Бледность проступила на лице хозяйки дома даже сквозь плотный слой макияжа. Она инстинктивно попятилась от непрошеных гостей, будто надеясь, что произойдет чудо – стена раздвинется – и она сможет исчезнуть.

– Вы полагали, сударыня, – продолжал Мейсон, – что я не найду вас. Вы действовали очень умно, но все же оставили после себя кое-какие следы. Будучи начальницей отдела кадров, вы по указанию мистера Эддисона дали работу Веронике Дэйл, потому-то вы и знали ее историю. Когда она заполняла учетный листок, то указала в нем свой возраст, имя матери и другие детали, которые помогли вам сыграть роль ее родной матери, когда вы пришли ко мне в контору.

В то время вы были единственным человеком, который располагал этой информацией, пусть даже не во всем верной.

Кроме того, совершенно очевидно, что вы с Феррелом сбивали группу пайщиков с количеством акций, достаточным, чтобы диктовать свою волю на предстоящем собрании акционеров. Я в чем-нибудь ошибаюсь?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказала женщина.

Мейсон усмехнулся:

– Вы не сможете отрицать, что заходили в мою контору под тем предлогом, что желаете оплатить счет за расходы, связанные с делом Вероники Дэйл. Служащие моей конторы могут опознать вас.

– Да, – согласилась она. – Этого отрицать я не стану.

– Зачем на самом деле вы приходили ко мне?

– У меня, понимаете… мной двигала мысль уберечь мистера Эддисона от шантажа…

– А как вы узнали об этом шантаже?

– Случилось так, что я оказалась у дверей его кабинета и услышала обрывки происходившего там разговора. Я поняла, что кто-то угрожает ему, прильнула к двери и начала подслушивать. Я помню, как тот гадкий тип назвал его толстяком…

– Этот разговор вы подслушали до конца?

Она кивнула.

– После этого вы пришли ко мне, представившись матерью Вероники Дэйл, а я получил чек, который ровно ничего не стоил, но который можно было предъявить шантажисту.

– Я думала, что это может помочь.

– Что же, – сказал Мейсон, – тут вы не стали долго отпираться, хотя бы потому, что у меня есть свидетели, которые могут опознать вас. Ну а что вы скажете о поездке в загородный дом мистера Феррела?

– Мне абсолютно ничего не известно ни о каком загородном доме. Я туда никогда не ездила.

– Свидетели утверждают, что ездили.

– Они ошибаются.

– Свидетелями в данном случае являются оставленные вами и обнаруженные полицией отпечатки пальцев. Вряд ли они могут ошибаться.

– Мои отпечатки? – удивленно переспросила Миртл Нортрап.

– Они самые. У вас ведь небольшой опыт по части противозаконных дел, вот вы и не приняли во внимание эту серьезную улику.

– Но… но откуда известно, что они мои?

– Полиции это пока неизвестно. Мне известно. Но все, что полиции нужно сделать для этого, – это взять ваши отпечатки пальцев и сравнить их с найденными в доме. Затем вам придется рассказать, почему вы очутились в доме и что вы там делали. Но будет лучше для вас, если вы сначала расскажете это мне.

Несколько секунд женщина молчала, потом кивнула:

– Да, от этого мне никуда не уйти. Я даже рада, что вы уже все знаете. Я бы все равно не сумела скрыть это.

– Мне хотелось бы услышать подробности. Особенно насчет стрельбы.

Миртл Нортрап поднялась с места, подошла к платяному шкафу и вытащила тяжелое пальто. На нем виднелась дыра, края которой обгорели, задетые пороховыми газами.

– Говорите, – повторил Мейсон, – вам же будет легче.

– Разумеется, мистер Мейсон! Поверьте, это и в самом деле тяжкое бремя для меня. Я про себя все время молюсь. До четырех утра не могу заснуть. Вот потому так и с завтраком запоздала.

Адвокат ободряюще кивнул.

– Ведь все так очевидно, все так ясно, что просто чудо, что никто не обнаружил этого раньше. Я знаю, что мне никуда не деться.

– Итак, расскажите все по порядку.

– Все началось с того, что я решила поиграть на скачках. У меня была своя система, никогда меня не подводившая. Но однажды все рухнуло как карточный домик. Мне казалось, что это лишь досадная случайность. Чтобы поправить свои дела, я решила воспользоваться финансовыми ресурсами компании. Тут подвернулся Феррел, который вечно возился со своими таблицами, графиками, схемами. Это был его способ отлынивать от дел.

Феррел владел сорока процентами акций. И у Эддисона было сорок процентов. Остальные двадцать процентов были распределены среди старых, преданных компании служащих. Однако лишь два основных пайщика вырабатывали политику, и на собраниях они выступали единым фронтом. Они называли себя партнерами. Поэтому собрания акционеров всегда были пустой формальностью. – Миртл на мгновение замолчала, вытащила из пачки сигарету и дрожащими пальцами поднесла к ней пламя зажигалки. – Ну вот, – продолжила она. – Феррел уличил меня. Я вынуждена была принять его условия. То есть голосовать по его указке, сказать, что практически все мелкие акционеры выдают мне доверенность на голосование во время собраний. После этого Феррел занялся и другими мелкими пайщиками.

В отделе авторучек работала одна девушка, Мерна Релей, ей принадлежит несколько акций. Он пообещал ей продвижение по службе, повышение оклада. Был еще мой старый друг Том, Томас Вертет. Ради того, чтобы меня не судили за растрату, я согласилась перетянуть и его на сторону Феррела.

Феррел приобрел этот загородный дом, чтобы иметь место, где он мог бы собирать всех акционеров, заключать с ними соглашения и потом диктовать им на собрании свою волю.

– Мерна Релей еще очень молода, откуда у нее акции? – спросил Мейсон.

– Она унаследовала их от матери. Та много лет проработала в универмаге.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Во вторник Феррел должен был отправиться в отпуск. Но он никуда не поехал, отправился в этот дом, чтобы обустроить его для будущих встреч. Он сказал мне, чтобы я к девяти часам была там вместе с Томом. Я не сказала Тому, в чем, собственно, дело. Мы выехали с ним вдвоем на его машине. Немного не доезжая поворота от шоссе к дому, мы разминулись с машиной Феррела. Я не знала, кто был в ней.

– И что же дальше?

– Когда мы подъехали к дому, я оставила Тома в машине, а сама пошла к Феррелу. Так мы условились. Том ничего не знал об этом; он вообще, как я уже сказала, не знал, зачем мы едем. Я должна была уговорить Тома встать на сторону Феррела… Тот оттеснит Эддисона, а Том, Мерна и я получим высокие должности и большие прибавки к своим окладам. Мне к тому же вернут бумагу, в которой я признаюсь в растрате, и покроют недостачу.

– И что же случилось, когда вы вошли в дом?

– Феррел был необыкновенно взволнован. Он сказал мне, что по дороге подобрал одну молоденькую блондинку, которую зовут Вероника Дэйл. Что она сбежала от невыносимо скучной жизни крохотного городка, где ее мать содержит ресторан. Он проникся жалостью к ней и сказал, что если она согласится подождать на улице, пока он закончит в доме свои дела, то он довезет ее до города и найдет ей место, где остановиться.

– Он и в самом деле собирался это сделать?

– Не знаю. Может быть, он хотел уговорить ее остаться на ночь в этом своем доме. Феррел в этом отношении такой… Я знаю, как он пытался обхаживать Мерну.

– Продолжайте. Что же случилось дальше?

– Он сказал мне, что неожиданно в дом нагрянула жена, что она, к сожалению, заметила Веронику, что он велел Веронике скрыться через заднюю дверь, но жена все равно заметила ее и решила, что этот дом – мужнино любовное гнездышко, и что она собирается теперь добиваться развода, что повлечет за собой ужасный публичный скандал. Он не решился сказать миссис Феррел об истинной цели покупки дома, полагая, что она все равно не поверит ему. Затем он заявил мне, что единственный выход – это немедленно отправиться назад в город, где я должна увидеться с его женой и подтвердить, что дом приобретен исключительно в деловых целях. Ну и, конечно, следовало уговорить ее не выдавать никому этой тайны. Он сказал, что это единственный возможный выход. Он велел мне вернуться к Тому, отослать его домой, и, как только Том уедет, мы вдвоем направимся в город.