Линн криво усмехнулась. Странно, что газетный персонаж «домохозяйка» благодаря войне неожиданно выдвинулся на передний план. Женщины, вынужденные использовать всю свою изобретательность, о которой они раньше и не подозревали, чтобы преодолевать бесчисленные препятствия и как-то выкручиваться, теперь могут отвечать за себя и за других. А она, Линн Марчмонт, умная, образованная, выполнявшая работу, которая требовала смекалки и усердия, сейчас не ощущает никакой опоры и – да, без этих ненавистных слов не обойтись – плывет по течению!

Иное дело люди, которые оставались дома, – например, Роули.

Мысли Линн сразу же переключились с общих проблем на личные. Она и Роули – вот настоящая, единственная проблема. Действительно ли она хочет выйти за него замуж?

Приближались сумерки – тени становились все длиннее. Линн сидела неподвижно у края рощицы на склоне холма, подперев руками подбородок и глядя на долину. Она потеряла счет времени, но испытывала странное нежелание возвращаться в «Белый дом». Внизу слева находились «Плакучие ивы», которые станут ее домом, если она выйдет за Роули. Если!.. Все снова и снова возвращается к этому!

Из леса с испуганным криком, похожим на детский плач, вылетела птица. В небо тянулся дым от проходящего поезда, принимая форму гигантского вопросительного знака.

«Выходить ли мне за Роули? Хочу ли я этого и хотела ли когда-нибудь? Могу ли я этого не делать?»

Поезд, пыхтя, исчезал в долине; дым постепенно рассеивался. Но вопросительный знак все еще маячил в голове Линн.

Она любила Роули, перед тем как пошла в армию. «Но теперь я изменилась, – думала Линн. – Я уже не та, что была раньше».

Ей на ум пришла строчка из стихотворения: «И жизнь, и мир, и я теперь другие…» А Роули? Роули все тот же.

Да, Роули не изменился. Он был таким же, каким она оставила его четыре года назад.

Так хочет ли она выйти за него замуж? Если нет, то чего вообще она хочет?

Позади затрещали ветки – кто-то пробирался сквозь рощу. Мужской голос выругался.

– Дэвид! – вскрикнула она.

– Линн! – Выбравшийся из подлеска Дэвид казался удивленным. – Что вы здесь делаете?

Он слегка запыхался от бега.

– Не знаю – просто сижу и думаю. – Она усмехнулась. – Наверно, уже поздно.

– Вы что, не знаете, сколько времени?

Линн рассеянно взглянула на часы:

– Они снова остановились. Очевидно, во мне есть какая-то сила, которая дезорганизует часовой механизм.

– И не только его! В вас слишком много электричества, энергии, самой жизни!

Дэвид шагнул к ней, и она быстро поднялась:

– Уже темно. Я должна возвращаться домой. Который теперь час, Дэвид?

– Четверть десятого. Мне нужно бежать со всех ног, чтобы поспеть на поезд в девять двадцать в Лондон.

– Я не знала, что вы вернулись сюда.

– Понадобилось взять кое-какие вещи из «Фарроубэнка». Но я должен спешить. Розалин одна в квартире, а она нервничает, если ей приходится ночью оставаться одной в Лондоне.

– В квартире с гостиничным обслуживанием? – В голосе Линн прозвучало презрение.

– Страх не знает логики, – резко отозвался Дэвид. – Когда попадаешь под бомбежку…

Линн почувствовала раскаяние:

– Простите. Я забыла.

– Да, это скоро забывается, – с внезапной горечью признал Дэвид. – Люди возвращаются туда, где были раньше, прежде чем начался этот кровавый спектакль! Забиваются в свои норки и снова чувствуют себя в безопасности! И вы, Линн, такая же, как остальные!

– Нет, Дэвид! – воскликнула она. – Я не такая! Я как раз думала о…

– Обо мне?

Его внезапный порыв испугал Линн. Он обнял ее, привлек к себе и поцеловал жадными, горячими губами.

– Роули Клоуд? Этот олух? Нет, Линн, клянусь богом, ты принадлежишь мне! – Так же неожиданно Дэвид отпустил ее, почти оттолкнув. – Я опоздаю на поезд. – И он побежал вниз по склону холма.

– Дэвид…

Повернувшись, Хантер крикнул:

– Я позвоню тебе, когда доберусь до Лондона!

Линн наблюдала, как исчезает в сгущающемся сумраке его легкая атлетическая фигура. Затем с колотящимся сердцем и хаосом в голове она медленно побрела домой.

Линн поколебалась, прежде чем войти, опасаясь вопросов матери – ее матери, одолжившей пятьсот фунтов у людей, которых презирала.

«Мы не имеем права презирать Дэвида и Розалин, – думала Линн, поднимаясь по лестнице и стараясь ступать бесшумно. – Мы такие же, как они, – готовы на все ради денег».

Она стояла в спальне, с любопытством разглядывая в зеркале свое лицо, казавшееся ей незнакомым.

Внезапно ее охватил гнев.

«Если бы Роули по-настоящему любил меня, – подумала Линн, – он бы как-нибудь достал для меня эти пятьсот фунтов, не позволил бы, чтобы я чувствовала унижение, будучи вынужденной принять их от Дэвида…»

Дэвид обещал позвонить ей из Лондона…

Линн спустилась вниз, шагая как во сне. «Сны, – думала она, – могут быть очень опасными…»

– Вот и ты, Линн. – Адела облегченно вздохнула. – Я не слышала, как ты вошла, дорогая. Ты давно вернулась?

– Да. Я была наверху.

– Ты лучше говори мне, когда возвращаешься. Я всегда нервничаю, если тебя нет после наступления темноты.

– Неужели ты думаешь, мама, что я не в состоянии о себе позаботиться?

– Знаешь, в газетах пишут такие ужасы! Демобилизованные солдаты нападают на девушек…

– Очевидно, девушки сами на это напрашиваются.

Линн криво усмехнулась. Да, девушки напрашиваются на риск… Неужели кому-то нравится чувствовать себя в безопасности?..

– Линн, дорогая, ты меня слушаешь?

Вздрогнув, Линн оторвалась от своих мыслей:

– О чем ты говорила, мама?

– О подружках на твоей свадьбе. Надеюсь, у них найдутся талоны. Тебе повезло, что у тебя остались твои демобилизационные. Мне так жаль девушек, которым приходится выходить замуж с обычными талонами. На них не купишь ничего нового. Я имею в виду не верхнюю одежду, а белье. Сейчас его достать просто невозможно. Да, Линн, тебе повезло.

– Ужасно повезло.

Линн ходила по комнате, машинально подбирая разные предметы и ставя их на место.

– Почему ты все теребишь, дорогая? Мне это на нервы действует.

– Прости, мама.

– Надеюсь, ничего не случилось?

– А что должно было случиться? – огрызнулась Линн.

– Не надо сердиться, дорогая. Так вот, насчет подружек невесты. Думаю, ты должна пригласить Джоан Макрей. Ее мать была моей лучшей подругой, и она может обидеться, если…

– Я всегда терпеть не могла Джоан Макрей.

– Знаю, дорогая, но какое это имеет значение? Я уверена, что Марджори обидится…

– Ведь это моя свадьба, мама, не так ли?

– Конечно, Линн, но…

– Если только она вообще состоится!

Линн не собиралась этого говорить. Слова вырвались сами собой. Она бы охотно взяла их обратно, но было уже поздно. Миссис Марчмонт испуганно уставилась на дочь:

– Линн, дорогая, что ты имеешь в виду?

– О, ничего, мама.

– Ты не поссорилась с Роули?

– Конечно, нет. Не волнуйся, мама, все в порядке.

Но Адела с беспокойством смотрела на нахмуренное лицо дочери.

– Я всегда считала, что ты будешь в полной безопасности замужем за Роули, – жалобно промолвила она.

– А кому нужна безопасность? – с презрением огрызнулась Линн и резко повернулась. – Телефон?

– Нет. Ты ждешь звонка?

Линн покачала головой. Как унизительно ожидать, что тебе позвонят! Но Дэвид обещал… «Ты с ума сошла!» – сказала она себе.

Почему этот человек так ее привлекает? Его мрачное лицо стояло у нее перед глазами. Она пыталась отогнать видение, представляя себе круглую добродушную физиономию Роули, его спокойную улыбку, преданный взгляд. Но действительно ли Роули любит ее? Если да, то он должен был понять ее, когда она попросила у него пятьсот фунтов, а не быть таким ужасающе благоразумным и практичным. Выйти замуж за Роули, жить на ферме, никуда не уезжать, не видеть чужого неба, не ощущать экзотических запахов – никогда больше не быть свободной…