* * *
Мы расстанемся на время с Ласкарисом, чтобы познакомить читателя с историей его ученика, который представляет интерес во многих отношениях. Итак, молодой Иоганн Фридрих Бёттгер объявил мэтру Цорну о своем уходе, но тот предпринял попытку удержать способного помощника. Пригласив юношу на прощальный ужин, он позвал также двух священников в надежде, что совместными усилиями им удастся доказать ложность алхимических бредней. Пасторы Винклер и Борст по ходу трапезы стали поносить герметическое искусство и в заключение изрекли: «Никогда не сможете вы сделать невозможное возможным».
Молодой человек поднялся с места со словами: — Пойдемте в лабораторию и я на ваших глазах сделаю то, что вы считаете невозможным.
Последовав за Бёттгером, все начали очень внимательно наблюдать за его действиями. Он взял тигель и хотел положить туда свинец, но мэтр Цорн, опасаясь, что этот металл подвергся предварителъной обработке, предложил произвести опыт с серебром, за которым сходил сам. Юношу это нисколько не обескуражило, и он поместил данные ему три унции серебра в предварительно нагретый тигель. Когда металл расплавился, Бёттгер вынул из кармана маленькую серебряную шкатулку и достал из нее крупицу философского камня. Прежде чем бросить в тигель, он смешал ее с небольшим количеством воска. Сотрапезники успели разглядеть порошок: по их словам, он походил на крохотные осколки стекла огненно-красного цвета. Как только тигель остыл, Бёттгер вылил расплавленный металл: тогда мэтр Цорн и оба священника с изумлением увидели, что это самое настоящее золото. Как всегда, герметический металл отнесли к ближайшему ювелиру, который подверг его всем положенным испытаниям — золото оказалось безупречным.
Один из старых друзей Бёттгера по имени Зиберт, руководивший тем, что мы назвали бы фармацевтической лабораторией, услышал о трансмутации, совершенной его бывшим однокашником, пришел к Бёттгеру с просьбой показать и ему столь чудесное превращение. Юноша охотно согласился. Зиберт сам приобрел предназначенные для опыта тигель и ртуть, а затем собственноручно совершил всю операцию, тогда как роль Бёттгера состояла лишь в том, что он бросил в металл восковой шарик с порошком. Зиберт тем временем подготовил восемь унций свинца, которые положил в другой тигель и довел до точки плавления. Когда ртуть под воздействием философского камня стала превращаться в коричневую массу, ее немедленно слили в другой тигель, со свинцом; через четверть часа оба металла образовали единую и цельную золотую массу.
В Берлине все теперь только и говорили о Бёттгере. Жители разделились на два лагеря: свидетелей трансмутации, свято уверовавших в истинность алхимии, и прочих, судивших о ней лишь по рассказам, а потому убежденных, что все это — выдумки и обман. Последние дали бедному Иоганну Фридриху прозвище «Adeptus ineptus».[63] И на сей раз рок судил так, чтобы слух об этих потрясающих опытах дошел до короля Фридриха-Вильгельма I. Подобно своим предшественникам, он тут же отдал приказ схватить молодого Бёттгера. К счастью, мэтр Цорн был знаком с одним из придворных, тот предупредил о неизбежном аресте Бёттгера, который успел покинуть Берлин и направился в Виттенберг, где жил его дядя. Отъезд быстро превратился в бегство, ибо молодой человек, переправившись через Эльбу, заметил погоню, и ему пришлось прятаться от прусских солдат в лесу. Поселившись у дяди, Бёттгер почитал себя в безопасности, однако король прусский не желал выпускать добычу из рук и потребовал, чтобы город Виттенберг выдал ему его подданного. Но Бёттгеру повезло: он родился не в Магдебурге, как полагал Фридрих-Вильгельм I, в Саксонии — вот почему, когда курфюрст Саксонский и король польский Август II, в свою очередь, предъявил на него права (между двумя, странами едва не вспыхнула война!), он добровольно устремился в Дрезден, чтобы оказаться как можно дальше от берлинского двора.
Едва Бёттгер приехал в Дрезден, как его отвели к курфюрсту Саксонскому, который потребовал показать трансмутацию. Юноша охотно согласился и произвел успешный опыт. Очарованный Август II немедленно даровал ему титул барона. От такой удачи у бедного Иоганна Фридриха немного закружилась голова. Он совершенно забыл о своем намерении изучать медицину и предался разгульной жизни, помышляя лишь о выпивке и удоволъствиях, ка которые тратил порошок, подаренный Лас-карисом. Он построил себе великолепный дом и стал задавать роскошные пиры; говорят, сотрапезники каждый раз находили под салфеткой золотую монету. Светские дамы были от него без ума и с легкостью отдавались ему в обмен на драгоценности, оплаченные герметическим золотом.
Так продолжалось два года. Разумеется, в каком-то смысле Бёттгер успешно исполнял возложенную на него Ласкарисом апостольскую миссию, поскольку такой экстравагантный образ жизни не мог не подтверждать истинность алхимии: все убедились, что с помощью порошка можно получить столько золота, сколько пожелаешь. С другой стороны, философский камень, созданный подлинным адептом, таял на глазах. Вспомнив о прочитанных некогда трудах Василия Валентина и устных объяснениях Ласкариса, Бёттгер попытался, подобно многим другим сбившимся с пути миссионерам, возобновить запасы порошка. Он был уверен, что сумеет это сделать, но, как и все прочие, потерпел полную неудачу. В один прекрасный день у него не осталось ни крупицы философского камня. Это была катастрофа.
Ему пришлось отказаться от пышных приемов и сократить расходы. Он полагал, что его, в свою очередь, будут приглашать все те люди, которые в течение двух лет беззаботно пировали за его счет; но это лишь доказывало, как плохо он знал продажную придворную знать. Все отвернулись от него, как только поняли, что больше тут поживиться нечем. Любовницы его бросили, слуги сговорились отомстить ему, потому что он не мог им платить, и распустили слух; будто он собирается бежать. По заведенному уже порядку курфюрст приказал арестовать его и держать под стражей в собственном доме.
Здесь мы возвращаемся к Ласкарису, который в это время путешествовал по Германии. Издали он следил за карьерой своего ученика и знал все о его стремительном бегстве из Берлина, о прибытии в Дрезден, о возведении в дворянское достоинство, равно как и о нынешних его злоключениях. Ласкарис чувствовал моральную ответственность за то, что молодой человек довел себя до столь плачевного состояния. Поэтому он решил выручить Бёттгера и с этой целью в 1703 году приехал в Берлин. Поскольку Бёттгер говорил, что среди его друзей и знакомых лишь один доктор Паш по-настоящему честен и достоин полного доверия философ пришел к этому врачу и подробно рассказал о несчастьях, свалившихся на бедного Иоганна Фридриха.
— Понимаете ли вы, — добавил Ласкарис под конец, — какой опасности он подвергается? Вам нужно поехать в Дрезден и объяснить Августу II, что Бёттгер никогда не владел герметической тайной, а порошок получил в подарок от странствующего адепта. За его освобождение вы предложите королю выкуп в восемьсот тысяч дукатов.
— Восемьсот тысяч дукатов! — вскричал Паш. — Но где я найду такие деньги? Таких сокровищ нет ни у одного человека, и только король может ими обладать.
— Пойдемте ко мне, — ответил Ласкарис, — я покажу вам кое-что, и вы поймете, что ошиблись.
Когда они оказались в маленьком убогом жилище адепта, тот показал Пашу мешочек весом в шесть фунтов, внутри которого находился порошок рубинового цвета. И Ласкарис произнес:
— Вот мой запас порошка проекции. Благодаря своему искусству, я могу возобновлять его по собственной воле. Мне достаточно соединить его с обычным золотом, чтобы он умножился, и каждая из этих частей способна совершить трансмутацию обычного металла, превышающего его по весу в четыре тысячи раз.
Чтобы окончательно убедить врача, Ласкарис тут же произвел чрезвычайно успешную трансмутацию с фунтом ртути. Паш, пораженный этим «неопровержимым доводом», обещал завтра же отправиться в Дрезден.