– Спешу, как могу, – отвечала я, суетясь между раковиной и плитой.

– Пойду искупаюсь, а у тебя чтобы все было готово, когда выйду.

И высокие каблуки застучали по лестнице.

Я и сейчас представляла, как Китти срывает с себя в ванной розовую униформу своего салона и бросает на пол, снимает нижнее белье и тоже бросает на пол. Потом мне предстояло собрать эту одежду, выстирать, привести в порядок. Я и сейчас слышала, как наполняется водой ванна, слышала, как Китти громко поет ту же самую песню, которую всегда пела, принимая ванну.

И так раз за разом. Надоедливая песня въелась мне в память. Эти две строчки повторялись и повторялись, хотелось даже заткнуть уши ватой.

И вдруг крик – длинный, страшный.

Я взлетела наверх, представляя себе, что Китти поскользнулась в ванне и ударилась головой… Но я увидела, что Китти стоит голая перед зеркалом и широко открытыми глазами рассматривает правую грудь.

– Рак. У меня рак груди.

– Мама, тебе нужно сходить к врачу. Это, может быть, доброкачественная киста или доброкачественная опухоль.

– Что это еще за «доброкачественная»?! – воскликнула она. – Отнимут – и все, иссекут своими скальпелями, изуродуют… Ни один мужчина меня после этого не захочет! И буду я однобокой полуженщиной, а ведь у меня не было ребенка! Я никогда не узнаю, что значит кормить своего собственного ребенка! Они мне говорили, что нет у меня никакого рака. Но я-то знаю, что есть! Я-то знаю!

– Ты уже была у врача… мама?

– Да, черт возьми, да! Да что они понимают?! Когда уже будешь при смерти, тогда они определят!

Китти бушевала, как сумасшедшая, и я вынуждена была позвонить Кэлу и попросить, чтобы он приехал, а когда снова поднялась наверх, то застала Китти лежащей на кровати и уставившейся в потолок.

После того как мы в первый раз отведали еды в доме Сеттертонов, которая оказалась очень вкусной, я помогла Риве и Мейзи вымыть посуду, а потом мы все трое вышли к мистеру Сеттертону на веранду. По-прежнему думая о своем, я поговорила с Кэлом о том давнишнем дне, а Рива Сеттертон в это время находилась наверху, стараясь заставить дочь поесть.

– Она все съела, – объявила Рива, вернувшись от Китти и опустившись в плетеное тростниковое кресло-качалку. – В моем доме никто не умрет голодной смертью.

– Рива, несколько месяцев назад Китти сказала, что нашла уплотнение в груди. И еще она сказала, что ходила к врачу и врач сообщил ей, что у нее нет злокачественного образования. Но откуда нам знать, действительно ли она ходила к врачу? Однако, когда она две недели пробыла в больнице, то ее там тщательно обследовали, но ничего тревожного не нашли.

Мать Китти почему-то неожиданно встала с качалки и ушла с веранды в дом.

– И это все? – спросила Мейзи, широко раскрыв свои зеленые глаза. – И чего так долго прятаться? Все равно узнаешь. Впрочем, она наверняка гордилась грудью, поэтому ее можно понять, что она старалась не знать.

– Мейзи, – вступил в разговор Кэл, который сидел рядом со мной, – но ведь врачи всю ее обследовали.

– Для Китти это не имеет никакого значения, – сказала Мейзи с непонятным удовлетворением. – Рак груди в нашей семье – наследственная болезнь. Это старая история. Матери отняли обе, она носит теперь искусственные. Поэтому она и ушла. Она не переносит, когда говорят на эту тему. А ведь не подумаешь, правда? У бабушки по матери тоже одну удалили. Бабушке по отцу тоже удалили одну, а другую не успели, она умерла. А Китти до смерти боялась потерять свою гордость. – Мейзи задумчиво посмотрела на свои маленькие груди. – У меня не много этого, но все равно не хотелось бы терять ни одной – а придется.

Неужели это все так просто объяснялось?

Об этом ни врачи, ни я, ни Кэл даже не задумывались. Это был ее секрет, из-за которого она так переживала. По этой причине Китти полностью замкнулась в себе, хотя никакого рака у нее не было.

Прошло два часа, и тут я поняла. Теперь, когда Кэл оказался в доме родителей Китти, он стал каким-то другим. Между нами возникла дистанция. Я не вполне отдавала себе отчет, в чем это проявлялось, однако почувствовала облегчение от того, что у него нет ко мне прежней тяги. Может, так проявлялась его жалость к Китти. Эта жалость смягчала его взгляд, когда он сидел у постели и брал ее за руку. Я задержалась в дверях и понаблюдала, как он пытается успокоить Китти, а потом повернулась и вышла.

Случившееся между мной и Кэлом останется моей самой постыдной и ужасной тайной.

Когда я спустилась вниз и вышла на веранду, размышляя, что делать дальше, то снова вспомнила о Томе. Может быть, этот день будет днем радостной встречи с ним и с Фанни?

«О, Логан, когда я тебя увижу? Узнаешь ли ты меня? Обрадуешься ли моему приезду? Или так же отвернешься, как в последний раз, когда ты был со своими родителями?» – мучили меня эти вопросы. Ведь Логан так ни разу и не попытался объяснить свои действия, словно думал, что я ничего не заметила.

В первую ночь после приезда я спала вместе с Мейзи в ее комнате, а Кэлу дали раскладушку, чтобы он мог устроиться в комнате Китти. На следующее утро я встала очень рано и была при полном параде, когда все еще спали. Я уже стала спускаться по лестнице, когда сзади меня окликнул Кэл:

– Хевен, ты куда направилась?

– Навестить Фанни, – ответила я шепотом, боясь обернуться и встретиться с ним взглядом, испытывая в Уиннерроу в тысячу раз большее чувство стыда, чем в Кэндлуике.

– Разреши мне пойти с тобой, пожалуйста.

– Кэл, – взмолилась я, – если ты не против, я хотела бы пойти одна. У нас с Фанни всегда были сложные отношения. При тебе она не будет откровенной, а мне хочется услышать от нее правду, а не ворох вранья.

Кэл сказал хрипловатым голосом:

– Как быстро ты сбегаешь, очутившись в родных местах. Уж не от меня ли? Ищешь предлог избавиться от моего общества? Тебе нет необходимости искать предлог, я тебе не хозяин. Иди, а я останусь ухаживать за Китти и договариваться с родителями насчет ухода за ней. Но я буду скучать без тебя.

Больно было слышать обиду в его голосе, но все же я испытывала радость выйти из дома и все оставить позади. Каждый шаг, который отдалял меня от особняка Сеттертонов, делал меня моложе, счастливее.

Я скоро увижу Фанни.

Мои ноги сами выбрали путь, позволяющий мне пройти рядом с аптекой Стоунуолла. Мое сердце учащенно забилось, когда я приблизилась к знакомому заведению. Я просто хотела пройти мимо, вовсе не рассчитывая увидеть Логана, хотя и думала о нем, пытаясь представить, как он теперь выглядит. Взглянув внутрь сквозь широкую витрину (сердце у меня при этом чуть не выскочило), я с сожалением заметила, что Логана там не было. Я вздохнула, и тут вдруг почувствовала пристальный взгляд синих глаз молодого человека, выходящего из синего спортивного автомобиля. Я замерла, узнав… Логана Гранта Стоунуолла.

О Боже!

Кажется, мы переживали одни и те же чувства, глядя друг на друга и не веря в происходящее.

– Хевен Ли Кастил – это ты или мне это снится?

– Это я. А это ты, Логан?

Его лицо сразу засветилось, он подскочил ко мне, крепко взял меня за руки и, глядя прямо в глаза, глубоко вздохнул.

– Как ты выросла… Повзрослела, стала такой красивой. – Он вспыхнул, запнулся, а затем улыбнулся. – Хотя, чему удивляться, я всегда знал, что ты вырастешь и станешь еще красивее.

Я смутилась, запутавшись в паутине, которую сама же и сплела, хотя мне хотелось броситься в объятия Логана, навстречу его протянутым, манящим к себе рукам.

– Логан, спасибо тебе, что ты отвечал на мои письма… Большинство писем.

Он казался разочарованным, ожидая, очевидно, от меня другого.

– Когда я получил от тебя известие, что вы везете сюда Китти Деннисон, я сообщил Тому.