На этом мы расстанемся с Ласкарисом, который исчез словно по волшебству где-то между 1730 и 1740 годом.

Я уже говорил в начале этой главы, что внешность Ласкариса, его живой характер и краснобайство весьма напоминают другого человека, гораздо более нам известного. Именно он и появится на сцене после 1740 года, как если бы Ласкарис ожил в нем. Больше я не скажу ни слова, так как мы еще вернемся к этому прославленному деятелю в одной из ближайших глав. Пока же нам лучше оставить загадку личности и судьбы Ласкариса нерешенной.

Этот алхимик, живший в середине XVIII века, во Франции совёршенно неизвестен. Судите сами: если Карл Шмидер уделяет ему значительное место в своем труде, не переведенном на французский язык, то Фигъе не говорит о нем ни слова. Только в 1963 году Вернар Юссон извлек этого человека из забвения в своих «Алхимических исследованиях» (журнал «Initiation et Science», № 56 и 57), где представляет его следующим образом:

«Напрашивается мысль, что Фигье умалчивает о нем в силу выработавшейся у этого плодовитого популяризатора науки привычки считаться с мнением публики. В эпоху махрового позитивистского сциентизма для успешного распространения книги необходимо было давать убедительные объяснения всем химическим феноменам, пусть даже они и входили в полное противоречие с господствующими тогда идеями и теориями.

…В случае с Зефельдом любая попытка такого рода была обречена на провал. и в этом я вижу главную причину того, что Фигье обходит эту фигуру стороной, невзирая на всю ее романическую привлекательность.

Сверх того, «История Зефельда» была рассказана авторами, в чьей правдивости нельзя усомниться, м эти люди вполне могли получить информацию из первых рук, обратившись к свидетелям событий, о которых они повествуют».

Этих свидетелей было двое: Иоганн фон Юста, немецкий минералог, советник австрийского департамента рудников, член академии Гёттингена, и Карл Христоф Шмидер, чья «История алхимии» всегда считалась одной из самых авторитетных. Сначала мы приведем в кратком изложении рассказ Юсти, великолепно переведенный Бернаром Юссоном.

Зефельд родился в Верхней Австрии в первой половине XVIII века. Он очень рано увлекся химическими исследованиями и поисками философского камня. Первая его попытка окончилась полной неудачей, и ему пришлось покинуть страну, поскольку он стал предметом насмешек и даже недовольства некоторых богатых соотечественников, которые финансировали его проекты. На родину он вернулся лишь спустя десятилетие и обосновался в маленьком курортном городке Родау недалеко от Вены, где надеялся обрести мир и спокойствие. Алхимик поселился в доме смотрителя источников Фридриха, в глубине очаровательной долины. Подружившись со своим хозяином, его женой и тремя взрослыми дочерьми, он решил в знак признательности продемонстрировать им трансмутацию фунта олова в золото. Кроме того, Фридрих был ему нужен, чтобы закупать разные инструменты и необходимые для опытов вещества, а также время от времени сбывать на монетном дворе полученные золотые слитки. Этот вполне доказанный факт свидетельствует, что Зефельд сумел реализовать магистерию или, по крайней мере, обзавелся достаточным количеством порошка проекции,

Фридрих, которому были обещаны приличные комиссионные, сразу принял предложение своего квартиросъемщика и заключил несколько успешных сделок с еврейскими ювелирами из Вены, равно как и со столичным монетным двором. К несчастью, в доме были четыре женщины, не умевшие держать язьщ за зубами, и вскоре весь городок узнал об алхимической деятельности Зефельда. Прошел слух, что его вот-вот арестуют, и это весьма встревожило алхимика. Он решил через посредство своего друга обратиться к императору за охранной грамотой, утверждая, будто занимается только искусственными красителями, что приносит ему солидный доход, но вместе с тем порождает глупейшие пересуды на его счет. Чтобы добиться покровительства властей, он даже соглашался отдавать определенный процент со своих заработков. Кажется, прошение это было удовлетворено, поскольку Зефельд показывал семье Фридриха охранную грамоту. Предоставим здесь слово фон Юсти:

«Как бы там ни было, в течение нескольких месяцев Зефельд спокойно жил в этом приятном местечке и создал там много золота. Он совершал трансмутации по меньшей мере два раза в неделю, и каждый раз при операции этой присутствовала жена, а ныне вдова Фридриха со своими дочерьми. Она сама мне об этом поведала. Как основу для опытов Зефельд всегда использовал олово. Эти женщины рассказали мне, что Зефельд бросал на расплавленный металл красный порошок. Тут же на поверхности появлялась радужная пена, поднимавшаяся на высоту руки. Так продолжалось примерно четверть часа, и все это время металл находился в состоянии интенсивной активности. Затем пена опадала, все стихало, м в тигле оставалось чистейшее золото.

Эти люди навыдумывали о Зефельде Бог весть что. Они вообразили, будто ему известно все, что происходит в его отсутствие, а трансмутацию он совершает усилием воли. Действительно, однажды он дал им немного порошка в качестве сильного снадобья при тяжелой болезни. Но их одолело такое любопытство, что они решили сами совершить трансмутацию. Когда он уехал в Вену, они принялись за работу: расплавили олово и бросили в тигель свой порошок; тот осел на поверхность металла, но пена так и не показалась. Несмотря на все их усилия скрыть следы операции, Зефельд по возвращении сразу заметил, что в лаборатории кто-то работал. Они во всем признались ему, и он, казалось, уступил их слезным мольбам дать им возможность совершить трансмутацию без него. Тогда они расплавили олово — Зефельд был в соседней комнате — и бросили порошок, но пена так и не появилась, и они пошли сказать ему об этом. Он улыбнулся и велел им вернуться в лабораторию, обещая, что трансмутация обязательно произойдет. Едва они переступили порог, как над тиглем возник гриб пены, и трансмутация совершилась. Именно поэтому они пришли к выводу о его необыкновенной силе, однако за колдуна никогда его не принимали. Несомненно, уезжая в Вену, он как-то помечал свои инструменты, чтобы точно знать, пользовались ли ими в его отсутствие. Что же касается порошка, который не проникал в металл, пока он отсутствовал или находился в соседней комнате, то это легко объяснить: наверняка он дал им какой-то другой порошок, а затем незаметно подменил его настоящим — этим же объясняется и замедленная трансмутация, совпавшая с его вторичным появлением в лаборатории».

Такая спокойная жизнь продолжалась недолго. Однажды ночью дом смотрителя источников был окружен отрядом жандармов, присланных из Вены. Зефельда арестовали и препроводили в столицу, где на него обратили внимание из-за большого количества золота, которое он предлагал монетному двору и еврейским торговцам. Времена абсолютной власти монархов уже миновали, но можно было прибегнуть к другому средству — поднять старые жалобы богачей, обвинявших молодого Зефельда в растрате одолженных ему на опыты денег. Итак, он был уличен в мошенничестве и обмане, в силу чего и был приговорен к пожизненному заключению в крепости Темешвар. Судебные заседатели заявили также, что нынешние его трансмутацми и прочие алхимические операции являются шарлатанством с целью вымогательства.

Но положение Зефельда оказалось не таким уж скверным, как можно было подумать. Комендант крепости, генерал, барон фон Энгельсхофен проникся дружескими чувствами к новому заключенному после нескольких долгих бесед с ним. Он провел в Вене собственное расследование и обнаружил, что несчастный Зефельд стал жертвой заговора. Генерал фон Энгельсхофен попытался сделать пребывание Зефельда в Темешваре как можно более приятным, избавил его от тяжелых работ и предоставил полную свободу в тех рамках, которые дозволялись уставом. Сверх того, через год, когда ему нужно было побывать в Вене, он добился аудиенции у императора и рассказал ему о деле Зефельда во всех деталях. Предоставим вновь слово фон Юсти: