– Мне не терпится начать. Куинси выглядит озабоченной.

– Не знаю, правильно ли я поступила, устроив тебе это возвращение в Израиль…

– Почему ты так говоришь?

– Да потому что ты совершенно помешалась на этом своем генерале.

– Вовсе не помешалась, Куинси. Просто нервничаю немного. Потому что он ни на кого не похож.

– В каком это смысле?

– Такого человека, как он, я никогда не встречала, и я боюсь, что он меня бросит… Как это ни смешно, но я только что говорила об этом с родительницей.

– Ты говорила с матерью о том, что Ави может бросить тебя?!

– Нет… Это она говорила мне, что не переживет, если родитель ее бросит. Я вышла из себя. Она была такая слабая, такая взвинченная. Мне хотелось объяснить ей, что даже если он ее бросит, она останется самой собой.

– Но это не так, Мэгги. С ним или без него она уже не сможет быть самой собой.

– Да, я знаю. Это так печально… Однако иногда и я не уверена, что могла бы остаться самой собой без Ави. Мне тоже кажется, я бы этого не пережила.

– Конечно, переживешь. И ты это знаешь. Конечно, было бы очень больно, но человек способен вынести и не такое… – Она делает паузу. – Как вынесла я…

Я трогаю ее за руку.

– На какой-то миг я забыла об этом, Куинси. Прости.

Она вздыхает.

– Слава богу, я тоже иногда забываю об этом. Несколько секунд мы молчим, потом она спрашивает:

– Но почему же он должен тебя бросить, Мэгги?

– Есть столько ужасных причин, по которым мужчины бросают женщин. Может быть, на него вдруг нахлынет чувство вины по отношению к жене, а может быть, однажды утром он просто решит, что с него довольно… Откуда мне знать? Да разве для этого обязательно должны быть какие-то причины?

Куинси улыбается.

– Знаешь, я чувствовала то же самое, когда у нас началось с Дэном. Неуверенность, беззащитность. Когда я думала о нем, то совершенно сходила с ума.

– Вот и я тоже. Только и думаю, что об этих его идиотских бежевых носках…

Куинси хохочет.

– Звучит заманчиво. Он действительно их носит?

– Конечно, носит. Есть в них что-то такое. Вообще-то, израильские мужчины очень заботятся о том, чтобы их носки подходили к их рубашкам. Но рубашки у них не такие интригующие. По крайней мере, я все время думаю об этих бежевых носках.

– Не знаю, как в действительности, но кажется, мужчины, которые любят наряжаться в дорогие носки, впоследствии оказываются никудышными мужьями.

– Кто это сказал?

– Такого мнения придерживаемся мы, Рейнольдсы, – улыбаясь, говорит Куинси. – На основании личного опыта. Дело в том, что мой первый муж носил шикарные длинные черные носки – изумительные носки. И какой сукин сын он был!..

– Ну к Ави эта теория не подойдет, Когда я попыталась высмеять его носки, он вел себя со мной очень тактично.

Куинси недоумевает.

– Когда это ты пыталась высмеивать его носки?

– Когда мы были на Мертвом море, – серьезно отвечаю я.

Куинси качает головой.

– Грэйсон был совершенно прав насчет тебя. У тебя отличная реакция.

– Я должна идти, Куинси.

Вскоре мы оказываемся на 57-й улице и, держась за руки, ищем такси.

– У тебя еще полно времени, – говорит Куинси. – Твой генерал будет звонить только в полночь.

Такси притормаживает в нескольких шагах от нас.

– Поезжай, Куинси, – вдруг говорю я. – А я немного прогуляюсь пешком. Мне нужно подумать.

– О чем? – спрашивает Куинси, берясь за дверцу такси.

– Может быть, о бежевых носках, – говорю я с улыбкой.

Из ресторана доносились заунывные звуки арабской музыки. Эти звуки смешивались с блеянием целой отары овец, которую прогоняли по грязной улице. Ави остановил машину в нескольких кварталах от здания, где располагалась редакция праворадикальной газеты ООП «Аль Хогг». Дело в том, что западным журналистам не рекомендовалось встречаться в Восточном Иерусалиме с израильскими официальными лицами.

– Если только можно, постарайся освободиться к шести. Чтобы засветло отправиться на Мертвое море.

– Я тебя поцелую на прощание?

– Подожди, пока прогонят овец, тогда решим, – сказал Ави, снимая свои темные очки в золотой оправе и помещая их сверху приборного щитка. – Это твоя первая ошибка, – заметил он. – Ты упустила из виду соображения безопасности. Ты даже не подумала о том, что эти овцы могут быть переодетыми членами ООП. Или агентами «Моссад». В общем, одно из двух. Нас так просто не проведешь, моя дорогая…

Он полез на заднее сиденье, достал из сумки пестрый зеленый свитер под горло и натянул его поверх своей форменной армейской рубашки.

– Ты действительно ко всему готов.

– Такова вся израильская армия, должен тебе признаться, – ответил он с комической серьезностью, – именно поэтому мы и выигрываем все войны. Ну а теперь – поцелуй меня.

Я потерлась щекой о его свитер, а потом потянулась к его губам. Сначала он поцеловал меня очень нежно, а потом страстно. Он изо всех сил прижал меня к себе.

Я ощутила знакомую слабость внизу живота.

– Такие поцелуи тоже входят в арсенал израильской армии?

Он погладил мои волосы.

– Я тебя люблю и хочу на тебе жениться. Вот и вся моя стратегия.

Он дождался, когда от избытка чувств я оттолкнула его и ощутила себя снова беспомощной.

– Ладно, – сказала я. – Я начинаю к этому привыкать.

Ави надел свои темные очки в золотой оправе.

– Зачем тебе в «Аль Хогг», ведь у тебя интервью в израильской тюрьме?

– Ты не так уж искушен в вопросах безопасности, как тебе это кажется, мой дорогой, – ответила я. – Чтобы я смогла встретиться с братом того человека, который находится в тюрьме, палестинцы попросили меня переговорить с мистером Ахмедом, редактором газеты.

– Ну конечно, – улыбнулся он. – Обязательно найдется какой-нибудь братец, скрывающийся в подполье.

– Я тебя люблю, – вдруг вырвалось у меня.

И он снова притянул меня к себе и нежно поцеловал.

– Ты непредсказуемая женщина и совершенно сумасшедшая. И я тоже люблю тебя. Будь сегодня поосторожнее.

– Ты тоже, – сказала я, вылезая из машины.

К зданию редакции «Аль Хогг» вела узкая аллея. Здесь все было пропитано особыми религиозными представлениями и историческими противоречиями. Несколько женщин в черных одеяниях сидели на корточках и переговаривались друг с другом высокими гортанными голосами. На головах они придерживали тяжелые корзины с хлебом и фруктами. Старик, подхватив одной рукой полу своего хитона и держа в другой длинную кривую хворостину, бежал вдоль улицы, подгоняя своих овец звонким «р-р-р!».

Я толкнула тяжелую железную дверь, украшенную затейливыми узорами, и вошла в сумрачную прихожую. На всех стенах красовались портреты широко улыбающегося Арафата в черно-белой национальной накидке, который поднимал над головой два пальца – victory, победа. Я увидела человека в узких голубых джинсах и розовой футболке с яркой надписью на груди «Добро пожаловать в Майами Бич!» между двумя миленькими пальмами. Он сидел на краю письменного стола и листал номер журнала «People». Кроме него, в помещении находилось еще несколько мужчин в таких же невероятно узких джинсах. Я сразу заметила их странные скользкие взгляды. Когда я вошла, они начали перешептываться и пересвистываться.

– Привет, – сказала я. – Футболки моя слабость. Человек расплылся в улыбке, обнаруживая два передних золотых зуба.

– Вы мисс Мэгги из новостей Ай-би-эн. А я – Вашир.

– Как поживаете, Вашир?

– Очень хорошо поживаю, спасибо вам большое, – ответствовал он. – А мистер Ахмед очень вас ждет.

Вашир сделал мне знак следовать за ним, показывая на коричневые бисерные занавески за его письменным столом. Подобного рода процедуры были мне хорошо знакомы, и я уже приготовилась к тому, что придется прождать часа два или три, пока мистер Ахмед соизволит принять – с таким видом, будто мы не договаривались о встрече заранее. Когда я проходила сквозь занавески, перешептывание и пересвистывание возобновились. Я зацепилась за эти занавески своей сумкой, а вдобавок еще запуталась в них волосами, так что едва не вырвала из уха золотую сережку.