Все вокруг потемнело, и на землю упали первые капли дождя.
– Дождь начинается, – со вздохом заметила Даньелл. – Пойдемте под деревья, а то насквозь промокнем.
Они побежали в лагерь под усиливающимся дождем. Крупные капли звонко шлепали по пальмовым листьям. Начался тропический ливень.
Даньелл торопливо заползла в шалаш, который построил для нее Дэвид.
– Идите и вы сюда, – позвала она. – Здесь хватит места для двоих.
– Ничего, не растаю.
– Не упрямьтесь, идите сюда. Я не могу видеть, как вы мокнете под дождем.
В ее голосе звучало огорчение, и Дэвид подчинился. Он забрался в крохотный шалаш, рассчитанный на одного человека. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Даньелл по-прежнему была обернута скатертью, только сверху натянула еще мужскую рубашку, которую нашла на берегу. Конечно, пальмовые листья не спасали полностью от воды, но все равно это нельзя было сравнить с тем, что творилось снаружи. Настоящий тропический ливень!
– Как вы думаете, это надолго? – спросила Даньелл.
– Дождь? Полагаю, что нет. Такие дожди обычно бывают короткими.
Дэвиду трудно было сосредоточиться на разговоре, трудно было даже дышать. Ему не хотелось, чтобы Даньелл заметила, как сильно он возбужден. Они сидели, так тесно прижавшись друг к другу, что он не знал, куда девать свою правую руку. Если бы не шум дождя, то она непременно услышала бы, как стучит его сердце. Он надеялся лишь, что наступившая темнота не позволит ей заметить, что с ним происходит.
Дэвид прокашлялся.
– Расскажите мне о себе.
– А что вас интересует?
– Все.
– Мне и рассказывать-то особенно нечего. Я веду довольно скучную жизнь.
– Только не в последние два дня, – усмехнулся он.
Она тоже рассмеялась.
– Да уж, это точно.
Даньелл выглянула из шалаша. Дождевые струи с силой хлестали по поверхности маленького озера. Она не представляла, о чем ему рассказывать, что именно его интересует. Кроме того, ей трудно было сосредоточиться, когда он сидел так близко. Все ее тело звенело словно натянутая струна. Интересно, он чувствует то же самое? Если да, то, возможно, длинная скучная история отвлечет их обоих.
– Можно мне обнять вас?
Голос его прозвучал как-то особенно глубоко или ей это только показалось?
– Вам тогда будет удобнее? Некуда девать руку?
– Да, пожалуй, – хрипло пробормотал он.
– Тогда… положите руку мне на плечи, – дрожащим от волнения голосом предложила она.
– Может, мне все-таки лучше выйти? – спросил он, заметив ее волнение и неуверенность.
– Ни в коем случае! Обнимите меня, чтобы вам было удобнее.
Дэвид повиновался без дальнейших споров.
– Да, так значительно лучше, – сказал он, прочистив горло.
И мне! – хотелось крикнуть ей, но это было бы неразумно. Она вздохнула. Так приятно было ощущать тяжесть его теплой руки на своих плечах.
– Итак? – напомнил он.
– Что именно вы хотели бы узнать? – спросила она, чувствуя, как бешено бьется пульс.
– Вы не хотите о себе рассказывать?
– Ну почему же. Просто я очень редко это делаю и не знаю, с чего начать.
– Начните с мужчин в вашей жизни. Существует ли человек – кроме вашего отца, разумеется, – который занимает особое место в вашем сердце?
Даньелл повернулась к нему лицом и еще острее почувствовала его близость. В темноте она не видела его глаз и затаила дыхание.
Прихотью судьбы ее занесло на этот остров вместе с Дэвидом Нортоном. Здесь только они вдвоем. Весь остальной мир где-то далеко. Настолько далеко, словно его и не существует вовсе.
Мысли ее путались. В голове все смешалось: страх, отчаяние, надежда, трепетное волнение от близости Дэвида.
– Зачем вам это знать? – прошептала она.
И в самом деле – зачем? – подумал Дэвид.
– Ну, возможно, при теперешних обстоятельствах это не так уж и важно, вы правы, – тихо отозвался он.
Даньелл поняла его мысль: даже если у тебя и есть кто-то, то он сейчас далеко, а я здесь, рядом, и мы одни…
Сегодня их уже не спасут. Что будет дальше, они не знают, остается лишь надеяться на лучшее. Даже в обыденной жизни никогда нельзя предугадать, что с тобой будет завтра, а уж в их положении и подавно.
Внезапно у нее возникло желание рассказать ему о себе.
– Сейчас у меня никого нет. Два года назад я была замужем, но брак продлился всего полгода. Потом мы развелись.
– Значит, у нас с вами есть кое-что общее, верно?
– Вы имеете в виду недолгий брак и развод? Да, это так. Правда, я не знаю подробностей вашего брака, поэтому мне трудно судить.
– Даньелл, вы мне очень близки, – проговорил Дэвид, чуть сжав пальцы, лежавшие на ее плече. Сквозь тонкую ткань жар его руки обжигал кожу Даньелл.
– Особенно сейчас, – попыталась она отшутиться, не зная, что ей делать, как себя вести. Он ей очень нравится, ее неудержимо влечет к нему, но она не может… не должна…
– Дэвид, мы здесь совершенно одни, оторваны от остального мира, к тому же вы потеряли память и ничего не помните из своего прошлого. Поэтому я считаю, что вы не можете быть объективны.
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
Она отчаянно пыталась сохранить остатки здравого смысла.
– Должна вам сказать, что, когда мы с вами впервые встретились на яхте, вы… я вам совсем не понравилась.
– Не могу в это поверить.
– Уверяю вас, это правда.
– С чего вы это взяли?
Даньелл не хотелось рассказывать ему о его холодном, надменном отношении, которое так сильно задело ее самолюбие.
– У меня создалось такое впечатление. Вы были очень… сдержанны, даже холодны. – Она не стала упоминать о том, что заметила под ледяной маской тлеющий огонь.
Он помолчал, обдумывая ее слова. Потом спросил:
– Надеюсь, я не сделал и не сказал ничего такого, что обидело вас?
Она почувствовала, как он напрягся.
– Нет, что вы. Ничего такого.
– Тогда почему вы решили, что не понравились мне?
Она не знала, как ему объяснить.
– Дэвид, давайте не будем об этом. Все это ни к чему. Мы слишком разные, чтобы между нами могли возникнуть какие-то отношения, кроме дружбы.
– Что-то я не замечаю никакой разницы, – возразил он. – Сейчас мы с вами вместе и во всем равны.
– Да, но и вы сейчас не тот, кем были прежде.
– Думаю, вы ошибаетесь, Дани. Просто я не помню своего прошлого, а в остальном я тот же самый человек.
Он не может понять, а она не может объяснить, размышляла Даньелл. Там, на яхте, она чувствовала его отстраненность, словно он оградил себя каменной стеной. Теперешний Дэвид совершенно другой – открытый, беззащитный, дружелюбный. Сейчас его доброта и нежность так же естественны для него, как дыхание. Невозможно не заметить, как изменился его голос и какое тепло исходит от него, когда он прикасается к ней.
Она обняла колени руками и постаралась сжаться в комочек, чтобы занимать как можно меньше места.
Внутренний голос убеждал ее, что нет смысла отказываться от того, чего они оба желают, от той радости, которую могут друг другу подарить. Он такой красивый, мужественный, от него исходят волны обаяния. Кто знает, сколько времени придется провести им на этом острове? А может, память так и не вернется к нему и он навсегда останется таким же милым, добрым и отзывчивым, как сейчас. Может, они застрянут на этом острове на долгое время, ведь такое вполне возможно. А жизнь так быстротечна и, если двоих неудержимо тянет друг к другу, стоит ли сопротивляться влечению?
– Вы что-то притихли, – заметил Дэвид. – Загрустили? А знаете, Дани, я чувствую себя вполне счастливым. Мне кажется, что мы с вами попали сюда не случайно, что это судьба. А о чем вы тоскуете? Что вас так сильно беспокоит?
– Я беспокоюсь за отца. Кроме меня, у него никого нет.
– Да, это серьезная причина для беспокойства, но ведь вы все равно ничего не можете сделать.
– Это-то меня и тревожит.
Дэвид вздохнул.
– А я ничего не помню, поэтому, если обо мне кто-то и беспокоится, мне об этом неизвестно. И это меня не тревожит.