До сумерек мы просидели в винограднике. И хотя холодный ветер пронизывал до костей, развести костер мы не решились.

Согревались, прыгая то на одной, то на другой ноге, хлопая себя по бокам… В темноте двинулись в село.

Но как найти дом старосты? Ведь у нас не было никаких примет, а стучаться в любую избу означало провал.

— Ничего, успокаивал нас Дитяткин. — Как говорят, Бог не выдаст — свинья не съест. Что-нибудь придумаем…

Нам повезло. Пробираясь по садам и огородам, мы услышали громкий разговор:

— Да хай ему грец, цему старосте. В селе тихосенько, даже кочеты не спивают. Пийдемо Гнат до Тайки. Вчора горилку гнала — согреемся трошки…

— Ладно. Только недолго. А то влепят нам в полиции…

Скрипнула калитка — все стихло. Мы догадались, что здесь и находится дом старосты.

— Пора, братцы. Самое время брать, — скомандовал Дитяткин.

— Паша к калитке, Толик — следи за улицей. Юнга — со мной.

Взошли на высокое крыльцо.

Дитяткин постучал.

— Кого еще там принесло? Ты, Игнат? — донесся из-за двери заспанный женский голос.

— Свои…

— Какие еще свои? Свои разные бывают, — недовольно пробубнил опять тот же голос.

— Открывай! А то дверь взломаю, — негромко, но внятно потребовал разведчик.

Послышались тяжелые шаги, загрохотали засовы, и перед нами предстал лысоватый грузный мужчина в ночной сорочке поверх голубых галифе…

— Староста?

— Хотя бы…

— Собирайся, пойдешь с нами!

— Куда?

— На кудыкину гору…

Прикрыв за собой наружную дверь, вслед за хозяином мы прошли в избу, где тускло горела настольная керосиновая лампа. Окинув нас пристальным взглядом, и, как мне показалось, чему-то улыбнувшись, староста молча надел ватник, натянул серую шапку и начал что-то складывать в мешок. Ожидая подвоха, Дитяткин наблюдал за каждым его движением.

— Ничего, Маруся, не волнуйся. Вот увидишь — все будет в порядке! — успокаивал староста плачущую женщину, нежно погладив ее по плечу.

Откровенно говоря, зная о зверствах фашистов и полицаев, я был удивлен спокойным, ровным голосом старосты и его отношением к жене.

По дороге наш пленник не пытался бежать. Звать на помощь он, правда, не мог: предусмотрительный Дитяткин сунул ему в рот кляп, на который сгодилась флотская рукавица.

Без происшествий мы добрались в условленное место на берегу моря. И, как было условлено, Тополов с помощью карманного фонарика подавал сигналы в сторону моря.

Тянулись минуты и, казалось, что мы попусту тратим время. Но вот, точно маленькие звездочки, замигали знаки «морзянки».

— Вас понял. Ждите шлюпку, — разобрал я.

Где-то через четверть часа из ночной тьмы вынырнула шлюпка. Скоро мы все разместились в ней.

Когда подошли к «морскому охотнику», Дитяткин, не очень-то вежливо подсаживая старосту на катер, в сердцах произнес:

— Давай, давай пошевеливайся, холуй фашистский!

Тот в свою очередь посмотрел на разведчика с горечью и сожалением…

Каково же было удивление, когда на только что пришвартовавшийся в Сочинском порту «морской охотник» пришел полноватый майор и, развязав руки старосте, трижды расцеловался с ним.

— Сергей Львович Ермаш, — кивнув в сторону майора, шепнул мне Лебедев. — Заместитель начальника разведотдела…

Между тем майор громко проговорил:

— Рад видеть тебя, Вадим Иванович! Скажи спасибо нашим отчаянным братцам, особенно Дитяткину. — И с лукавой усмешкой обратился к Василию: — Знакомьтесь, Дитяткин, — капитан-лейтенант Фомичев…

Дитяткин зарделся своей почти девичьей улыбкой и, не поднимая глаз, протянул руку. «Староста» сердечно пожал ее.

— Вадим Иванович выполнял особое задание нашего командования. Почему не сообщили вам? По законам конспирации… Всякое могло случиться… Не обижали они тебя, Вадим Иванович?

— Все хорошо, Сергей Львович, — поспешно ответил Фомичев.

— Только вот зачем мальчонку на такие задания берут?

После объяснений Дитяткина, капитан-лейтенант дружески распрощался и вместе с майором вышел на причал.

Наш «558» находился не в доке, как передали еще на барже по рации Дитяткину, а стоял на территории судоремонтного завода, эвакуированного из Крыма.

Там впервые я увидел свой катер, как говорится, от киля до клотика. Поддерживаемый деревянными подпорками и тросами, он держался на толстых опорах примерно в десяти метрах от воды. Снизу до самой ватерлинии весь корпус был в прилипших к нему морских ракушках и затвердевших водорослях. В правом борту, рядом с форштевнем, зияло отверстие величиной с футбольный мяч. В разных местах пробоин торчали забитые в железо деревянные колышки-чопики, которых я насчитал больше пятидесяти…

На катере не оказалось Боцмана. Исчезновение корабельной собаки лихорадило всю команду. Искали ее в порту, на других катерах. Боцман пропал бесследно, будто в воду канул.

В то утро Николай Белов решил проведать Николая Грипича, раненого при обстреле нашего «558». Старшина предложил и мне пойти с ним.

Мы шли по утопающему в зелени городу. И только красные стрелы, указывающие путь в бомбоубежища, да наклеенные крест-накрест матерчатые ленты на окнах напоминали о военном времени.

Госпиталь находился на вершине горы, куда вели каменные ступени. У главного входа стоял пожилой моряк с винтовкой на плече. Он вызвал нам дежурного врача, с разрешения которого мы прошли во двор, где в тени акаций стояли длинные скамейки. Я сел на одну из них, положив рядом сумку с купленными на рынке фруктами, а Николай пошел разыскивать Грипича.

Потом по просьбе Грипича я поведал о днях, проведенных с разведчиками.

— Считай, что тебе повезло. Получил боевое крещение и на суше, обняв меня за плечо подытожил наш минер.

Из госпиталя один за другим выходили раненые в синих халатах с шалевыми воротниками и отороченными белой материей рукавами. Такой же халат был и на Грипиче. Правая рука минера, затянутая затвердевшим гипсом, держалась на перевязи.

— Никола, — поинтересовался Белов, подергивая тесемки нижней рубашки своего друга. — А где твой тельник?

— Понимаешь, тут такое дело… Здесь лежит много морских десантников. А получен приказ одевать нашу братву в армейскую форму. Оно, конечно, удобней и ладней. Попробуй пробежать метров пятьсот в наших широких брюках?! Да и сапоги теплее и удобнее ботинок со шнурками… Приходят к нам моряки перед отправкой в десант и мы отдаем им свои тельняшки… Какой же моряк без тельняшки?

— И знаете что, — веселее продолжал Грипич. — Когда десантники выстраиваются перед посадкой на корабли, командиры только диву даются: у каждого «морская душа» под гимнастеркой. Флотские тыловики просто с ног сбились. Понять не могут, откуда тельняшки берутся? А братва только ухмыляется…

Грипич помолчал и перевел разговор на другую тему.

— Значит, потеряли Боцмана. Такую собаку проворонили! Это можно простить юнге… А ты-то, товарищ старшина, куда смотрел? Тоже мне моряки… Вам бы видеть море с берега, да корабли на картинках. Ладно уж… Следуйте за мной…

В дальнем углу госпитального двора возле сторожки приютилась собачья конура.

— Налет, ко мне! — позвал Грипич.

Из конуры выскочил… Боцман. Он подпрыгивал, лаял, отбегал от нас на несколько шагов и большими скачками возвращался назад. Радости его, казалось, не будет предела.

Но почему Грипич назвал его Налетом, и наш Боцман откликнулся на этот зов?

— Налет он… Налет, юнга! — словно угадав мои мысли, пояснил Грипич. — Признал собаку один из десантников…