К. И. Голыгина
Тетрадь первая
СЧАСТЬЕ БРАЧНЫХ ПОКОЕВ
Я родился зимой двадцать второго дня одиннадцатой луны[1] года гуй-вэй при правлении государя Цянь-луна — то было время мира и благоденствия. Моя семья принадлежала к ученому сословию, жила в Сучжоу[2] подле Цанланского павильона, — поистине, небо ко мне благоволило. Су Ши[3] однажды сказал: «Житейские дела словно сон весной — уходят бесследно». Если не возьмусь за кисть и не опишу свою жизнь — содею грех пред вечным небом. «Книга песен» открывается «Встречей невесты»[4], потому я начну с истории о супругах, а об остальном расскажу после. Стыжусь, что в молодости бросил учение, нет у меня и малых познаний. Здесь я постараюсь правдиво и честно рассказать о своих настроениях и делах. Пытаться судить о блеске моего слова все равно что пожелать увидеть ясное изображение в потускневшем зеркале.
Еще в ранние годы я был объявлен женихом девицы из рода Юй из Цзиньша, но она умерла, имея всего восемь лет от роду. Я женился на дочери моего дяди с материнской стороны, урожденной Чэнь. Имя ее было Юнь[5], прозвание Су-чжэнь. С малых лет Юнь была понятлива и смышлена, еще будучи малым ребенком, она помнила наизусть всю «Песню о пипе» Бо Цзюй-и[6]. В четыре года Юнь потеряла отца, и в ее доме, где она жила с матерью, урожденной Цзинь, и младшим братом Кэ-чаном, остались только голые стены. Когда Юнь выросла и научилась рукоделию, она своим трудом добывала пропитание для всей семьи, платила учителю и за обучение, и за содержание брата. Как-то случилось ей в корзине с книгами найти «Песню о пипе», она стала разбирать иероглифы и мало-помалу научилась читать. Больше всего она любила эти строки:
С наступлением осени тени редеют,
Иней окропил хризантемы — цветы пышней.
Мне было тринадцать[7], когда матушка впервые привезла меня к своим родным. В тот раз я увидел Юнь. Мы были еще детьми, и нам не чинили препятствий видеться[8]. Я был пленен ее изяществом и восхищен ее талантами, но уже тогда предчувствовал, что судьба не будет к Юнь благосклонна. В тот раз я сказал матери:
— Если когда-либо вы будете выбирать для меня жену, то знайте, никого не возьму, кроме сестрицы Су.
Матушке пришлась по душе мягкость и покладистость Юнь, и она сняла с пальца золотое кольцо и дала его девушке в знак свадебного сговора — это случилось на шестнадцатый день седьмой луны года и-вэй[9] правления государя Цяньлуна[10].
Юнь была всего на десять месяцев старше меня, но с малолетства мы привыкли звать друг друга «старшая сестрица» и «младший братец», я же чаще всего называл ее «сестрица Су».
Зимой того же года одна из моих двоюродных сестер выходила замуж, и я опять поехал сопровождать матушку в ее родительский дом. Гостей собралось много, все в нарядных платьях, только на Юнь был простой и неяркий наряд, правда, она была в новых туфельках. Я отметил, что вышивка па них выполнена со вкусом, и догадался, что это ее собственная работа. Таланты Юнь не исчерпывались умением читать и писать.
Ее фигура с поникшими плечами и длинной шеей была не лишена изящества, она выглядела худой, но не костлявой, у нее были изогнутые брови и красивые живые глаза, только передние зубы у Юнь несколько выдавались, что вроде бы не считалось знаком счастливой судьбы. Было в ее облике какое-то внутреннее обаяние, и, глядя на нее, на душе становилось отрадно и спокойно.
Однажды я выпросил у нее тетрадь со стихами, оказалось, все они не окончены: одна парная надпись и несколько стихов в три-четыре строчки. Я спросил, почему так мало стихов. Она улыбнулась:
— Нет у меня наставника, учителя-друга, он бы наверняка заставил дописать стихи.
В шутку я придумал название к ее стихам: «Прелестные строки из вышитого кошеля». Я не мог знать тогда, что в этом сокрыта причина ее недолгой жизни[11].
В ту ночь я провожал невесту в дом жениха. Дом был за городской стеной, воротился я уже после третьей стражи[12], в животе у меня было пусто, и я искал, что бы перехватить. Служанка предложила сушеных фиников, но мне не хотелось сладкого. Юнь потихоньку потянула меня за рукав и увела в свою комнату, она припрятала для меня чжоу[13] и немного овощей. С воодушевлением я взялся за палочки, но нежданно-негаданно старший брат Юнь, по имени Юй-хэн, позвал ее:
— Сестрица Су, иди сюда скорее.
Юнь торопливо прикрыла дверь и сказала: — Я устала, собираюсь лечь.
Между тем Юй-хэн уже протиснулся в дверь и вошел в комнату. Увидев меня, он расхохотался. Искоса поглядев на Юнь, он сказал ей:
— Когда я просил чжоу, ты сказала: «кончилась», а выходит припрятала для своего женишка.
Юнь смутилась и выбежала из комнаты. Все в доме, от мала до велика, долго потешались над нами. В наисквернейшем настроении я покинул дом вместе со слугой. После этого случая я не раз приезжал к Юнь, и всякий раз она убегала и пряталась, я понял: она боится, что надо мной опять будут смеяться.
В канун нашей свадьбы, то было двадцать второго дня[14] первой луны в год гэн-цзы правления государя Цяньлуна, я, наконец, увидал свою невесту, она была все такая же худенькая и тоненькая. Юнь приподняла головное покрывало, и мы улыбнулись друг другу. После церемонии обмена чашами[15] мы сели вместе за вечернюю трапезу, я потихоньку нашел под столом ее локоток — он был такой теплый, острый и нежный, что невольно сердце мое пылко затрепетало. Я предложил ей откушать, но она отказалась, сказав, что уже не один год соблюдает пост. Прикинув, с какой поры она постится, я догадался, что обет был принят во исцеление ее жениха от оспы. Я улыбнулся:
— Мое лицо давно сияет чистотой, может быть, с этого дня сестрица оставит свой обет?
Юнь улыбнулась мне одними глазами и кивнула в знак согласия.
На двадцать четвертое была назначена свадьба моей сестры. Поскольку тот день объявили днем траура и нельзя было пригласить музыкантов, мы устроили свадебное угощение в ночь на двадцать второе. Юнь все время была среди гостей. В спальне я затеял с подружками невесты игру в пальцы на штрафную чарку вина[16], я все время проигрывал, сильно захмелел и лег.
В тот день родственники и друзья съезжались к нам в дом непрерывно. Засветили лампы, и началось веселье. Двадцать четвертого после полуночи я проводил свою сестру домой, воротился поздно, около трех часов ночи. Свадебная церемония кончилась, свечи едва горели, люди угомонились. Я на цыпочках вошел в комнату: служанка прикорнула на кровати, а Юнь еще не ложилась. Низко опустив голову, она читала, и дух ее витал где-то в чужом краю. Подле нее серебром светилась высокая свеча. Я коснулся рукой ее плеча и сказал:
— Эти дни у сестрицы были тяжелые, к чему так напрягаться и выбиваться из сил?
