Магическое число Одина — девять, считающееся особо священным в северной традиции. Девять дней и девять ночей длилось испытание Одина на ветвях Иггдрасиля. Этот срок символически указывает на новое рождение: ведь девять — это и число месяцев, которые длится созревание плода в материнской утробе. По этой причине в других магических традициях девятка обычно считается лунным числом — и совершенно справедливо, особенно учитывая то, что в северной мифологии луна ассоциируется с мужским полом. Кроме того, девять — число матерей Хеймдалля, рождённого девятью морскими девами, дочерьми Эгир и Ран. Отец Хеймдалля в дошедших до нас письменных источниках не назван, но можно не сомневаться, что им был Один. (Что же ещё, как не ветер, волнует морские воды?) По другому варианту, матерями Хеймдалля были девять валькирий — дочери Одина. Так как из скандинавских источников не вполне ясно, кто именно был матерью валькирий, можно обратиться к Вагнеру. У него мы найдём указание на богиню по имени Эрда, которую я отождествляю с Ёрд — древнейшей супругой Одина и, по всей вероятности, старшей сестрой Фригг.
Тройка как священное число уступает девятке лишь немногим. У Одина три ипостаси — Один, Вили и Ве, соответствующие трём основным функциям этого божества — воин, шаман и странник. Среди рун выразителями трёх этих ипостасей служат, соответственно, Ансуз, Вуньо и Отила. Три эти руны, в свою очередь, символизируют три этапа инициации. На первом этапе Один выступает в роли воина-победителя, каковым он описан в «Круге земном» Снорри Стурлусона. В образе воина Один предстаёт и в «Видении Гюльви» (раздел «Младшей эдды», принадлежащей перу того же автора). (Замечу в скобках, что основным источником информации мне служат не эти тексты, а «Прорицание вёльвы».)
Рассмотрим последовательность событий, в ходе которых Один превратился из воина в шамана. После утверждения миропорядка явилась Гулльвейг, что стало причиной войны между асами и ванами. Принятое Одином решение сжечь Гулльвейг имело далеко идущие последствия, так как Гулльвейг олицетворяет один из аспектов Богини. Гулльвейг нередко отождествляют с Фрейей, которая в древнейших материковых источниках практически неотличима от Фригг. Таким образом, этот поступок Одина можно истолковать как вытеснение женского начала с господствующих позиций и наступление патриархата.
Несмотря на то, что Гулльвейг, по всей очевидности, представляет негативную ипостась Богини, тройное её сожжение повлекло за собой рождение норн. Так было положено начало цепочке необратимых событий. Один на этом этапе ещё не обрёл всеведение. Оно было даровано ему лишь после того, как он принёс себя в жертву на ясене Иггдрасиль, превратившись тем самым в шамана. Затем, как в большинстве шаманских традиций, он добровольно принял магическое увечье, пожертвовав своим глазом за право испить из колодца Мимира. Провисев в ветвях мирового древа девять дней, Один обрёл знание рун. У Мимира же он научился их использовать. Это и были девять песен силы, которые Один узнал от Бёльторна, отца Бестлы. Бестла — мать Одина, так что Бёльторн — дед Одина по материнской линии. По общепринятой трактовке, Бёльторн — не кто иной как Мимир. Один отдал свой глаз в уплату за знание прошлого, настоящего и будущего.
Функции предводителя Дикой охоты и проводника душ умерших Один также приобрёл после символической смерти на мировом древе. Ведь именно эта жертва принесла ему способность путешествовать между мирами жизни и смерти.
Эта последовательность событий подводит нас к вопросу о том, какой именно глаз Один отдал Мимиру. Ответа на этот вопрос в эддах мы не найдём. Современные авторы утверждают, будто это был левый глаз, но я намерена с ними поспорить. Я убеждена, что глаз был правый. Разве жертвование левого глаза согласуется с современным оккультным учением? Тот, кто впервые высказался в пользу левого глаза, наверняка находился под влиянием христианских догм. Христианские предрассудки побуждают многих считать левую сторону «нечистой» и «дьявольской». Во многих странах Европы вплоть до недавнего времени детей-левшей заставляли учиться писать правой рукой. С позиций современного оккультизма становится ясно, почему христиане сочли левую сторону символом зла. Левое полушарие мозга отвечает за аналитические способности, а правое — за интуицию. Однако левое полушарие управляет правой стороной тела, а правое — левой. Развивая эту мысль, можно резонно заключить: если Одину предстояло пожертвовать глазом и соответствующей способностью (то есть здесь выбор между аналитическими и интуитивными способностями), он наверняка принёс в жертву правый глаз. Левый же глаз, связанный с интуицией, он сохранил, благодаря чему интуиция его должна была обостриться.
На этом этапе Один становится «увечным врачевателем». Важнейшее из заклинаний, в которых Вотан выступает в качестве целителя, — второе заклинание из Мерсеберга. В этом целительном заклинании Вотан предстаёт, прежде всего, как врачеватель животных.
Третий этап развития функций Одина — превращение его в странника. Обретя всеведение, он понял, что всё равно не может изменить orlog. И тогда он отрёкся от власти и стал странником и учителем. Сознавая, что не сможет пережить Рагнарёк, он, тем не менее, решил позаботиться о том, чтобы выжили другие. Он стал психопомпом — но вместо того, чтобы провожать людей за порог смерти, он помогает им пережить трансформацию сознания. В наши дни главная функция Одина — магическая. Один — маг, наставляющий свой народ в оккультных знаниях и проводящий его через Рагнарёк. Иными словами, он играет роль наставника, ведущего свой народ на новую ступень эволюции. Он — предводитель мистерий инициации.
До сих пор мы рассматривали фигуру Одина в контексте мифов, дошедших до нас через исландские источники, не принимая во внимание тот факт, что христианские переписчики наверняка внесли изменения во многие мифологические сюжеты и, прежде всего, в миф о Рагнарёк. Читая описание этой последней битвы, мы замечаем отдалённое сходство с древнегреческим мифом о битве богов с титанами, завершающейся поражением титанов. Однако в греческом мифе речи о тотальном разрушении не идёт — это специфическая особенность скандинавской мифологии. Поскольку и греческие, и скандинавские мифы восходят к общему индоевропейскому прототипу, есть основания предположить, что образ тотального разрушения мира, дошедший до нас через исландские эдды, — не что иное, как позднейшая вставка, обусловленная христианским мифом о Страшном суде. Таким образом, изначально миф о Рагнарёк, вероятно, был ближе к своей греческой параллели.
Согласно эддическому описанию Рагнарёк, выжить не удаётся почти никому из участников последней битвы. Из богов упомянут только Ньёрд, который после битвы возвращается к ванам. Можно предположить, что выжили и богини. В ходе Рагнарёк каждому из богов противостоит свой особый противник. Противник Тора — змей Ёрмунганд, Червь Мидгарда. Это не первая их встреча: однажды Тор уже схватился со своим заклятым врагом. Отправившись на рыбалку, он поймал Мирового Змея на удочку и нанёс ему могучий удар своим молотом. Не удивительно, что, вырвавшись на свободу, Ёрмунганд сразу же устремляется на своего обидчика. Аналогичным образом встречаются в последней битве Хеймдалль и Локи — ещё одна пара заклятых врагов, и прежде сталкивавшихся друг с другом по различным поводам (к примеру, в борьбе за ожерелье Фрейи, Брисингамен). Против Фрейра выступает Сурт, вооружённый мечом Фрейра — единственным в мире мечом, который способен сокрушать великанов и который Фрейр отдал как выкуп за невесту отцу Герд, родичу Сурта. Один же, согласно мифу, сражается с волком Фенриром, который его и пожирает. Однако Один — не главный противник Фенрира. Главный враг волка — Тюр, некогда нарушивший данную ему клятву, чтобы боги смогли связать его. И, по логике вещей, в день Рагнарёк Фенрир должен броситься в первую очередь на Тюра.
Однако Тюр, как явствует из описания последней битвы, вступает в схватку с псом Гармом. Это нелогично: ведь Гарм, страж Гнипахеллира, предупреждает своим лаем о том, что Фенрир вырвался из оков. Это означает, что Гарм служит асам и причин нападать на кого-либо из них у него нет. С моей точки зрения, в первоначальном мифе именно Тюр был противником Фенрира и погибал в последней битве, тогда как Один не мог умереть вторично: ведь он уже претерпел смерть в испытании на ветвях Иггдрасиля и стал проводником умерших.
