Впорхнула мисс Дженкинс с отпечатанным на машинке листком и положила перед своим шефом, который кивком головы дал ей понять, что она больше не нужна.

– Вот, пожалуйста. – И мистер Геблер принялся читать скороговоркой, привычной для агентов по продаже недвижимости: – Усадьба оригинальной постройки, имеет четыре гостиные, восемь спален с внутренними шкафами, служебные помещения, просторную кухню, вместительные надворные постройки, конюшни и так далее. Водопровод, старинный сад не требует больших затрат, около трех акров[15] земли да еще два летних домика и так далее и тому подобное. Ориентировочная цена две тысячи восемьсот пятьдесят фунтов.

– Я могу получить у вас ордер на осмотр?

– Разумеется, дорогой сэр. – Мистер Геблер писал размашистым почерком. – Ваша фамилия и адрес?

К моему удивлению, Пуаро назвался мистером Паротти.

– У нас есть еще несколько домов, которые могут вас заинтересовать, – продолжал мистер Геблер.

Пуаро позволил ему подробно рассказать о состоянии двух других поместий, а затем спросил:

– «Литлгрин-хаус» можно посмотреть в любое время?

– Разумеется, дорогой сэр. В доме живут слуги. Пожалуй, мне стоит позвонить и предупредить их о вашем приходе. Вы пойдете туда сейчас или после обеда?

– Скорее всего, после обеда.

– Разумеется, разумеется. Я позвоню и скажу, что вы зайдете около двух. Вас это устроит?

– Спасибо. Так вы говорите, владелицу усадьбы зовут мисс Аранделл, не так ли?

– Лоусон. Нынешнюю хозяйку усадьбы зовут мисс Лоусон. Мисс Аранделл, к сожалению, умерла совсем недавно. Поэтому-то усадьба и пошла на продажу. Уверяю вас, ее сразу купят. Нисколько не сомневаюсь. Откровенно говоря, но только сугубо между нами, я постараюсь, если вы готовы совершить куплю, быстро все уладить. Я ведь уже сказал вам, что усадьбой интересовались два джентльмена, и уверен, что со дня на день поступит предложение от одного из них. Оба осведомлены о том, что претендуют на одну и ту же усадьбу. А конкуренция, как известно, подстегивает людей. Ха-ха! Мне вовсе не хотелось бы оставить вас ни с чем.

– Мисс Лоусон, насколько я понимаю, торопится с продажей усадьбы?

Мистер Геблер понизил голос, делая вид, что говорит по секрету:

– Вот именно. Усадьба слишком велика для одинокой пожилой дамы. Она хочет избавиться от нее и купить квартиру в Лондоне. Ее можно понять. Поэтому-то усадьба и продается по столь смехотворно низкой цене.

– Наверное, с ней можно поторговаться.

– Конечно, сэр. Назовите вашу цену, и мы включимся в сделку. Но должен вам сказать, сэр, много она вряд ли уступит. И будет права. В наши дни такой дом стоит по меньшей мере тысяч шесть, не говоря уж о цене на землю и прочие пристройки.

– Мисс Аранделл умерла внезапно, не так ли?

– Нет, не сказал бы. Старость – вот беда. Anno domini…[16] Ей давно уже перевалило за семьдесят, и она долго хворала. Она была последней из семьи Аранделлов. Вам что-нибудь известно о них?

– Я знаю несколько человек по фамилии Аранделл, у которых есть родственники в здешних краях. Вполне возможно, что они имеют какое-то отношение к этой семье.

– Не исключено. Их было четыре сестры. Одна из них вышла замуж уже в годах, а три остальные жили здесь. Дамы старой закваски. Мисс Эмили умерла последней. Ее очень уважали в городе.

Он протянул Пуаро ордер на осмотр усадьбы.

– Не откажите в любезности зайти потом и сказать мне о вашем решении. Разумеется, там потребуется кое-какой ремонт. Но иначе не бывает. Я всегда говорю: «Не так уж трудно заменить ванну-другую? Пустяки».

Мы попрощались, и напоследок я услышал, как мисс Дженкинс сказала:

– Звонила миссис Сэмьюэлс, сэр. Просила, чтобы вы ей позвонили. Ее номер – Холланд пятьдесят три девяносто один.

Я помнил, это был вовсе не тот номер, который мисс нацарапала на своем бюваре, и уж тем более не тот, который ей называли по телефону.

Без всякого сомнения, мисс Дженкинс таким образом мстила за то, что ей пришлось разыскать сведения о «Литлгрин-хаусе».

Когда мы вышли на площадь, я не преминул заметить, что мистеру Геблеру как нельзя лучше подходит его фамилия. Пуаро улыбнулся и кивнул.

– Он будет крайне разочарован, если вы не вернетесь, – сказал я. – По-моему, он нисколько не сомневается, что уже продал усадьбу.

– Да. Боюсь, надежды его не оправдаются.

– Предлагаю перекусить здесь. Или вы предпочитаете пообедать где-нибудь в более подходящем месте по пути в Лондон?

– Дорогой Гастингс, у меня нет намерения так быстро покинуть Маркет-Бейсинг. Мы отнюдь не завершили дела, ради которого прибыли сюда.

Я вытаращил глаза.

– Вы хотите сказать… Но, друг мой, все уже ясно. Наша старушка умерла.

– Вот именно.

Он таким тоном произнес эти слова, что я невольно посмотрел на него пристальным взглядом. Было совершенно очевидно, что на этом бессвязном письме он просто помешался.

– Но если она умерла, Пуаро, – мягко убеждал его я, – какой нам прок торчать здесь? Она уже ничего нам не расскажет. И если даже с ней что-то произошло, то после ее смерти все кануло в Лету.

– Как у вас все легко и просто. Позвольте заметить, что для Эркюля Пуаро дело считается завершенным лишь тогда, когда он сам поставит в нем точку.

Я знал, что спорить с ним бесполезно. Но тем не менее пытался его отговорить:

– Но ведь она умерла…

– Вот именно, Гастингс. Именно умерла… Вы хоть и твердите об этом, вас этот факт, похоже, совершенно не смущает. Да поймите же вы, мисс Аранделл умерла.

– Но, дорогой Пуаро, она умерла своей смертью! Что же тут странного или необъяснимого? Геблер же сказал…

– Он с такой же настойчивостью говорил нам, что за «Литлгрин-хаус» просят две тысячи восемьсот пятьдесят фунтов. Неужели вы ему верите?

– Нет, конечно. Дураку ясно, что Геблеру не терпится поскорее сбыть с рук эту усадьбу. Вероятно, там требуется капитальный ремонт. Готов поклясться, что он, точнее, его клиентка готова уступить «Литлгрин-хаус» за гораздо меньшую сумму. Продать огромный георгианский[17] домище, да еще выходящий на улицу, должно быть чертовски трудно.

– Eh bien, – подтвердил Пуаро, – и нечего талдычить: «Геблер сказал, Геблер сказал», будто он пророк какой-то.

Я собрался было возразить, но в эту минуту мы очутились на пороге «Джорджа», и Пуаро, воскликнув «Chut!»[18], положил конец нашему разговору.

Мы вошли в просторное кафе с наглухо закрытыми окнами и потому насквозь пропахшее кухонными запахами. Нас, тяжело отдуваясь, обслуживал медлительный пожилой официант. В кафе больше никого не было. Официант подал нам превосходную баранину, большие куски капусты, с которой не удосужились как следует стряхнуть воду, и отварной картофель. Затем последовали безвкусные тушеные фрукты с заварным кремом, итальянский овечий сыр, печенье и, наконец, две чашки какого-то сомнительного пойла под названием «кофе».

После чего Пуаро, вынув ордер на осмотр усадьбы, выданный нам мистером Геблером, обратился за разъяснением к официанту.

– Да, сэр, мне известны почти все из них. Имение «Хемел-Даун» довольно небольшое. Оно находится в трех милях отсюда, на Мач-Бенем-роуд, «Нейлорс-Фарм» – то поближе, в миле отсюда. Туда ведет боковая дорожка – сразу за Кингс-Хед. «Биссет-Грейндж»? Впервые слышу. А вот «Литлгрин-хаус» совсем рядом, в нескольких минутах ходьбы.

– По-моему, я уже видел этот дом с улицы. Пожалуй, туда мы и пойдем. Он в хорошем состоянии?

– О да, сэр. И крыша, и трубы, и все прочее. Старомодный, конечно. Его ни разу не перестраивали. Зато сад превосходный. Мисс Аранделл очень любила свой сад.

– Теперь вроде бы усадьба принадлежит мисс Лоусон?