Ну конечно же! Так пахли редкие, баснословно дорогие масла и притирания, которые хранились у матери в потайном сундучке! Неужели есть такие мужчины, которые капают себе на волосы и руки сирийские масла?!

– Кто это был? Отец, кто это был?

– Оба стяга, да, ты видел, Сверкер? – обратился Олав к брату.

– Да, брат, они оба тут. Наверняка поскакали в Упсалу.

– Кто это был, папа? – не унимался Даг.

– Значит, паромщик прав, – помрачнел старший Северянин. – С ними больше сотни дренгов. Неслыханно, таскать за собой такую ораву!

– Ты видел, брат? Они наняли норвежских бьорсьерков… Это опасно, брат. Представь, что будет, если такая толпа захочет погостить в твоей усадьбе?

– Медведей я не пустил бы, – мрачно отозвался Северянин. – Их нельзя пускать на порог. Наш братец Свейн Волчья Пасть имел с ними дела на море. Он проклял минуту, когда нанял их для охраны своих кнорров. Где-то в Бьярме они сцепились со стражниками тамошнего ярла. Свейну потом пришлось платить виру за шестерых убитых…

Даг уже отчаялся получить ответ на свои вопросы, когда отец пришпорил коня:

– Это наш конунг и его сын. Это конунг всего Свеаланда, сынок. Они гостили в чьей-то усадьбе, теперь, наверное, скачут в Упсалу. Там принесут малую жертву в честь прихода зимы. Затем поедут дальше по стране. Всю зиму они будут пьянствовать по чужим усадьбам, а к весне начнут собирать флот для похода…

– Ты их боишься, папа? – Спустя время Даг спросил о том, что волновало его больше всего.

– Я ничего не боюсь, кроме гнева богов, – сердито ответил кузнец, но мальчишка заметил растерянность в его голосе. Он слишком хорошо знал все оттенки отцовского настроения, чтобы пропустить фальшь. – Я не боюсь конунга, сынок, но… Я боюсь, что-то неладное творится. Ты еще мал, ты не поймешь.

– Я не мал, мне уже вон сколько лет! – Даг вытянул растопыренную ладошку.

– Хорошо же, слушай, маленький негодяй!.. – Олав пришпорил коня, делая вид, что сердится. Заговорил тихо и быстро, чтобы не могли слышать слуги: – Наши хавдинги копили богатства много лет. Самые богатые и достойные выбирали лучшего и делали его конунгом. Потому они и правят страной. Но не всегда было так, как нынче. В древние времена свободные люди слушали только верхнего жреца из Старой Упсалы. Он смотрел на печень, на огонь, на птиц и говорил, как поступать. Люди слушались его, и в стране повсюду жили в мире. Если на Свеаланд нападал враг, верхнего жреца выбирали господином флота. Он рассылал из Упсалы ратную стрелу во все ланды, и никто не смел выступить против конунга-жреца. Быстро собирался ледунг на суше и боевые корабли со всех фюльков!..

Но потом пришли се-конунги, морские воры из Рудена. Они скопили много богатств и не желали делиться с храмом в Упсале. Им не нравилось, что конунг-жрец советуется с «большими людьми», с самыми могучими бондами. Морские конунги стали уговаривать жрецов Упсалы, что бондам дано слишком много свободы, и это неправильно.

Так было, Даг, в лучшие времена! Мой прадед имел много свободы. Он собирался на войну, когда сам хотел. Когда он получал ратную стрелу, он сам решал, сколько людей оставить на хозяйстве, а сколько – взять с собой.

И сам командовал своими данниками, холопами и малыми людьми. Никто из больших людей не мог его заставить. Сынок, еще мой дед ездил на тинг, тогда на тинге никто не выкрикивал слов, которые не положено произносить мужчинам. Все вели себя достойно и тихо. Никто не мог лишить бонда его земли. Никто не мог отнять наших прав. Мы сами избирали судей в сюсле, жрецов, звонаря, сборщика казны и прочих.

Мой дед говорил конунгу в Упсале все, что хотел, и трижды становился соприсяжником при разборе сложных дел… Мой дед на тинге в Упсале голосовал за конунга своим оружием. Дед Хильды тоже выбирал конунга, как все свободные бонды Свеаланда. Когда конунг повел себя плохо, дед Хильды зарубил его, и все его друзья одобрили это. И так было от начала времен, от правления самого Одина, с той поры как бонды получили землю в этой стране. А нынче грядут дурные перемены, нас хотят сделать холопами…

Кузнец примолк, когда работники догнали его на узкой тропе.

– Кажется, наши могучие бонды боятся сказать на тинге правду? – ехидно спросил у старшего брата Сверкер. – Кажется, никто не замечает, что скоро мы станем лизать зады жрецам, как саксы лижут зад своего кейсара? Или никто не замечает, что сыновья бондов предпочитают теперь не свободный викинг, а службу в хирде?!

– Тише, не при слугах, – одернул брата Олав.

Еще день и еще ночь пробирались Северяне по разбитым дорогам между фермами, пока перед ними вновь не распахнулась широкая голубая гладь.

– Смотри, сын, это озеро Мелар, а на острове – славный город Бирка. Сюда твой дядя Свейн Волчья Пасть привозит свои товары.

До сих пор для Дага слово «город» было ничем, пустым звуком. В лучшем случае он представлял много одинаковых землянок, укрытых торфом, и много лошадей у коновязи. Но действительность превзошла все ожидания. То, что мальчик принял за противоположный берег Мелара, оказалось островом. Почти все свободное пространство острова освоили люди и превратили в колоссальный торговый порт. Вода в озере светилась, это отражались костры на сигнальных маяках. Стражники на башнях поддерживали костры даже днем. Башни маяков располагались через каждые сто шагов вдоль пологого берега. Пространство между ними защищала высокая стена из неровных камней. За стеной угадывались крыши высоких домов, десятки дымков тянулись к небу. Тучи птиц кружили над рыбачьими сетями, сотни лодок подвозили грузы. Из узких протоков, едва не зачерпывая бортами воду, неторопливо выплывали плоскодонные кнорры, под завязку набитые тюками. Слева и справа от себя Даг видел сразу две реки, из обеих тянулись бесконечные караваны торговцев.

– Большие драккары не проходят по мелководью, – объяснил Сверкер. – Твой дядя Свейн, когда идет в Бирку, тоже перегружается на плоскодонки тетушки Ингрид. Она всегда берет с него недорого.

– Мы поплывем в город? – Ноздри Дага раздувались. Он впитывал в себя десятки новых запахов. Что-то горело, где-то запекали рыбу, где-то просыпали пряности. А еще – разливали благовония, ворошили сырые шкуры и, конечно же, ковали металл…

– Мы поплывем с перевозчиками, – Олав указал на длинный плот, сколоченный из цельных сосновых стволов. На плоту стоял шатер с флажком. Возле шатра, у походного медного котелка грелись бородатые мужчины в остроконечных войлочных шапках. – В городе, сын мой, веди себя достойно. Помни – мы не дикие саамы или лапотники-гауты. Пусть другие поджимают хвост при встрече с ярлом. Мы – свободные бонды, и мы – хозяева этой земли!

– Здесь два больших острова, и на обоих идет торговля, – пояснял племяннику Сверкер, пока слегка нетрезвые перевозчики гребли по направлению к городским воротам. – Город на острове Хельге называется Сигтуна. Там живут стеклодувы, резчики, сапожники и прочие умельцы. Еще город Сигтуна славится своими черными свинками. Там лучшие черные свинки, и никто не знает секретов, как их откармливают и почему такое вкусное мясо. Еще в Сигтуне исстари гостят конунги, когда ездят по стране. Там самая большая усадьба и зал на сто человек…

– Зато у нас в Бирке – лучшие рынки, – горделиво откликнулся бородач с шестом. – У нас купишь все, что есть на свете! И у нас собираются на праздник лучшие скальды!

Даг во все глаза рассматривал приближавшиеся деревянные пристани. Они казались бесконечными. Фелаги подхватывали лодки, связывали их носами и тащили вдоль причалов до своих законных мест. Оттуда шла разгрузка в телеги или прямо на спины треллей. На многих причалах стояли вешки с флажками, обозначавшими владельца. Приказчики заносили цифры на деревянные оструганные таблички, ставили кресты на растянутой мешковине. Олав попытался найти причал своего родича Свейна, но так и не нашел, махнул рукой.