– Очевидно, девочка не является дочерью миссис Конвей?

– Господи, конечно, нет. Ее мать, первая жена Бентона, умерла десять лет назад, когда Розмари была еще маленькой девочкой. Думаю, что это одна из причин ее стеснительности.

– Если Розмари такая застенчивая, то почему принимает участие в чтении?

– Она любит литературу, а тот, кто входит в женский совет, обязан принимать участие в представлении. Тем более, что библиотека создана по ее инициативе. На самом деле Бентон наверняка хочет, чтобы она приняла в этом участие, ведь это его связующее звено с Пайн-Криком.

– Это для него важно?

Мэгги кивнула головой.

– Да, ему не хватает авторитета. До того как он стал симпатизировать янки, его, по крайней мере, принимали в обществе, теперь же он окружен всеобщим презрением. Он очень любит деньги, поэтому не в силах отказаться от своих сомнительных делишек. Те, с кем он ведет дела, – по большей части, подонки общества.

Рейд улыбнулся:

– Похоже, вы имеете свою точку зрения. Мэгги рассмеялась.

– Вы правы. Бывало, мы с Уиллом ужасно спорили. Он говорил мне, что я должна соглашаться со своим мужем во всем, а я отвечала, что не вижу причин, почему должна это делать, если не прав муж.

– И кто побеждал?

– В большинстве случаев, никто. – Ее глаза повлажнели. – Уилл начинал цело… – Она замолчала и покраснела, понимая, что то, о чем она собиралась рассказать, вряд ли уместно. – То есть… мы мирились и забывали об этом.

Окончательно смущенная, она отвернулась от Рейда и стала смотреть на сцену. Рейд продолжал наблюдать за ней. Он представил себе, как они мирились, и мысль об этом бросила его в жар. Он смотрел на плавный изгиб бровей Мэгги, прямую линию носа, мягко очерченные чувственные губы. Любой мужчина с удовольствием поссорился бы с Мэгги при условии, что она с такой же страстью будет заниматься после ссоры любовью. Она должна быть в постели раскованной и страстной, подумал он. В последнее время Рейд часто представлял ее такой. Мэгги Уиткомб была не просто красавица – в ней все дышало страстью, от восхитительной округлости ее груди и бедер до непокорных бровей. Рейд не сомневался, что она была бы желанной добычей любого мужчины, и он не был исключением. Одно только продолжало мучить его – чувство вины охватывало его всякий раз, когда он смотрел на ее мужа, милого симпатичного человека, пострадавшего на войне.

Рейд знал, что Мэгги никогда не изменит Уиллу, она была не из тех, Кто легко нарушает брачные узы по любому поводу. Он был уверен, что Мэгги решила нести свою ношу до конца.

И все же искушение Рейда росло с каждым днем. Мэгги не оставляла его мысли. Каждый день, видя и слыша ее, будучи свидетелем ее восхитительной силы и мужества, он не мог не думать о ней. Впервые за долгие годы он почувствовал тепло по-настоящему человеческих отношений. Каждый день он просыпался с радостным ожиданием нового дня.

Народ зашевелился, и начался концерт. Президент женского союза Марианна Хилл объявила первую выступающую, которая предложила присутствующим послушать попурри из песен. Выступила она с подъемом, хотя и не очень талантливо. Следующей была застенчивая Розмари Конвей, которая таким тихим голосом прочитала эссе Ламба, что ее едва было слышно. У нее был такой вид, что казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Все облегченно вздохнули, когда она села на свое место, закончив. Затем на сцену вышла пожилая седовласая женщина и сыграла на скрипке такой красивый концерт, что он, казалось, затронул душу каждого слушателя. Матрона огромных размеров с выступающей грудью прочитала волнующую поэму, а рябая девочка сыграла разухабистую пьесу на фортепиано. Таким образом, множество разнообразных и достаточно интересных номеров сделали вечер вполне успешным. Что касается Рейда, то он нашел достаточно приятным провести весь вечер рядом с Мэгги, вдыхая ее легкий запах лилии и ощущая рядом ее тепло.

После недолгого сердечного общения с друзьями и соседями они пошли домой. Ти и Уилл шли на некотором расстоянии впереди. Мэгги и Рейда шли медленным шагом и тихо разговаривали. Ночь обволакивала их легкой и сладострастной негой. Рейд чувствовал, как в его жилах закипала страстью кровь. Так легко, так естественно было ему с Мэгги, что он взял ее под руку, и они стали похожи на парочку влюбленных.

Потом Ти и Уилл повернулись к ним, спросив о созвездии, и Мэгги, внезапно придя в себя, убрала свою руку и отпрянула от Рейда. У нее сильно забилось сердце, и она почувствовала, что краснеет. Оставшийся отрезок дороги до дома она держалась на расстоянии доброго фута от него. Между ними установилось неловкое молчание. Как обычно, они пошли по дорожке, ведущей через двор к задней двери. Было слишком темно, а двор был покрыт грязными лужами, так что Мэгги приподняла юбки и осторожно продвигалась вперед, в отличие от Ти и Уилла, скачущих прямо по лужам. Внезапно она оступилась и угодила ногой прямо в лужу. Она тихонько чертыхнулась.

– Что случилось? – Рейд мгновенно оказался рядом с ней и подхватил под руку.

– Я… я ступила в грязь. – Она почувствовала его прикосновение и собрала волю в кулак, чтобы скрыть замешательство. – Это мои любимые башмаки, – сказала она.

– Пойдемте, я их почищу.

Он повернулся к хлеву, не выпуская ее руки, и Мэгги пошла за ним.

В хлеву было темно, но Рейд быстро достал лампу, зажег ее и повесил на крючок одного из стойл. Затем открыл ящик для инструментов и вынул из него металлический скребок. Закрыв крышку, он снял пиджак и положил его поверх сундука.

– Садитесь.

Мэгги опустилась на сундук, собираясь расшнуровать свои высокие башмаки и передать ему, но, к ее удивлению, Рейд наклонился и одной рукой взял ее ногу, а другой стал отскребать грязь с подошвы. Она посмотрела на него и увидела густые лохматые волосы, сильные плечи и крепкие мускулы, перекатывающиеся под рукавами рубашки. Его руки всегда зачаровывали ее. Такие быстрые в движениях, мускулистые, с кустиками темных волос на тыльной стороне. Когда она видела, что его руки касаются ее, у нее перехватило дыхание, и она представляла себе эти руки, скользящие по ее обнаженным плечам и нежно ласкающие грудь.

Мэгги знала, что думать об этом грех, она была замужней женщиной и не могла позволить прикасаться к себе другому мужчине. Да и с чего бы Рейду захотелось этого? Ведь она уже не милая молодая девушка. Ей скоро исполнится тридцать, и у нее есть ребенок. Такой красивый мужчина, как Рейд Прескот, мог иметь любую понравившуюся ему женщину. Волнение, которое она ощущала, глядя на него, не означало, что он чувствует то же самое. Наверняка ему не приходилось душными жаркими ночами лежать и грезить о ней, изнывая от желания.

Мэгги с трудом сглотнула слюну, чувствуя, что приходит в возбуждение. Она надеялась, что Рейд не поднимет головы, не увидит румянца на ее щеках и лихорадочного блеска глаз.

Рейд вытер скребок и вновь принялся отчищать оставшуюся грязь пучком соломы. Его движения были медленными, и Мэгги казалось, что прошла уже целая вечность. Она подумала, не сошла ли она с ума, или Рейд действительно замешкался с работой. Она сказала себе, что ей это кажется, что он не может испытывать такой же трепет, какой испытывает она от его прикосновений. В этот момент Рейд взглянул на нее. Даже сквозь загар было видно, что он раскраснелся. На мгновение что-то блеснуло в его глазах, и по телу Мэгги пробежала дрожь. Он был возбужден не меньше, чем она! Это было ясно без слов. Мэгги почувствовала, что он готов протянуть к ней руки, обнять ее и начать страстно целовать. На мгновение оба замерли, охваченные борьбой между желанием и чувством долга. Затем Рейд опустил ее ногу и начал медленно подниматься, не спуская с нее глаз. Эти его движения как бы вывели ее из транса, и Мэгги вскочила на ноги.

– Спасибо, – сказала она срывающимся голосом и поспешила прочь из хлева. Выйдя во двор, она подобрала свои юбки и понеслась к дому, как будто за ней гнались сто тысяч чертей.

Рейд поднялся на ноги, раздираемый противоречивыми чувствами, застонал и с силой швырнул металлический скребок в стену хлева.