Старик Джексон, конечно, хотел поговорить об Эллен Оленской, а миссис Арчер и Джейни, конечно, хотели выслушать его рассказ. Всех троих немного стесняло присутствие Ньюленда, поскольку теперь стало известно о его намерении породниться с минготтовским кланом, и молодой человек, посмеиваясь про себя, с любопытством ждал, каким образом они это затруднение обойдут.

Они приблизились к теме окольными путями, начав разговор о миссис Лемюэл Стразерс.

— Как жаль, что Бофорты ее пригласили, — мягко заметила миссис Арчер. — Впрочем, Регина всегда поступает по его указке, а сам Бофорт…

— Да, некоторые тонкости Бофорту недоступны, — отозвался мистер Джексон, подозрительно разглядывая вареную рыбу и в тысячный раз удивляясь, почему у кухарки миссис Арчер оленье жаркое всегда подгорает. (Ньюленд, издавна разделявший это удивление, всякий раз узнавал его по меланхолическому неудовольствию на лице старика.)

_ Но ведь иначе и быть не может — Бофорт просто вульгарен, — сказала миссис Арчер. — Дедушка Ньюленд всегда говорил маме: «Делай что хочешь, но не допускай, чтобы девочек познакомили с Бофортом». Правда, ему удалось приобрести некоторый лоск, вращаясь в обществе джентльменов, в том числе и в Англии. Но все это покрыто такой тайной… — Она взглянула на Джейни и умолкла. Обе досконально изучили тайну Бофорта, но на людях миссис Арчер упорно делала вид, будто это отнюдь не для девичьих ушей. — Да, но эта пресловутая миссис Стразерс, — продолжала она, — что, бишь, вы про нее рассказывали, Силлертон? Она-то откуда взялась?

— Из рудников, то есть, вернее, из салуна у входа в шахту. Потом ездила по Новой Англии с «Живым паноптикумом». После того как полиция это дельце прикрыла, она, говорят, жила… — мистер Джексон в свою очередь взглянул на Джейни, глаза которой под нависающими веками уже начали округляться. О прошлом миссис Стразерс ей было известно еще далеко не все. — Потом, — продолжал мистер Джексон (тут Арчер заметил его удивление по поводу того, почему никто не объяснил дворецкому, что огурцы нельзя резать стальным ножом), — потом явился Лемюэл Стразерс. Говорят, его агент воспользовался головою этой девицы для рекламы сапожной ваксы — она ведь жгучая брюнетка, в этаком, знаете ли, египетском стиле. Как бы там ни было, он… в конце концов… на ней женился. — В том, как мистер Джексон выделил и отчеканил по слогам «в конце концов», таилось целое море намеков.

— Да, но при нынешних нравах это не имеет никакого значения, — равнодушно заметила миссис Арчер. Собственно говоря, миссис Стразерс сейчас не особенно интересовала дам, слишком уже свежей и захватывающей темой была для них тема «Эллен Оленская». Да и самое имя миссис Стразерс миссис Арчер упомянула лишь для того, чтобы иметь возможность вставить: — А эта новоиспеченная кузина Ньюленда, графиня Оленская, она тоже явилась на бал?

В ее упоминании о сыне прозвучала легкая саркастическая нотка, и Арчер именно этого и ожидал. Миссис Арчер, никогда не приходившая в восторг от людских деяний, была, в общем-то, вполне довольна помолвкой сына. («Особенно после этой глупейшей истории с миссис Рашуорт», — заявила она Джейни, намекая на то, что некогда казалось Ньюленду трагедией, шрам от которой навеки останется в его сердце.) Во всем Нью-Йорке не было партии лучше Мэй Велланд, с какой бы точки зрения это ни рассматривать. Разумеется, этот брак был всего лишь тем, чего Ньюленд достоин, но молодые люди так неразумны — никогда не знаешь, чего от них можно ожидать, — а некоторые женщины так коварны и так неразборчивы в средствах — просто чудо, что ее сын сумел благополучно миновать Остров Сирен[36] и бросить якорь в тихой гавани безупречной семейной жизни.

Таковы были чувства, которые испытывала миссис Арчер, и сын ее прекрасно об этом знал; знал он также и о том, что она встревожена преждевременным оглашением помолвки, или, вернее, вызвавшей его причиной, и именно потому — хотя вообще-то он был мягким и снисходительным хозяином — он и остался дома в этот вечер.

«Не то чтобы я не одобряла минготтовскую esprit de corps,[37] но я не вижу никакой связи между помолвкой Ньюленда и приездами и отъездами этой Оленской», — ворчливо сказала она дочери, единственной свидетельнице еле заметных отклонений от ее неизменного благодушия.

Во время визита к миссис Велланд миссис Арчер вела себя безупречно — а в безупречном поведении у нее не было равных, — но Ньюленд знал (а его невеста, несомненно, догадалась), что они с Джейни все время нервничали в ожидании возможного появления госпожи Оленской, а когда они всей семьею покинули дом Велландов, миссис Арчер позволила себе заметить сыну: «Я так признательна Августе Велланд, что она приняла нас одних».

Эти признаки внутренней тревоги тронули Арчера. тем более что, и по его мнению, Минготты, пожалуй, зашли слишком далеко. Однако принятые в их семье правила запрещали матери и сыну даже намекать на то, что главенствовало в их мыслях, и потому он просто сказал: «Ах, после помолвки всегда устраивают семейные приемы, и чем скорее мы с ними покончим, тем лучше».

Вместо ответа миссис Арчер всего лишь поджала губы под кружевной вуалью серой бархатной шляпки, украшенной матовой гроздью винограда.

Он понял, что ее месть — ее законная месть — будет состоять в том, чтобы «натравить» мистера Джексона на графиню Оленскую, и теперь, когда он на глазах у всего света выполнил свой долг как будущий член минготтовского клана, молодой человек готов был послушать, что скажут о вышеупомянутой даме в семейном кругу — хотя эта тема успела уже порядочно ему наскучить.

Мистер Джексон положил себе на тарелку кусок тепловатого мяса, которое угрюмый дворецкий подал ему с таким же скептическим взглядом, как и его собственный, после чего, еле заметно сморщив нос, отверг грибной соус. Вид у него был унылый и голодный, и Арчер подумал, что он наверняка возместит недостатки обеда, набросившись на Эллен Оленскую.

Мистер Джексон откинулся на спинку стула и поднял глаза на освещенных свечами Арчеров, Ньюлендов и ван дер Лайденов, которые в темных рамах висели на темных стенах.

— Ваш дедушка Арчер любил хорошо пообедать, мой милый Ньюленд! — сказал он, глядя на портрет упитанного широкоплечего молодого человека в синем сюртуке и шарфе, изображенного на фоне загородного дома с белыми колоннами. — Нд-а… интересно, что бы он сказал по поводу всех этих браков с иностранцами!

Миссис Арчер пропустила мимо ушей намек на дедовскую cuisine,[38] и мистер Джексон осторожно продолжал:

— Нет, на балу ее не было.

— А-а… — пробормотала миссис Арчер тоном, долженствующим означать: «хоть на это у нее благопристойности хватило».

— Но, может быть, Бофорты с нею не знакомы, — со свойственным ей простодушным ехидством предположила Джейни.

Мистер Джексон произвел еле заметное глотательное движение, словно пробуя невидимую мадеру.

— Возможно, миссис Бофорт действительно с ней не знакома — чего, однако, никак нельзя сказать о Бофорте, потому что сегодня днем она прогуливалась с ним по Пятой авеню на глазах у всего Нью-Йорка.

— О, боже, — простонала миссис Арчер, очевидно осознав всю тщету попыток объяснить поступки иностранцев чувством деликатности.

— Интересно, какую шляпку она носит днем — с полями или без полей? — задумчиво проговорила Джейни. — Говорят, в опере она была в темно-синем бархатном платье, совершенно прямом и ровном, как ночная сорочка.

— Джейни! — вмешалась мать, и мисс Арчер, покраснев, попыталась изобразить на своем лице дерзкий вызов.

— Во всяком случае, не поехав на бал, она поступила очень тактично, — продолжала миссис Арчер.

Дух противоречия заставил ее сына возразить:

— Не думаю, что для нее это было вопросом такта. Мэй сказала, что она хотела поехать, но потом сочла вышеупомянутое платье недостаточно нарядным.