И пропуски, пропуски, пропуски… Так же, как в свое время любители ТББ, знающие текст почти наизусть (во всяком случае, „любимые кусочки“), негодовали, видя искажения в изданиях начала 80-х, и здесь современный читатель будет тщетно искать после „Мы знаток и боевых верблюдов“ замечание Руматы на эту тему: „Хорошо, что в Арканаре почти нет верблюдов“. Его там нет. В предложенном Будахом описании системы общества („Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король“) исчезла средняя часть, получилось обрезано: „Внизу крестьяне и ремесленники, над ними король“.

Впрочем, об этом издании не стоило бы говорить, если бы не его столь многотысячный тираж. Мы знаем, каково оно было, но молодое поколение будет впервые читать ТББ именно в этом издании. Тем более что ТБ Б уже изучают в школах.

Почитатели творчества какого-либо писателя обычно настороженно относятся к киноверсиям или театральным постановкам по любимому произведению, даже если киносценарий или пьесу писал тот же самый автор. Любой отступ от канона (сюжета и повествования произведения) раздражает широкую публику. Но по таким изменениям произведения можно понять не только насколько литература отличается от кино или театра, но и, отслеживая конкретные переделки в тексте, узнать, что для самого автора является в его произведении основным (уж это-то он переделывать или выбрасывать не будет), либо увидеть, как изменилось само мировоззрение автора и его отношение к своему детищу, если пьеса или киносценарий писались спустя некоторое существенное время после написания основы — прозаического произведения.

Здесь не будут отслеживаться различия между прозаическим произведением и его кино — или сценоверсиями, так как основные тексты опубликованы и сравнить их может каждый желающий.

Но различные варианты киносценария или пьесы, при наличии материала, будут рассмотрены.

Пьесу „Без оружия“, опубликованную в „Мирах братьев Стругацких“, Авторы считали неудачной. Настолько неудачной, что, формируя состав томов собрания сочинений „Сталкер“, Б.Н. Стругацкий вычеркнул ее из перечня публикуемых пьес и киносценариев, чем подверг некоему сомнению свою же фразу о „наиболее полном собрании сочинений“.

Любитель творчества Стругацких найдет в ней немало интересного, широкий читатель, как всегда, возмутится многочисленными изменениями в сюжете (брат Аба, духовное лицо, превратившийся в серого штурмовика и брата Киры; Будах, приобретший черты и биографию Кабани; сцены бесед доны Оканы и Киры и многое другое), но ведь ставили же эту пьесу в театрах, пусть хотя бы и в любительских! Даже тогда еще, когда пьеса по ТББ не была опубликована, находились почитатели ТББ, которые сами писали пьесу по повести. К примеру, в театре Олди[96] — с песнями и стихами.

Пьеса же самих Авторов по ТБ Б существует в двух версиях:

„Без оружия“, о которой шла речь выше, вторая — с подзаголовком „Человек с далекой звезды“. Вторая версия может не сколько обескуражить читателя, когда он прочтет, что дело происходит на Гиганде (уж не „Парень из преисподней“ ли?), что землянин случайно оказался на этой планете, потерпев аварию, и долго думал, что он — один-одинешенек, пока не узнал, что земляне уже долго и осторожно исследуют данную цивилизацию (уж не „Обитаемый остров“ ли?)..

Впрочем, так как второй вариант опубликован был лишь единожды, да еще в приложении к Новокузнецкой газете „Пресс-курьер“ в 1991 году, да еще в сокращении… Чем описывать многочисленные изменения при сравнении данного варианта с другой версией пьесы по ТББ либо с самим романом, лучше дать этот вариант текста полностью, а уж маститые литературоведы- критики поспорят, какой из вариантов лучше и где ярче выражена идея произведения…

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Румата (он же Максим).

Кира (она же Уно).

Будах.

Арата.

Рэба.

Муга, камердинер Руматы.

Кондор (он же Александр Васильевич).

Пилот.

Цупик

Штурмовики, монахи.

По авансцене перед закрытым занавесом под грохот барабана маршируют серые штурмовики — серые рубахи до колен, серые штаны, черные сапоги, на правом плече — топор, на правом предплечье — знак: белая повязка с черной треххвостой свастикой.

Последние два штурмовика волокут на веревке связанного избитого человека в партикулярном платье.

За занавесом на фоне шума толпы — крики:

— Братья! Вот они, защитники! Разве эти допустят? Да ни в жисть!

— А мой-то, мой-то… На правом фланге! Вчера еще его порол!

— Да, братья, это вам не смутное время! Прочность престола, спокойствие! Ура, серые роты!

— Ура, дон Рэба! Слава королю нашему!

— Книгочеев — на кол!

— Грамотеев — на фонарь!

— Ура, орел наш дон Рэба!

Штурмовики проходят, шум стихает, занавес раздвигается.

На сцене внутренность Пьяной Берлоги, убогое помещение с корявыми бревенчатыми стенами, крошечное окошко, одна дверь на выход, вторая — в соседнюю „комнату“. Стол, две длинных скамьи. За столом над грудой обглоданных костей и кусков вареной брюквы, прочно ухватив огромную глиняную кружку, восседает пьяный Будах. Седой красавец в растерзанном платье средне векового горожанина, он немузыкально мурлыкает какую-то мелодию. Слышится стук копыт, стихает. В Берлогу входит Румата — лет двадцати, в дворянском одеянии, при шпаге и пистолетах.

Румата. Добрый вечер, отец Будах!

Будах (хрипло). Я вас приветствую, дон Румата!

Румата подходит к столу, бросает на стол перчатки и садится на скамью напротив Будаха.

Ящик… Это мы говорим, будто мы выдумываем. На самом деле все давным-давно выдумано. Кто-то все выдумал, сложил все в ящик, провертел в крышке дыру и ушел… Тогда что? Приходит отец Будах, сует руку в дыру. Х-хвать! Выдумал! Я, грит, это самое и выдумывал! Сую руку — раз! Проволока с колючками. Скотный двор от волков… Молодец. Сую руку—два! Умнейшая штука — мясокрутка. Нежный мясной фарш… Молодец! Сую руку — три! Горючая вода… сырые дрова разжигать…

Будах замолкает, голова его клонится к столу. Румата берет кружку, заглядывает в нее, с отвращением отшатывается, тря сет головой. Наливает несколько капель на тыльную сторону ладони, брезгливо принюхивается, затем тщательно вытирает руку платком. Будах выпрямляется.

Кто сложил все в ящик — он знал, для чего это выдумано…

Колючки от волков? Это я, дурак, — от волков… Рудники, рудники оплетать этими колючками! Чтобы рабы с рудников не бегали! А я не хочу! А меня спросили? Спросили! Колючка, грят? Колючка! От волков, грят? От волков… Хорошо, грят, молодец! Оплетем рудники… Сам дон Рэба и оплел. И мясокрутку мою забрал. Молодец, грит! Голова, грит, у тебя!.. И теперь, значит, из грамотеев нежный фарш делает… Очень, говорит, способствует…

Будах хватает кружку и с рычанием припадает к ней. Сует кружку на стол и засовывает в рот кусок брюквы. По щекам его текут слезы.

Или вот — горючая вода… Для растопки костров и производства веселых фокусов. А ее в пиво ежели — цены пиву не будет.

А я ее и без пива… День пью. Ночь. Опух весь. Падаю все время. Давеча, дон Румата, не поверишь, к зеркалу подошел — испугался… Смотрю — помоги господи! — где же отец Будах?

Морской зверь спрут — весь цветными пятнами иду. То красный. То синий. Выдумал, называется, воду для фокусов… (Будах сплевывает, затем спрашивает.) Какой нынче день?

Румата. Канун Каты Праведного.

Будах. А почему нет солнца?

Румата. Потому что ночь…

Будах (с тоской). Опять ночь…

Он падает лицом в объедки. Румата обходит стол, берет Будаха под бока и уволакивает в соседнюю „комнату“. Возвращается, оглядывает помещение. Берет со стола кружку, выливает содержимое в угол, в крысиную нору. Затем берет веник, смахивает мусор со стола и подметает пол. За это время из соседней „комнаты“ доносятся сонные возгласы Будаха: „Гиена вы, дон Рэба, вот вы кто!“ и, на игривый мотивчик, начало песенки: