомобиля.

– Отчего ты плачешь, Сара?

– Ты не захотел меня. Единственное, что тебе было нужно, – это напугать меня.

– Ты решила так потому, что чувствовала всего лишь мою руку? – прошептал Энтони, касаясь губами ее уха.

– Не знаю. – Не находя логики в собственных словах, Сара показалась себе совсем глупенькой.

– Причина отчасти кроется в твоем страхе. Другая сокрыта в том, чего ты о себе пока еще не знаешь. Как только мы начинаем с тобой эти игры, ты как бы снова оказываешься в детском саду. Отбрось от себя страх.

– А ты, значит, заканчиваешь школу, да? Ты уже не в первый раз сдаешь такой экзамен, правда, Энтони?

Подобного разговора между ними еще не было, подумала Сара, не решившись задать этот вопрос вслух.

– Во всяком случае, я знаю, что делаю. – Протянув руку, он зажал между пальцев белый шарф. – Хочешь завязать мне глаза? Хочешь – свяжи меня сейчас же. И можешь делать, что тебе вздумается, – это уже будет твоя игра.

Она отрицательно покачала головой.

– Видишь, и это тебя тоже пугает. Ты так и не знаешь, игра на чьей стороне доставляет тебе наибольшее удовольствие. Что приятнее – командовать или подчиняться? Но так или иначе ты должна будешь сделать свой выбор, научиться чему-то, и ты сама к этому стремишься – в противном случае нас сейчас бы здесь не было. Я говорил тебе об этом и раньше – вот почему мы с тобой встретились, вот почему мы до сих пор вместе. Не отдавая себе отчета, ты подсознательно искала именно этого.

Сара внимательно рассматривала свое тело. На правой груди виднелись два маленьких синеватых кровоподтека. Следы зубов. Синяки, которые он ей оставлял, располагались теперь во все более потаенных местах. И это только те, что она была в состоянии видеть.

До приезда Энтони у Сары оставалось около часа. Он сказал ей только, что их ждут где-то на ужин – в маленькой компании его друзей. И ни слова больше. Впервые он изъявил желание представить Сару кому-то из своих приятелей. На протяжении всех тех месяцев, что они были вместе, Сара встречалась лишь с его деловыми партнерами, с актерами, снимавшимися в его фильмах, – но ни разу с его друзьями.

История их взаимоотношений вполне могла бы начаться на необитаемом острове; они жили как бы в изгнании, за пределами мира обычных людей. Предоставленные сами себе – большую часть времени, во всяком случае. Эллисон явилась исключением, равно как и Рэнди. Оба были всего лишь гостями – и задержались они ненадолго. Сегодняшний же вечер нес с собой перемены; Сара изо всех сил старалась скрыть некоторое беспокойство.

Против ожидания, Энтони подъехал раньше, чем обещал. Сара в это время была занята тем, что разгружала сумку с купленными продуктами; входную дверь она оставила открытой. Возня в кухне настолько поглотила ее, что, до тех пор пока Энтони не подошел к ней вплотную, она не слышала его шагов.

– Господи, как же ты напугал меня! – воскликнула Сара, поворачиваясь к нему лицом.

– Прости меня, но дверь была распахнута. Я принес тебе подарок. – Он протянул ей небольшой пакет с маркой фирменного магазина дамского платья. – Мне хочется, чтобы ты надела их сегодня вечером, хорошо?

Сара развернула пакет и вытащила из него пару черных нейлоновых чулок, украшенных сверху широкой кружевной лентой, под которой совсем не видна была эластичная резинка.

– Значит, долой подтяжки? – спросила Сара.

Она почувствовала, что краснеет, – так бывало всегда, когда Энтони говорил ей, как она должна одеться. В последнее время подобное случалось все чаще.

Энтони отвел рукой ее волосы, прижался губами к шее.

– По-моему, сейчас нет нужды говорить тебе, что еще следует надеть, а что – нет. Согласна?

– Да.

– До встречи.

– Спасибо, Энтони.

Но это было сказано уже ему в спину.

Чулки лежали на кровати, а Сара копалась в шкафу, пытаясь посмотреть на себя со стороны глазами Энтони. В конце концов выбор был сделан: черное шелковое платье без рукавов, а сверху длинный жакет. Платье с боковым разрезом доходило до колен. Держа его в руках перед зеркалом, Сара прикидывала, насколько высок разрез, позволит ли он, как хотелось Энтони, обойтись без белья, и не арестуют ли ее за безнравственный туалет. Если не забывать о том, что ноги все время должны быть скрещенными, то, похоже, обойдется.

На приготовления ушел почти час – для Сары это было неслыханно. Обычно ей хватало пятнадцати минут. Она сунула голову в вырез платья, позволив шелку скользнуть вниз, по черному лифчику, затем холодком прошелестеть по обнаженной коже и упасть наконец на нейлон чулок. Постепенно Сара привыкала надевать платья прямо на голое тело; когда она сидела в ресторане, воздух из кондиционера ветерком пролетал меж ее ног, от ощущения свежести по животу шла приятная легкая дрожь. Вот уже несколько месяцев Энтони не давал ей раздеться самой – и срывал он с Сары не только одежды. Как бы наждачной бумагой он тер ее душу в тех самых местах, на полировку которых у Сары ушли годы, – слой за слоем осыпался вниз лак, обнажая под собой голую древесину. Иногда Сара сбрасывала одежду, становилась перед зеркалом и долго рассматривала в нем свое тело, походившее на ежесекундно меняющееся изваяние. И поражалась тому новому, что обнаруживала вдруг в своей наготе.