— Что другие? — живо откликается он. — Другие, разумеется, в камыши. — И, зло блеснув глазами, заканчивает — Только вот на хрена им в камыши? Они же не охотники — уток не стреляют.

Приятель мой опять хохотнул.

А сотрудник его, когда мы вышли с ним на кухню покурить, печально сказал мне:

— Вы нашего шефа завтра послушайте. Завтра у директора юбилей.

Я пошел на этот юбилей.

Черноволосый начальник моего приятеля выступал там одним из первых. Говорил он хорошо, убедительно, достойно, чуть взволнованно. Мне особенно запомнилась одна чеканная фраза — из концовки его речи. «Вы шли, — сказал он, обращаясь к директору, — единственно правильным путем — путем раскрытия неповторимости своего организаторского таланта».

Хорошо выступали и другие ораторы — тепло, задушевно.

Только приятель мой что-то все ерзал, кривился, потирал горло.

— Прямо засуха, — шепнул в какой-то момент.

Под конец уже он вдруг решительно поднял руку.

«Сейчас врежет!» — напрягся я.

Приятель быстро поднялся на трибуну, налил стакан воды, залпом выпил, откашлялся и звонко произнес всего одну фразу:

— Целиком и полностью присоединяюсь к предыдущим ораторам!

Юбиляр недоуменно поднял брови, не зная, очевидно, как ему следует на это реагировать.

Зал помог директору: раздались добродушные смешки, редкие аплодисменты. Тогда сдержанно улыбнулся и директор, оценив непринужденную, шуточную концовку торжественной части.

На улице уже, возле машины, я спросил приятеля:

— Как тебе удалось?..

— Да ну! — махнул рукой он. — Ничего же — проглотили. А то развели тягомотину. Мне главное так пить захотелось, а они тянут, тянут.

Он решил, наверное, что я интересуюсь: как удалось ему отважиться на столь лихую шутку.

— Как удалось тебе промолчать про самый длинный цех? И вообще — про все это?

— Ты что?! — встревоженно уставился он на меня. — Тебя, может, домой подбросить?

— Как удалось тебе промолчать? — повторил я.

— Да иди ты! — обиделся приятель. — На юбилее, что ли, про такое?

— Как удалось тебе промолчать раньше?

— Раньше-раньше! — сквозь зубы сказал он. — Ты едешь или нет?

Я покачал головой.

— Ну, гляди.

Он захлопнул дверцы, развернулся, покатил.

А я смотрел вслед его шустрому «жигуленку» и думал: «Как же ему все-таки удается молчать?.. Как нам это удается?.. Почему мы не молчим только в телевизионных фильмах?»

Существует несколько способов, испытанных практикой. Не все они гарантируют стопроцентный успех, но каждый обнадеживает в той или иной степени.

Первый способ — «подлестничный». Этот способ один из самых верных. Он хорош тем, что обеспечивает бешеную популярность при жизни и содержит в себе зародыш посмертной славы. Ибо, если потомкам совсем уж нечем будет вспомнить усопшего, одно они скажут наверняка: «Бедняга! Он жил под лестницей».

Надеюсь, читатели понимают, что жить под лестницей в буквальном смысле нынче нельзя: взбунтуется домовая общественность — вытурят. Жить под лестницей означает не иметь собственного угла: ошиваться по знакомым, притуляться временно в каком-нибудь общежитии, переколачиваться в мастерских приятелей-художников, в дворницких — за бутылку, иногда — ночевать на вокзале. Пути к бездомности, в свою очередь, разнообразны. Вот один для примера: человек развелся с женой и был настолько благороден, что не стал делить квартиру. Просто уложил чемоданчик и шагнул… в снег и ветер. Словом, как выразился в аналогичной ситуации мой знакомый поэт, — «дубовый листок оторвался от ветки… кленовой». Впрочем, нашей целью является рассмотрение не путей, ведущих к бездомности, а самого статуса подлестничности и той пользы, которую можно из него извлечь.

Так вот, у нас имеется один такой. Живет под лестницей. Очень талантлив, бестия! Почти так же талантлив, как другой, живущий в четырехкомнатной квартире. Но только еще талантливее, поскольку он — под лестницей.

Правда тот, у которого четырехкомнатная квартира — лауреат, депутат, орденоносец и почетный гражданин города Жмуринска-на-Берди. Его на японский язык переводят. Но кому это интересно? Не он один лауреат, не он один депутат, не он один орденоносец. И вообще… у нас японским языком далеко не каждый пока владеет.

А тот, что под лестницей, — один. Он всем известен. Причем не столько в своем околотке, но и далеко за его пределами. Общественность не обманешь. Она отлично знает, где подлинные гении обретаются. В прошлом веке находили их в мансардах, в нынешнем — под лестницами.

Москва им интересуется, шлет депеши: «По дошедшим до нас сведениям в вашем городе объявился молодой, талантливый писатель. Живет под лестницей. Примите меры».

Принимаются меры. Правдами и неправдами молодому дарованию выхлопатывают комнату. Потому правдами и неправдами, что в процессе выхлопатывания вдруг обнаруживается: молодому-то дарованию уже под сорок! Дающие инстанции смущаются, скребут в затылках. Но все же дают. Не хочется как-то прослыть душителями талантов. Имярек, однако, тоже не лыком шит. Почуяв посягательство на свою популярность и будущее бессмертие, он теряет, так сказать, вид на жительство. Утрачивает при загадочных обстоятельствах. И становится не только бездомным, но и беспашпортным.

Москва лютует: «Еще раз напоминаем: молодой, талантливый… живет под лестницей! Кроме того, не имеет средств к существованию. Как могли допустить?»

Лауреат, депутат и почетный гражданин хватается за седые виски. Он ответственный-то — к нему депеши идут. Беда! Прямо хоть к себе на постой бери подлестничного… А куда возьмешь? Семья давно разрослась, в четырехкомнатной квартире теперь кроме самого да супруги-пенсионерки еще сын женатый и двое внуков. Почетный, между нами говоря, сам который месяц заявление в кармане носит на дополнительные метры, да все не решается подать — неудобно. Так что он только опытом поделиться может. А опыт у него богатый. Он тоже когда-то под лестницей обитал. То бишь в полуподвальной комнатенке ютился — с женой и ребенком. И нормальная квартира ему не скоро светила. Тогда он завербовался на строительство дороги Абакан — Тайшет, четыре года костыли забивал, потом работал там же в многотиражке, потом его заметили, пригласили обратно — в областную газету, дали двухкомнатную «распашонку», за которую он еще пять лет мантулил. А романы свои по ночам писал, запершись в совмещенном санузле.

И, честно признаться, подмывает его иной раз сказать подлестничному гению: да иди же ты работать, собачий сын! Хочется, но нельзя. Его уже и так на одной из литературных встреч студенты института пищевой промышленности в оборот взяли: вы талант затаптываете! история вам не простит!.. Эрудированные черти! Пушкина вспомнили: «Они любить умеют только мертвых!»

А недавно корреспондент зарубежной газеты приезжал. Ему культурную программу составили: посещение краеведческого музея, института земной коры, оперного театра и выставки картин Рериха. Встречу с местными деятелями искусства, само собой, запланировали (почетный гражданин тоже в эту группу включен был).

— Ноу! — сказал корреспондент, перекрестив трубкой все пункты программы. — Ми-мо!.. Ай… как это?.. хотеть встреча уиз мистер ху живьет анде… анде… — под лей-сни-ца!

Так-то вот, дорогие друзья и коллеги. Хотите стать знаменитыми? Переселяйтесь под лестницу… А впрочем нет, не переселяйтесь. Подумайте о славе отечественной литературы. Ведь ежели все мы забьемся под лестницы, то сравняемся в своем подлестничном житье, снова сделаемся заурядными, незаметными — и тогда нация останется без гениев.

А этого допустить нельзя.

Способ второй — «осадный». Этот способ не всем по зубам. Вынести его тяготы могут лишь натуры сверхупорные, способные подчинить свою жизнь, каждое ее мгновение, достижению единственной цели. Следует также заметить, что выбор надо сделать своевременно, лучше всего — сразу же после отборочных соревнований.