— Женька, Женька, — покачала головой Шейла. — Тебя тогда, по-моему, еще на свете не было.
— В том-то все и дело, — вздохнул Женя. — Я это помню по тому, что тогда как раз вышла замуж моя бабушка. Она была геодезистом.
— Да, Шейла, а как ваши злоумышленники?
— Какие злоумышленники? Ах, мальчишки, которые собирались на Венеру? Ничего, учатся. Вчера поставила Комову тройку за сочинение.
— Их поймали?
— Конечно. И поймав, учинили им экзамен по газовой динамике. Там же, в Аньюдине. Мальчишки, конечно, с треском провалились, и их с позором отправили назад в школу.
— А если бы не провалились? — поинтересовался Женя.
Шейла презрительно фыркнула.
— А если тебя проэкзаменовать по Д-принципу?
— Да, это был бы цирк.
— Кстати, позавчера я был в цирке, — вставил Юра.
— Цирк еще сохранился? — удивился Женя.
— Очень хорошо сохранился. Выступала Харуко Катаяма с дрессированными спрутами из полинезийского заповедника.
— С ума сойти!
— Это было очень эффектно. В огромном бассейне с флюоресцирующей водой маленькая смуглая девочка среди омерзительных чудовищ. Хлопали ужасно. Но самый сильный номер она приберегла под конец. Взяла крошечного спрутика, этакого серенького гаденыша, вспрыснула ему что-то и тут же, на глазах у всех, вырастила из него вполне взрослый экземпляр. Мы — хлопать. А она поклонилась очень изящно и объявила, что никакой магии здесь нет, что это последние результаты работы их лаборатории.
— Правда, — подтвердила Шейла. — Я слыхала, что в Полинезии ведутся работы по восстановлению поголовья головоногих на корм кашалотам…
Вся же история с путаницей кухонной и стиральной машин отличается лишь частично. В „уральском“ варианте Шейла не возражает против приобретения кухонной машины:
— Это то, что нам нужно, — обрадовался Женя. Глаза его загорелись. — Как ты думаешь, Шейла?
— Пожалуй. Пока нас не подключили к фабрике-кухне, это было бы очень недурно. А то ты в последнее время одними бутербродами питаешься.[62]
Проснувшись и увидев агрегат у дома, они не сразу начинают экспериментировать:
— Ужасно кушать хочется, — жалобно сообщила Шейла. — Давай распакуем и попробуем…
— Ну уж нет, — решительно возразил Женя. — А зарядка? А душ?
— Ты нарочно оттягиваешь удовольствие, — заявила Шейла. — Ты — гурман несчастный.
— Для спасенья ваших душ принимайте ионный душ, — продекламировал Славин и потащил Шейлу делать зарядку.
Рассматривая машину, они шутят:
— Конечно. Проста и неприхотлива в обращении. Четыре кнопки — это первое блюдо, второе, третье…
— Четвертое, — добавил Женя. Он кончил набирать шифры и нежно обнял машину. — Милая, спасительница ты наша!
— Да, наверное, четвертое. Чай, например. А если будешь обниматься с машиной, я оболью тебя кислотой. Дезоксирибонуклеиновой. Так, кажется, поступали ревнивые женщины в твоих романах?
Далее все развивается так же, как и в каноническом варианте, но с изменением ролей: Славин сомневается, а вдохновленная Шейла экспериментирует.
„ВОЗВРАЩЕНИЕ“
Эта новелла присутствует во всех изданиях романа. Отдельно не публиковалась. Различий в вариантах немного, но они интересны.
В вариантах „Урала“ и „Возвращения“ после коронного вопроса Горбовского „Можно я лягу?“, Кондратьев, испугавшись, спрашивает: „Может быть, вам водички?“ — „При чем здесь водичка, если человеку просто хочется полежать?“ — отвечает Горбовский.
О „рогатых“ спортсменах на море Кондратьев добавляет: „Нет уж, Леонид Андреевич. Море вы не трогайте. Я и сам не прочь так… в рогатом костюме!“
Отличается также и окончание главы:
— Вот, — сказал он с грустью, — пожил здесь всего неделю…
Званцев переминался с ноги на ногу. Видимо, ему было не понятно, что переживает экс-штурман.
— Поедем, — махнул рукой Кондратьев. — До свиданья, Леонид Андреевич. Спасибо вам за ласку.
Горбовский уже устраивался на кушетке.
— До свидания, Сергей Иванович, — отозвался он. — Мы еще много раз увидимся.
Кондратьев затворил за собой дверь и вслед за Званцевым вышел в сад. Они пошли рядом по песчаной дорожке.
— Николай Евсеевич, — сказал Кондратьев. — Почему вы так заинтересовались моей скромной персоной? Вы обо всех здесь так заботитесь?
— Нет, — просто ответил Званцев. — О других заботиться не надо. Они хозяева. А вы пока гость. А почему именно мы… Видите ли, Сергей Иванович, и я, и Леня Горбовский в свое время были весьма тяжелыми пациентами у врача Протоса. Он нас, как видите, спас. И он наш друг на всю жизнь. И он попросил помочь вам.
— Ага, — сказал Кондратьев. Он остановился. — Вот что, Николай Евсеевич, — произнес он решительно. — Мы сию минуту едем к врачу Протосу. А Жене Славину я позвоню с дороги.
„ТОМЛЕНИЕ ДУХА“
Присутствует только в романе с 1962 года.
Среди возгласов, сопровождавших Костылина и Поля, кроме прочих („Странника ведут! — На вивисекцию, болезного! — Это новый гибрид?“), в издании „Возвращения“ есть реплика: „Саша, он дает мясо с живого тела?“
Там же при описании разговоров в лаборатории Костылина есть еще один персонаж:
Гибкий черноволосый японец вскочил со скамьи и стремительно прошелся по комнате.
— Больше так нельзя! — сказал он яростно. — Всё неверно.
Сама идея ложна. Да, ложна! Надо пересматривать всё. Сначала. Просто мы боимся начинать сначала! — Он остановился. Слушает меня кто-нибудь? Что за манера молчать!
— Все слушают, — сказал человек со скучны м голосом. — да что толку?
И разговор позже, за ужином, происходит у Поля не с Васей (человеком со скучным голосом), а с этим японцем по имени Итиро.
„ДЕСАНТНИКИ“
Присутствует только во всех изданиях романа.
В изданиях журнала „Урал“ и „Возвращения“ Рю Васэда имеет другое имя (Лю Гуань-чэн) и Валькенштейн говорит не по-японски, а по-китайски. В остальном же эта глава существенных изменений не имеет.[63]
„ГЛУБОКИЙ ПОИСК“
Эта новелла появляется сначала в виде отдельного рассказа: сборник Стругацких „Шесть спичек“ (1960) и межавторский сборник „Глубокий поиск“ (1962). В роман она включена только с 1967 года.
Рассказ и новелла в первую очередь отличаются персонажами.
В рассказе в главной роли — Званцев, в новелле — Кондратьев.
В рассказе упоминается название субмарины Званцева:
— Господин субмарин-мастер, — сказала Акико. — «Орига» будет спускаться по вертикали?
Субмарина Званцева называлась «Ольга», а не «Орига». Акико никогда не выговаривала букву «л». Званцев ни разу не встречал японца, который выговаривал бы «л» всегда правильно.
В рассказе же еще встречается курение — порок, практически отсутствующий при описании Стругацкими XXII века:
Затем он [Белов. — С. Б.] вспомнил лиловое щупальце толщиной в телеграфный столб и поспешно вскарабкался на субмарину. Подойдя к люку, на котором сидел и курил Званцев, он сказал:
— Вода теплая, как парное молоко. Дай сигарету.
Званцев дал ему сигарету, и они сидели и молча курили, пока Акико плескалась в воде. Голова ее черным пятном качалась на фоне светящихся волн.
— Завтра мы перебьем их всех, — сказал Званцев. — Всех, сколько их там осталось. Нужно торопиться. Киты пойдут над впадиной через неделю.
Белов, вздохнув, щелчком отбросил окурок.
«ЗАГАДКА ЗАДНЕЙ НОГИ»
Эта новелла была опубликована отдельным рассказом под названием «Великий КРИ» в сборнике «Золотой лотос» (1961).
В романе появляется с 1962 года.
В процессе работы над рассказом меняются имена персонажей. В варианте рассказа начало (где Славин беседует с биотехником Гибсонского заповедника Жаном Парнкалой) отсутствует, поэтому маленький курчавый австралиец, к которому обращается Рудак, зовется не Таппи, а Парнкала. Пауль Рудак в варианте рассказа имеет имя и фамилию — Пабло Руда. Семь принципов Комацувары в рукописи были семью принципами Сунь Си-тео, в рассказе и в «Возвращении» — Сунь Си-тао. Августос Ломба в рукописи и «Возвращении» меняет имя: Августус Ломба, а в рассказе — и фамилию: Августус Ламба. Заведующая фильмотекой (хорошенькая таитянка лет двадцати пяти) в рассказе имеет имя: Энни Кент.[64]
