Дом стоял на самой границе между лесом и лугом. Но принадлежал он лесу так же безраздельно, как ненароком покинувший чащу волк.

Дом был небольшим и казался ещё меньше рядом с соснами и елями, окружавшими его зелёным хороводом. Он утопал в мягком коричнево-зелёном полумраке. Но то тут, то там, между сосновых ветвей прорывался солнечный свет, распаляясь в этом тёмном уголке ненавязчивой полупрозрачной дымкой.

В доме никто не жил — Анабель поняла это сразу. Пустотой и тишиной веяло от тусклых запылённых стёкол, рассохшихся досок и равнодушно полуоткрытой двери. Пустотой, тишиной и… холодом? Холод и тьма… Энедина?

Солнце на миг вспыхнуло белым заревом в окнах, заметалось между ветвей и между ресниц Анабель. Белинда?

Дверь заскрипела от налетевшего ветра и приоткрылась.

Анабель подошла к этой двери по рыхлой земле, рыжеватой от тусклого солнца и опавших сосновых иголок.

Она поднялась по шатким ступенькам, (каждая скрипнула ей в ответ своим собственным голосом), и шагнула внутрь.

Внутри было пусто. Земляной пол и замшелые стены. Сладковатый запах сырости и тления. Тихо, только шорохи леса отзываются в каждом углу, как эхо.

И вдруг Анабель ощутила чьё-то присутствие.

Она моментально вскинула голову. Кто-то был наверху. Там, куда приглашала крутая лестница — небольшая и с виду весьма ненадёжная.

Анабель напружинилась и прикусила губу. Не эльф и не гном. Привидение? Только не днём. Неужели…

Человек?

Анабель, задержав дыхание, стала подниматься вверх по лестнице. Это было не так-то просто: ступеньки рассыпались на глазах, а распроклятое ритуальное одеяние путалось под ногами.

Наконец, Анабель достигла цели. Это чердак, и на нём абсолютно темно — вот и всё, что она успела понять; потому что в тот же самый момент раздался пронзительный дикий визг. У Анабель зазвенело в ушах, и она чуть не покатилась кубарем обратно.

К счастью, вопль быстро затих. И на Анабель из темноты уставилось два тревожно блестящих тёмных глаза.

Никаких сомнений быть не могло. Это был человек. Вернее, человеческий ребёнок.

— Ты кто? — спросил он сердито. Ему было не больше пяти- шести лет. Забавная чёлка на лбу, щёки, — возможно, излишне округлые, — и воинственно торчащий вперёд подбородок.

— Я? Анабель. — Вот незадача, она совершенно не умеет разговаривать с людьми.

— Анабель… — повторил он, словно пробуя имя на вкус. Похоже, оно ему не слишком понравилось. — А ты кто, мальчик или девчонка?

— Что? Ну, вообще-то девочка — хотя… — начала Анабель и тут же осеклась. Не хватало ещё посвящать ребёнка в путаницу эльфов в этой интимной сфере.

— А почему ты кричал? — задала она встречный вопрос.

Мальчик насупился.

— Испугался, — признался он, наконец. — Я ведь не знал, что это — ты. — Он смерил Анабель красноречивым взглядом, ясно давая понять, что уж её-то бояться не собирается. — А ты откуда?

— Из другого мира, — сообщила Анабель.

— А где ты живёшь?

— Здесь, — решительно сказала Анабель. Только сейчас она это поняла. — Я буду жить здесь. В этом доме.

— Ты что?! — мальчик возмущённо задохнулся. — Здесь жить нельзя! Здесь никто не живёт!

— Почему?

— Боятся. Когда-то, давным-давно здесь жила ведьма, старая и страшная. — Он состроил для наглядности жуткую гримасу. — А теперь тут никто не живёт, потому что здесь есть привидения. Все так говорят. А я всё равно полез на чердак проверить. А вот когда увидел, что кто-то вошёл… — он насупился.

— Но сейчас день. Чего же бояться днём?

— Ну и что?! — возмутился мальчик. — Тут всё равно темно.

— Да, наверное, — Анабель задумалась. — Ты прав, — похоже, это одно из тех мест, куда Тьма скрывается днём. Осколок ночи. А после заката, наверное, именно этот дом господствует над лугом…

— Ты глупости говоришь, — констатировал мальчик. — И вообще, ты очень странная. И имя у тебя дурацкое. Но ты мне нравишься.

— Ты мне тоже, — искренне призналась Анабель. — А тебя как зовут?

— Меня? — Он снова надулся. — Меня — Поросёнок.

— Поросёнок? — переспросила Анабель. — Но это ведь, кажется, животное? Или я что-то путаю, да?

— Нет, ты точно совсем — совсем странная. — Мальчик удручённо покачал головой. — Ты что, никогда поросёнка не видела?

— Никогда.

— Вот это да. Хочешь, покажу?

— Себя? — уточнила Анабель.

Поросёнок исподлобья взглянул на неё, явно собираясь разобидеться, но почему-то передумал и фыркнул. Через несколько секунд он уже безудержно смеялся, смешно оттопырив обветренные губы. Анабель рассмеялась тоже; и вот уже их дружный хохот разлетелся, раскатился и зазвенел по всему омертвевшему дому.

Пышущее жаром июльское солнце медленно, но верно клонилось к закату. Ветер лениво пробегал по траве, гоняя упругие терпко пахнущие волны.

В одном из скромных домиков посёлка мерно постукивал маятник часов, скрипели половицы, и женщина в лёгком ситцевом платье готовила ужин на маленькой тесной кухне. Из окна, распахнутого настежь, был виден двор, ограждённый простым деревянным забором, и дорога бегущая к лугу и лесу. Густые вечерние тени от домов и деревьев лежали на сером песке, камнях и засохших лужах.

Женщина хмурилась, бросая озабоченные взгляды на дорогу. Наконец вдалеке показались две фигуры, держащиеся за руки. Брови женщины взметнулись в изумлении. Одной из фигур был её сын, Поросёнок, чумазый как всегда (собственно, за это он и получил своё прозвище). Выглядел он чрезвычайно гордо и вёл за собой какую-то девушку… или мальчика? Нет, всё-таки девушку. Вид у неё был весьма странный: по земле волочится то ли вечернее платье, то ли монашеская ряса; лицо белое, как мука, волосы огненно-рыжие, дыбом стоят вокруг головы. Глаза прозрачные, цвета крыжовника (парочка уже миновала калитку и двигалась к дому) и какие-то… безумные?

По телу женщины вдруг пробежал колючий озноб; на лбу выступил липкий пот. Да что это?..

— Мама, мама! — Поросёнок ворвался в кухню, сверкая глазами и облупившимся носом. — Мама, это моя подруга Анабель, мы с ней играли в том доме, где привидения, а теперь мы будем ужинать, ладно? Анабель, а это моя мама!

Анабель стояла, опустив золотые ресницы и смущённо улыбаясь.

— Здравствуйте, — произнесла она тихо, и от звука её певучего голоса мать вновь ощутила нездешний холод.

— Здравствуйте, — она попыталась в ответ улыбнуться (улыбка вышла немного кривая) и протянула руку. — Меня зовут Марта.

Несколько секунд Анабель смотрела на эту руку; затем подала свою, но тут же отдёрнула. И всё же Марта успела отметить, что рука, несмотря на жаркий и влажный вечер, сухая и холодная.

Густая сметана пузырилась в глубокой глиняной миске, стоявшей перед Анабель. Кусочки огурца блестели, как зелёное стекло. Поросёнок шумно пил молоко из керамической кружки с выщербленным краем. Допив до половины, он вытер ладошкой влажные губы и стал вертеть и раскачивать кружку. Молоко искрящейся голубоватой струйкой брызнуло на стол.

— Ах, ты… — Марта размахнулась, точно желая дать сыну подзатыльник, но вместо этого лишь потрепала по волосам.

Поросёнок удовлетворённо фыркнул и подмигнул Анабель.

Анабель тем временем почти не прикасалась к еде и смотрела вокруг во все глаза. В свете заката комната казалась карамельно-розовой. По стене проползала, гудя, зелёная с синим жирная муха. Лопоухий щенок — белый с рыжими подпалинами, мирно дремавший в углу, — поднял голову и заворчал, скаля зубы.

Часы на стене гулко забили. Из них вырвалась и затараторила кукушка. Медный маятник блеснул, как золотой.

Анабель до боли сжала в руке деревянную ложку. Ложка едва уловимо пахла можжевельником.

На какой-то миг Анабель показалось, что всё, что вокруг неё, и есть настоящее. Вечерний воздух, смешавшийся с запахами кухни. Пёстрый, заляпанный чем-то коврик на полу. Деревянный растрескавшийся стол, по которому Поросёнок гоняет перепачканными пальцами пушистые хлебные крошки. Щенок с выпуклыми синеватыми глазами и обрубленным хвостом, неуклюже ковыляющий к миске с объедками. Это — настоящее, это можно подержать и размять в ладонях как рыхлый ломоть свежего хлеба. А вся её прошлая жизнь — вся тьма и звёздные вихри — лишь сон… сон, от которого она наконец-то очнулась.