…если у нас в эксплуатации находится 100 энергоблоков, то авария с тяжелыми последствиями может произойти не чаще чем один раз в 10000 лет…Иначе надо ставить (и серьезно!) вообще вопрос о самом существовании ядерной энергетики.

Из интервью начдтдела безопасности атомной энергетики Института им. Курчатова В. Асмолова «Известиям» 15.1.89.

Оценим сначала этот последний критерий (выдвинутый после чернобыльской аварии). Сейчас в мире уже за 400 энергоблоков; к ним надо добавить не менее трехсот заводских и транспортных реакторов (только в подводном флоте США 132 атомных подлодки, есть они и у другой стороны, имеются атомоходы) — эти хоть и помельче, но тоже не без греха. С учетом, что атомной энергетике предрекают большое будущее, примем, что в XXI веке это число возрастет до тысячи. Стало быть, одна серьезная авария «разрешается» раз в тысячу лет. Оно все бы ничего, только не уточняется: в какой именно год из этой тысячи она произойдет? Хорошо, если в последний — а если в первый?.. И будет ли после нее у людей возможность проверить этот замечательный критерий в последующие тысячелетия? Серьезная авария это выход цепной реакции из-под управления. Самое малое, что здесь бывает: разрушение реактора стоимостью в сотни миллионов, а то и в миллиарды рублей. Если сравнительно повезет-«Тримайл Айленд-79» или «Чернобыль-86». А если не повезет — давайте не прятаться по-страусиному — то конец человечества.

Именно таково потенциальное отличие аварий на АЭС от аварий тепловых станций или даже заводов, производящих взрывчатку.

Теперь сравним этот фантастически благополучный критерий с реальностью. От пуска первой АЭС минуло 35 лет. Для семисот реакторов критерий допускает одну аварию в 1400 лет. А было уже пять. (К четырем перечисленным в статье надо добавить еще аварию на Уинд-снейл в Англии; цифра 3, которую обычно называют, относится только к энергетическим реакторам). Выходит, мы перевыполнили норму на 7000 лет вперед. И еще, как говорится, не вечер: ведь с учетом того, что а) все реакторы построены и запущены до Чернобыля и б) в начале их было мало, взрываться особенно нечему было, реалистично ориентироваться на одну в пять, а не семь лет.

Армянская АЭС 7 декабря 1988 года могла пополнить статистику. Утверждение: удара в 8 баллов она не выдержала бы-имеет, по крайней мере, тот же вес, что и… нет, выдержала бы.

По каким причинам возможны катастрофы на АЭС? Что здесь можно сделать? О землетрясениях уже сказано. Профилактика: сейсмостойкие конструкции + избегание сейсмоопасных зон. (Кстати, к ссылке, что в Японии с АЭС все хорошо, тоже надо бы относиться здраво. В Японии и с телевизорами все хорошо, гарантированный срок работы 80 тысяч часов; а у наших— полторы-две тысячи.)

Ошибки и халатность персонала, вольное экспериментирование. Профилактика: подбор и обучение кадров, надлежащий контроль и т. д. — вплоть до введения должности парторга ЦК на АЭС. Кадровая политика — одна из древнейших политик в мире. Уже по одному этому ожидать от нее многого не приходится. Альтернатива ей — полнейшая автоматизация-компьютеризация управления АЭС. Оно все бы ничего — но., вот обнаружился «компьютерный вирус»; он означает, что на надежность ЭВМ тоже особо полагаться не следует.

Третья опасная причина — раз уж у ядерщиков счет на века и тысячелетия изменение ситуации в мире на такую, когда станет достаточно вероятным ракетный обстрел или бомбардировка АЭС. Да, сейчас идет спад напряженности. Но исторический опыт показывает, что периоды спада и роста ее периодически сменяют друг друга; за послевоенные годы отработались два полных цикла от «тепла» к «холоду» и обратно. Есть ли гарантия, что лет через 10–15 мир не окажется снова в «холодной» войне и на грани горячей? А международный терроризм, а тихое расползание в мире ядерного и ракетного оружия?.. Профилактика… да какая здесь к черту профилактика: открытые цели. И цели это стоит повторить — термоядерный удар по которым (хотя бы по одной) смертелен для человечества.

И, наконец, четвертая, упоминание о которой вызовет наибольшую ярость «ядерного рыцарства»: ненадежность ядерной физики как точной, позволяющей делать проекты и прогнозы, науки.

Мы по-настоящему не оценили это знаменитое высказывание одного из гигантов современной физики. Это крик отчаяния. Если истинная теория, истина, должна выглядеть безумной среди установившихся представлений, то значит — безумны, идиотичны именно они. Это ведь как прямая и обратная теоремы.

Между тем поиски «безумной идеи», «безумной теории», весьма популярные в 50-60-х гг. (они и были инициированы такими, как Н. Бор, на закате их дней), сошли на нет. И не потому что что-то нашли. Думаю, это не случайно совпало со временем, когда в науки-и не только у нас — попер за льготами «середняк». Он может достичь любых степеней, званий, постов, на-, град — но талантливости, тем более гениальности ему ни одна ВАК, ни одна инстанций не выделит. Талантливый исследователь может позволить себе выглядеть запутавшимся, дураком; посредственность — никогда.

Мы не осознали фатальности ситуации: сейчас, когда. наша жизнь, как никогда прежде, зависит от физики, химии, биологии, всех естественных наук, почему-то не появляются новые Эйнштейны, Боры, Дираки, Ферми, Павловы, Менделеевы, Курчатовы, Резерфорды… а ведь как нужны! Впрочем, и в литературе, в музыке дела обстоят не лучше. Вырождаемся, что ли?..

Сузим тему. Все, что рассчитывается в ядерной физике и энергетике, основано на справочных данных, которые по преимуществу имеют характер «ядерных констант». Это периоды полураспада и спонтанного деления, числа выделяющихся на один акт деления, (в среднем) нейтронов, пороговые энергии… Все аналогично другим наукам, скажем, механике и сопромату, где механизмы конструируют, используя справочные данные об удельной прочности разных материалов на растяжение, сжатие, кручение, изгиб — тоже постоянные.

В августе 1986 года автор подал в Госкомитет СССР по делам изобретений и открытий две заявки на открытия новых физических явлений: «явления непостоянства темпов радиоактивного распада» и «явления нарастания радиоактивного распада»…

(«Ага! — скажет читатель. — Во-он оно что! Вон он почему поливает-то: непризнанный… Сейчас саморекламироваться начнет. Знаем мы таких!»)

Ничего подобного, уважаемые. Во-первых, не непризнанный. Во-вторых, дело вовсе не в честолюбии-не нужно так по-обывательски.

…Это было летом 86-го — и дело было в Чернобыле. И в насмерть перепуганном Киеве. Без детей. Пустые пляжи и парки. Люди с работы, на работу, забежать в магазин — и скорее домой, сидеть при закрытых окнах. Улицы, стены, балконы моют-от радиации. В околокиевских лесах необыкновенно обильная земляника — и никто и ягодки не сорвет. А проезжая мимо Берковца (ближнее в сторону Чернобыля кладбище Киева), иной раз слышишь троекратные залпы и гимн, думаешь: кого-то еще привезли оттуда.

Ну, и захотелось, как говорят украинцы, «оддячить». Вставить в меру своих возможностей фитиль… Тем более что физика едва ли не с детства мое хобби, вникать во все в ней привык.)

Вероятно, только растерянностью после чернобыльской аварии и можно объяснить, что Госкомизобретений принял от писателя заявки, начинающиеся (как. положено) типовой фразой «Открытие относится к области ядерной физики». А впрочем, что ж, — все было солидно:

более тысячи данных из различных справочников — разных лет, стран, авторов-для девяти десятков радио нуклидов показывают далеко не сводимую к погрешностям измерений и «порывистость» в темпах распада, и заметное нарастание их, даже начало распада прежде стабильных изотопов.

Подтекстом в обеих заявках шло: вот вы ориентируетесь на постоянство этих величин, на стабильность процессов распада и деления ядер — почему? Ведь это распад веществ, разрушение, развал, разруха… когда же такое дело бывало стабильным! Впрочем, это шло там и прямым текстом.