– Бабушка, ну как можно так ненавидеть меня? Почему ты не можешь вразумить папу, что я не виновата в смерти матери?
– Он знает, что не виновата, понимает в глубине души. Но если он признает это, ему надо будет признать и свою вину в том, что женился на ней, что привез девочку сюда, где ей было невмоготу. Она старалась, ох, как она старалась, делала все, что могла. Скребла, чистила, мыла, портя свои белые руки. Помню, как закидывала назад волосы, чтобы не мешали… Потом бежала к своему чемодану, где было полно всяких красивых штучек, доставала кремы, натирала руки, чтобы сохранить их красоту и свежесть.
– Бабушка, ты знаешь, я не могу смотреть в этот чемодан и видеть ее красивые вещи. Что толку надевать эту одежду здесь, куда никто не приходит? А насчет куклы мне прошлой ночью приснился сон, будто она – это я, а я – она. Когда-нибудь я поеду в Бостон и отыщу семью своей мамы. Я считаю себя обязанной сообщить им, что случилось с их дочерью. Они ведь наверняка думают, что она живет себе и здравствует где-нибудь.
– Ты права. Сама я об этом не думала, но ты права. – Бабушка поощрительно обняла меня, но в ее худых руках совсем не было силы. – Ты молодец, настраиваешься на то, чего хочешь добиться, и добьешься.
Жизнь в горах доставалась бабушке тяжелее, чем любому из нас. Наверное, никто, кроме меня, не замечал, как трудно ей было вставать и садиться. Часто она останавливалась и хваталась рукой за сердце. Иногда ее лицо становилось мучнисто-серым, она задыхалась. Предлагать ей врача было бесполезно, бабушка не верила во врачей, не верила в лекарства, за исключением тех, что сама готовила из корней и листьев трав, которые я собирала по ее указаниям.
Когда Сара стала угрюмой и мрачной, каждый день рядом с ней был как экзамен на выживание. Исключение составляли те, в которые я встречалась с Логаном. Один из таких дней выдался по-настоящему солнечным и теплым. Я увидела Логана у реки, а вдоль берега бегала Фанни – без клочка ткани на теле! Она хохотала, дразнила Логана и предлагала ему поймать ее.
– Поймаешь – и я буду твоей, вся буду твоей, – поддразнивала она его.
Я обомлела от поведения Фанни и, встав как вкопанная, стала наблюдать, что сделает Логан.
– Как тебе не стыдно, Фанни! – крикнул он ей. – Ты просто маленькая девчонка, заслуживающая хорошей порки.
– Вот поймай меня и выпори, – предложила Фанни.
– Нет, Фанни, – отрезал он. – И ты вообще не в моем вкусе. – Логан повернулся, чтобы направиться обратно в Уиннерроу, так мне, по крайней мере, показалось, и в этот момент я вышла из-за дерева, которое прятало меня от Логана. Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась растерянной.
– Мне жаль, что ты видела и слышала все это. Я стоял, ждал тебя, когда появилась Фанни, она сбросила с себя платье, а под ним ничего не было… Я ни в чем не виноват, Хевен, клянусь тебе.
– Зачем ты мне это объясняешь?
– Но я не виноват! – выкрикнул он, покраснев.
– Да я и сама догадываюсь, что ты ни при чем, – успокоила я его.
Я знала Фанни и знала, что ей хочется лишить меня всего самого дорогого. Однако, как я слышала, большинство мальчиков любят таких девочек, ведущих себя свободно, лишенных всякой скромности и внутренних тормозов – как моя сестра Фанни, которая проживет десяток волнующих жизней, пока я буду бороться за одну.
– Эй, Хевен, – сказал Логан, подошел ко мне и приподнял мою опущенную голову, так что наши губы оказались рядом. – Вот кто в моем вкусе, вот кто мне нужен. Фанни симпатичная и смелая… Но мне нравятся девушки скромные, красивые и милые, и если мне не удастся когда-нибудь жениться на Хевен, то мне вообще никто не нужен.
Он поцеловал меня, и в голове зазвенело множество колокольчиков, словно это был свадебный звон колоколов, доносящийся из будущего.
Я – миссис Логан Грант Стоунуолл…
Я внезапно почувствовала себя очень счастливой. В некотором отношении Фанни была права. Жизнь продолжалась, шла вперед. Каждый должен иметь возможность жить и любить. Наступил мой черед.
Теперь на Сару нашла новая причуда разговаривать сама с собой, как в дурном сне.
– Надо бежать отсюда, бежать из этого ада, – бубнила она. – Ничего нет, кроме работы, еды, сна и ожиданий, когда он заявится. А придет – никакой радости, никакой…
Сара, что ты говоришь? Пожалуйста, не надо. Что мы будем делать без тебя?
– Своими желаниями я сама выкопала себе собственную могилу, – продолжала Сара на следующий день. – Надо было найти другого, надо было… Я уйду, а как дети?
Это она повторяла самой себе день и ночь. Потом смотрела на папу, когда тот приезжал на выходной день домой, и убеждалась, что он все расцветает («Проклятый», – ворчала Сара). Сердце у нее прыгало, в изумрудных глазах появлялся свет, а стрелки внутренних часов Сары крутились в обратную сторону, к тому времени, когда она была влюблена в него.
Однако было слишком заметно, что внутренний мирок Сары становился все темнее, все мрачнее. И основная часть ее раздражения переносилась на меня. Как-то вечером, изможденная трудным днем, я упала на свой тюфяк и стала беззвучно лить слезы в твердую подушку. Но бабушка услышала и положила мне на плечо руку, чтобы успокоить меня.
– Шш, не плачь, детка. Думаешь, Сара не любит тебя? Нет, это твой папа сводит ее с ума, но его тут нет, а ты под рукой. Она не может ни крикнуть на него, ни стукнуть. Да и когда он здесь, тоже не может. Что толку от ее крика! Сара уж годы кричит, а Люку все равно. Ты же всегда под рукой, вот она и отыгрывается на тебе.
– Зачем же тогда он женился на Саре, бабушка, раз не любит ее? – всхлипывая, спросила я. – Чтобы привести мне мачеху, которая меня ненавидит?
– А Бог их знает, этих мужчин, почему они такие! – Бабушка перевела дыхание и, обернувшись, протянула руку и погладила дедушку, которого она ласково звала Тоби. Поцеловав его и погладив по лицу, она дала ему больше любви, чем кто-то из нас когда-либо давал другому. – Тебе надо найти себе хорошего человека, как я вот нашла, вот и все. И подождать, пока не повзрослеешь, чтобы чувствовать по-настоящему. Скажем, лет до пятнадцати.
В горах девушка, достигшая шестнадцати лет и не помолвленная, считалась пропащей, обреченной остаться старой девой.
– Смотрите, шепчутся, – пробормотала себе Сара, навострив уши за своей выцветшей и потертой красной занавеской. – Обо мне говорят. А эта опять плачет. А чего я цепляюсь к ней, почему не к Фанни, вот от кого неприятностей-то? Он любит Фанни и терпеть не может эту. Но почему бы не к Фанни? Или Нашей Джейн, Кейту? А лучше к Тому.
Я глубоко вздохнула, со страхом подумав о том, что Сара начнет теперь придираться и отыгрываться на Томе.
И настал этот ужасный день, когда Сара вытянула Тома кнутом, словно хотела выместить на сыне свою обиду за то, что тот не стал таким, как ей хотелось.
– Я тебе говорила, чтобы ты шел в город зарабатывать деньги? Говорила или нет?
– Мам, но никто не хочет брать меня на работу! Там берут ребят с маленькими тракторами, которые косят траву и собирают листья. Очень им нужен парень с гор, у которого и ручной-то косилки нет!
– На кой мне твои оправдания! Мне нужны деньги, Том, деньги!
– Мам, я попробую завтра! – воскликнул Том, поднимая руки и пытаясь закрыть лицо от ударов. – Мне ведь никогда не дадут работу, если у меня будут синяки и кровь на лице.
На мгновение утихнув, Сара опустила лицо и, к несчастью, посмотрела на пол. Том забыл вытереть ноги.
– Ты что, не видишь? Чистые полы! Я только что помыла их! Посмотри, во что ты их превратил!
Она своим тяжелым кулаком ударила Тома в лицо, и тот отлетел к стене. С полки обрушился наш драгоценный горшок с медом, ударил его по голове и разбился. Липкая масса потекла по Тому.
– Спасибо большое, мама, – произнес Том с веселой улыбкой. – Теперь я могу наесться меду сколько влезет.
– Ой, Томми, – зарыдала Сара, которой сразу сделалось стыдно. – Прости меня… Не знаю, что в меня вселилось… Не надо ненавидеть маму, она любит тебя.