Вдруг, пробудившись, она вскочила.

— Будь ты проклят! — Она сама уже не понимала, — кричит или шепчет. — О, будь ты проклят!

Как глупо. Бессмысленно. Совсем по-детски. Если он слышит её, то, конечно, смеётся над ней.

Он ведь давно уже проклят. А она, из-за своей любви, навеки проклята вместе с ним.

— Ненавижу тебя, — процедила она сквозь зубы, обнажённые в страшной гримасе. — Ненавижу!

Удивительно, сколько в этой ненависти было нежности.

Крылатые кони птицами парили между скал. Они то опускались, и тогда их копыта выбивали снопы искрящегося снега, то взмывали ввысь, разрезая ветер лезвиями крыльев. Вверх, вниз! Вверх, вниз! Всадницам пришлось бы нелегко, будь они обычными людьми. Но, по счастью, одна из всадниц была не больше не меньше как сама Белинда, сиятельная тёмная принцесса; а вторая — её протеже, сероглазая начинающая ведьма Вивиана.

Конь Белинды был монолитный и чёрный, как тысячелетние скалы вокруг. Вивиане достался экземпляр похуже — довольно хрупкий, пугливый с белым пятном на носу. Вполне естественно — Белинда с детства привыкла получать всё самое лучшее.

Подгоняя коня, который и так едва не срывался с уступов, Белинда вознеслась на самую вершину одной из гор. Там она спешилась — и замерла продолжением горного пика. Несколько секунд Вивиана мешкала, наблюдая за тёмной фигурой на фоне жгучего синего неба. Затем сжала бока своей клячи коленями и в один прыжок оказалась возле Белинды.

Та даже не оглянулась.

Кони замерли, тут же забыв о сумасшедшей скачке-полёте. С их влажных атласных губ заструился в морозный воздух пушистый пар.

Белинда стояла, кутаясь в плащ, точно ей было холодно. Но Вивиана отлично знала, — её госпожа не способна чувствовать холод. На мертвенно-белой коже Белинды таяли тёмные пятна румянца; только глаза полыхали — два чёрных костра на снегу.

Вивиана облизнула губы, не решаясь заговорить. Белинда вдруг резко повернула голову:

— О чём ты думаешь?

Как будто это не она, а Вивиана стояла, замерев, как изваяние и погружённая в пучину своих мыслей.

— О Клотильде, — ляпнула Вивиана первое, что пришло ей в голову. — Последнее время она мне не нравится.

— О… а она тебе когда-нибудь нравилась? — протянула Белинда со своей обычной усмешкой. Но Вивиана знала эту усмешку — знала как никто другой — и понимала, что это лишь тень.

— Хотя ты права, — продолжала Белинда, — Последнее время Клотильда ведёт себя странно. Интересно, как может вести себя странно тот, кто всё время молчит?

— Но вы тоже последнее время какая-то странная, госпожа Белинда, — произнесла Вивиана, удивляясь собственному безрассудству. — Вы… скучаете по Анабель? — поспешно предположила она.

Анабель какое-то время жила с Белиндой, но вскоре было решено, что столь юное создание должно созревать в родовом замке. Нужно было заниматься обучением Анабель, а Белинда никогда не стала бы тратить на это своё бесценное время.

— Анабель? — переспросила Белинда. Она нахмурилась, как будто вспоминая. — Да, было приятно, когда тут жил этот ребёнок. Но в то же время весьма утомительно.

— Вот как… — отозвалась Вивиана тихо. — Госпожа Белинда… а почему… почему вы не приняли… предложение того господина… Повелителя морей? — Вымолвив это, Вивиана ощутила себя идущей по тонкому волосу над пропастью, в которой резвились голодные тигры.

— Что?! — Белинда посмотрела на Вивиану взглядом, обращающим в пепел; затем рассмеялась, и с одной из гор поползла снежная лавина. — Поразительно, какой ты стала бесцеремонной, Вивиана. И откуда вообще ты об этом узнала? Но всё равно. Нахальный вопрос, дорогая — да ещё и глупый. Разве ты сама не знаешь, что я не подхожу для замужества? И к тому же… — она замолчала.

— Что — к тому же? — совсем тихо спросила Вивиана.

— Что? — ещё тише повторила Белинда. Её лицо стянула ледяная кора. Что до глаз, то впервые Вивиана не могла в них смотреть. Никогда ещё в них не было столько черноты… черноты и боли. — Ты действительно хочешь это знать? Хочешь узнать хотя бы на миг, что я чувствую — и почему? — И она посмотрела ей прямо в глаза.

(Нет — не надо, не надо, не надо)!

Вивиана сжала виски руками, отгоняя видение. Нет, нет, нет! Она зажмурилась, она зажала уши. За судорожно стиснутыми веками промелькнули багровые кольца и где-то сбоку, неуловимо… что это? Шаги, которых не слышишь; тень, которую не видишь… Не подходи, не подходи, не надо! Всё внутри её сжалось в холодный липкий комок. И вот, наконец, она всё — таки рухнула в пропасть, к мурлычущим ласково тиграм, обретая покой и забвение.

Замок. Ни одна из них не заметила, как лошади ступили во двор. Белинда отшвырнула поводья и со змеиной грацией выскользнула из седла. Солнце, которое уже клонилось к закату, опалило огнём её профиль. Белинда лениво закинула руки за голову, потянулась, зевнула, и окончательно стала самой собой. Вернее — стала той Белиндой, которую знала Вивиана. Сколько ещё тёмных и едва различимых сущностей скрывалось в чёрных туннелях её зрачков?

Они вошли в замок.

— Клотильда! — крикнула Белинда.

Тишина.

— Клотильда!

Они обе огляделись, — Клотильда всегда появлялась бесшумно и незаметно. Но сейчас она не появилась вовсе.

— Да где же она… — начала раздражённо Белинда, но тут же умолкла. Её глаза внезапно расширились, а затем так же резко сузились.

— Что — то случилось, — произнесла она медленно, почти по слогам. — Что-то не так, Вивиана.

— Что?

— Не знаю. Как будто — как будто… Но…

В этот момент по зале пронёсся какой-то звук — то ли вздох, то ли звон колокольчика. Повеяло терпким запахом липких весенних листьев и, одновременно — сладковатым тленным ароматом пожухлой осенней травы, окроплённой холодными каплями дождя.

Перед ними возникла, неуютно ёжась, хрупкая фигурка. Рыжие кольца волос упруго касались плеч. Светлые веснушки на носу и щеках взволновано дрожали, как лютики от ветра.

— Анабель! — воскликнула Вивиана.

— Анабель! — Белинда со смехом поймала её почти невесомую руку. — Какими судьбами, малышка?

Анабель расцвела, обвила на секунду шею Белинды (та слегка поморщилась, но стерпела), а затем запрыгнула в кресло, скрестив по-турецки ноги.

— Я — посланник, — со скромным сознанием собственной значимости объявила она.

— Нет! — Белинда в ужасе прижала руки к вискам. — Только не это, радость моя! У меня теперь аллергия на это слово… и боюсь, что надолго. Забудь и никогда не повторяй. А как ты, кстати, сюда перенеслась?

— Это — новые возможности моей двойственной природы, — вдохновенно процитировала Анабель. — Дядюшка Магус недавно обнаружил. Я могу переноситься куда-то, оставаясь в то же время в замке… И быть как бы посредником.

— Главное, что не посланником, — машинально заметила Белинда. И тут же изумлённо вскинула ресницы: — Как, малышка? Ты можешь раздвоиться?

— Да, — Анабель потупилась. — Вот сейчас я вижу и тебя с Вивианой… и мамочку. И слышу тоже. Мамочку, правда, я пока вижу и слышу немного хуже… но дядюшка Магус сказал, что это вопрос практики. Ой, да, мамочка, я отвлеклась. Белинда, у меня от мамочки важное послание… ой, не сердись, поручение. Дело в том, что она волнуется.

— Что?! — переспросила Белинда. — Детка, я правильно тебя поняла? Ты сказала, — волнуется, да? Ты уверена, что речь идёт именно о нашей матери? Об Энедине? Или вдруг обнаружилось, что ты — ошибка молодости тётушки Лавинии?

Анабель подавилась смехом.

— Нет, я, правда, говорю о нашей матери, Белинда.

— И ты хочешь, чтобы я поверила в то, что она волнуется?!

— Ну, — Анабель задумчиво потёрла пальцем веснушчатый нос, — не то, чтобы она очень волновалась…

— Ну, разумеется.

— Но она встала из саркофага. И послала меня к тебе немедленно. Она так и сказала: немедленно. А ещё… — Анабель прислушалась. — Сейчас она говорит, чтобы ты не упражнялась в чём? В остроумии. Правильно, мамочка? Да. А ещё она говорит… говорит, что не для того оторвалась от вак… сейчас… вак-хи-че-ской оргии, чтобы слушать всякие глупости… Да? Белинда, а что такое оргия?