Коммунисты поддержали оратора. Но когда он назвал Шварца «подлым гринго, шпионом гестапо», многие, даже не имеющие отношения ко всем этим делам, зааплодировали, так как народ сильно невзлюбил немца из-за процесса Орасио. Негр сказал далее, что коммунистическая партия защищает сейчас интересы не только рабочих, но и всех прогрессивных элементов зоны, не желающих видеть земли Бразилии в руках иностранцев. Партия защищает даже интересы землевладельцев, требуя, однако, повышения заработной платы работникам фазенд и лучшего обращения с ними.
Жульета была необыкновенно увлечена всем происходящим. Она не слышала слов оратора, с трудом улавливала содержание его речи, но само зрелище казалось ей захватывающим. Её восхищали эти люди, рисковавшие жизнью для того, чтобы изменить мир, этот чудесный грузчик-негр, толпа, кричавшая «ура!» и «долой!». Она увидела всех этих людей в действии и поверила, что они способны на высшие подвиги.
Красное знамя придавало всей сцене романтический колорит, и Жульета чувствовала, что и ей передается возбуждение этой толпы, сплоченной, сильной, волнующейся, чистой. Возле нее стоял беззубый мулат, бормоча слова одобрения и угрозы:
— Правильно… К дьяволу этих гринго…
Жульета понимающе улыбалась ему и чувствовала к нему симпатию, несмотря на свирепое выражение его небритого лица с беззубым ртом. Из окна фирмы Карлос Зуде смотрел на улицу, ища глазами Жульету; он не понимал, куда она девалась, и беспокоился, как бы с ней чего-нибудь не случилось. Из его конторы уже звонили в полицию, чтобы сообщить о митинге.
Рядом с оратором стояли в ряд мужчины, рослые и сильные, чтобы защитить его в случае надобности. Наверно, скоро нагрянут интегралисты и полиция… Защитники зорко вглядывались в лица людей, стараясь обнаружить провокаторов, наверняка затесавшихся в толпу. Народ собрался самый разнообразный: рабочие с шоколадной фабрики, из порта, со кладов какао, полковники, служащие торговых предприятий, garconettes из двух ближайших баров, мелкие землевладельцы в залепленных грязью сапогах. Была здесь и Роза и кричала громче всех, сама не зная почему, просто из удовольствия громко кричать и свистеть, выкрикивать «ура!» и «долой!».
Выступил второй оратор. Тогда только Жульета заметила Жоакима, стоящего за машиной. Он улыбнулся ей своей быстрой дружеской улыбкой. Новый оратор был учителем. Он собирался говорить о необходимости образовать блок избирателей, который включил бы полковников, мелких землевладельцев, коммерсантов, всех, кто находится под угрозой разорения экспортерами, и сообща начать политическую и экономическую борьбу. Он собирался говорить о кооперации и о выборах. Но тут нагрянула полиция и принялась разгонять митинг. Агенты полиции во главе с полицейским инспектором врезались в толпу, стреляя в воздух. Завязалась борьба между охраной и полицейскими, за которыми следовали интегралисты. Оратор продолжал говорить, несмотря на то что толпа смешалась и его уже никто не слушал. Жульета заметила, что Жоаким отдавал распоряжения.
Начались аресты. Членам руководящей группы удалось скрыться на доставившей их машине. Один из них — это был грузчик-негр — в последний момент, прежде чем вскочить в машину, стащил знамя с радиатора такси, намотал его на руку, ударом кулака сбил с ног пытавшегося ему помешать полицейского и скрылся в переулке, откуда слышался гудок автомобиля. Учитель, выступавший на митинге, был арестован. Жульета искала глазами Жоакима, Вдруг она услышала его голос за спиной:
— Идите со мной рядом и говорите о чем-нибудь, словно мы случайные прохожие…
Она обернулась. Он робко улыбнулся, и они пошли вместе по направлению к зданию фирмы «Зуде, брат и K°». Их нагнал полицейский, протянул было руку, чтоб схватить Жоакима за плечо, но, узнав Жульету Зуде, остановился. Она разговаривала с Жоакимом, громко смеясь, но руки её дрожали.
На углу, возле здания фирмы, Жоаким повернул в сторону пристани, где уже зажигались огни. Жульета видела, как он удалялся, убыстряя шаг. Издали он махнул ей рукой на прощанье. На следующий день Сержио рассказал ей, что Жоаким скрывается в доме какого-то друга.
Вдруг она увидела в окне Карлоса Зуде. Она пришла такая возбужденная, что даже улыбнулась мужу и помахала ему рукой. Карлос ждал её с нетерпением.
— Что это за безумие с твоей стороны?
— Я хотела посмотреть…
— Ты разве не знала, что это коммунисты?.. Они на всё способны…
Она улыбнулась так загадочно, что Карлос Зуде, так редко обращающий внимание на то, что не касалось его дел, удивился:
— Что это с тобой?
— Ничего… Ты словно боишься коммунистов…
— Боюсь? Ты с ума сошла… Мы их раздавим, эту кучку жалких оборванцев.
— Жалких оборванцев… — повторила она и снова улыбнулась.
Карлос был обеспокоен:
— Кто был тот парень, с которым ты шла?
— С которым я шла? Не знаю… Он меня вывел из толпы во время этой суматохи… Может быть, он знает тебя…
— Хорошо ещё, что ты так легко отделалась… — Теперь Карлос успокоился, мысли его снова были ззбяты коммерческими делами.
Полицейский инспектор вошёл в кабинет рассказать о разгоне митинга.
— Мы задержали троих… Того, который выступал, и ещё двух. Другие удрали, но мы уже напали на их след. С этими людьми без резиновой дубинки нельзя… Только так, — заключил он решительно.
Карлос Зуде просил действовать энергичнее. Полицейский инспектор уверял, что в Ильеусе не останется ни одного коммуниста «даже на разводку». Но уже на следующий день на фасаде здания экспортной фирмы Шварца все увидели выведенную дегтем надпись во всю стену:
ДОЛОЙ НАЦИЗМ И ИМПЕРИАЛИЗМ!
Но что больше всего изумляло Карлоса Зуде — это коммунистические листовки, которые он каждый день находил у себя на письменном столе. Он с недоверием вглядывался в лица служащих. Жульета закрывала глаза и видела грузчика-негра: как он был хорош, когда, ударом кулака сбив полицейского, схватил знамя и обернул вокруг руки, а край алого полотнища трепетал у него на груди.
27
Вскоре после этих событий Карлос Зуде уехал в Баию для переговоров с губернатором штата и вернулся вместе с Карбанксом. Половина города собралась на аэродроме встречать двух экспортёров, о которых в одной из ильеусских газет говорилось как о «столпах прогресса зоны какао». Это были дни особого процветания, так как цены поднялись до небывалого уровня, достигнув баснословной цифры — пятьдесят две тысячи рейс за арробу. Все умы были заняты этим необычайным подъёмом цен. Всё остальное было забыто: Пепе Эспинола и его скандальное дело, полковник Орасио и возмутительный процесс, затеянный Сильвейриньей, связь Жульеты и Сержио, Руи Дантас, на которого находили в последнее время внезапные припадки безумия, длившиеся по нескольку дней. (Врачи говорили, что это от наркотиков.) Всё было забыто, потому что цена на какао достигла пятидесяти двух тысяч рейс. Это была невиданная цена. Даже золото стоило меньше, чем бобы какао, эти маленькие бобы, миллионы которых лежали на складах экспортных фирм.
Никто не думал ни о чём, кроме денег. Столько денег можно заработать! Капитан Жоан Магальяэс уже истратил всю сумму, полученную в счёт урожая этого года, и больше половины денег, занятых в счет будущего, но всё же улыбался, встречая на аэродроме Карлоса Зуде. Капитан приехал в Ильеус за саженцами деревьев какао для своих первых участков, очищенных от леса, и решил воспользоваться случаем, чтобы приветствовать того, кого многие уже называли «благодетелем зоны». Манека Дантас, опечаленный болезнью сына и неприятностями с Орасио, всё-таки тоже пришёл в аэропорт. Один из богатейших помещиков края — Манека Дантас был кандидатом в префекты, и врачи гарантировали, что вылечат его сына, пусть только Рун бросит кокаин. Но едва кончался очередной припадок, как Руи снова нюхал кокаин, — ведь так он вспоминал Лолу… Почти все люди с весом собрались в этот час на аэродроме, и Карлос Зуде почувствовал большое удовлетворение от такой встречи. Выходя из самолета, Зуде и Карбанкс пожимали протянутые руки, отвечали на восторженные приветствия. Народу было очень много, и полковнику Манеке Дантасу удалось обнять Карлоса Зуде, только когда экспортер направлялся к машине. Карлос, садясь в машину, повторил Карбанксу, развалившемуся на мягких подушках, фразу, сказанную им когда-то о полковниках:
