Со всем возможным достоинством, какое только было мыслимо сохранить в этой ситуации, я подошла к девушке за стойкой и вежливо попросила ключ от 608-го номера. Герцог, Леви и Морад находились всего в нескольких шагах и, по-видимому, горячо обсуждали свою предстоящую поездку на север. Краем глаза я заметила, что Леви и Морад с любопытством на меня косятся. Герцог, напротив, как ни в чем не бывало, как будто в моем появлении в фойе в таком виде не было ничего странного, шагнул ко мне и шепнул:

– Что случилось, любимая? Ты догнала меня, сказать, что я прощен?

– Прошу тебя! – покраснев, взмолилась я. Однако не успела я получить ключ и благополучно ретироваться, в фойе появилась благочестивая парочка, которая успела притащить за собой всех членов своей группы «лучших друзей Господа». Все они уставились прямо на нас.

– Дверь захлопнулась, – прошептала я. – Уходи, пожалуйста.

– Теперь я вижу, что прощен, – усмехнулся он и сам потянулся за ключом.

– Что случилось, – пробормотала я, стараясь перехватить ключ, – почему ты не уехал?

– Планы изменились, – ответил он, все-таки завладев ключом. – Я должен быть с докладом в офисе премьер-министра в Иерусалиме… Пока ты здесь, пойди поздоровайся с Гидоном и Моше, – добавил он.

– В таком виде?!

– Можно подумать, дорогая, что в отличие от нас ты только сейчас это заметила, – засмеялся он.

По-прежнему как ни в чем не бывало он взял меня за руку и подвел к Гидону и Моше. Его, похоже, нисколько не беспокоило, что женщина, с которой он открыто живет в Тель-Авиве, полураздета и нуждается в снисхождении.

– Привет, Гидон, – сказала я.

Как бы там ни было, приятно видеть человека, который готов грудью прикрыть Ави на поле брани, а в мирной жизни был его ближайшим другом.

Нужно заметить, что Гидон успел снискать между представителями иностранной прессы репутацию самого неподатливого и неразговорчивого человека во всех вооруженных силах Израиля. Что, пожалуй, было не совсем верно. Маленький и быстрый, с моложавым лицом и черными кудряшками на лбу, он пробуждал почти у всех журналисток самые горячие материнские чувства и беззастенчиво этим пользовался. Он был милым и приятным в общении, и друзья его просто обожали.

– Я не видел вас с тех пор, как вы увлеклись этим господином, – приветливо сказал он. – Вы больше не берете у меня интервью.

– Он тут ни при чем, – ответила я, краем глаза замечая, что на этот раз «лучшие друзья Господа» заходят с фланга. – Просто меня перевели из Ливана. Теперь я работаю в Иерусалиме.

– Шолом, Мэгги! – застенчиво сказал Моше.

– Как поживаете, Моше? – спросила я и почувствовала, как кто-то трогает меня за руку.

– Я слышал, что случилось с вашим звукорежиссером. Это ужасно, – сердечно сказал Моше. – Он был симпатичным парнем.

Я покачала головой, делая вид, что не замечаю того, кто продолжал тянуть меня за рукав, поскольку это был не кто иной, как благочестивая дама, «лучшая подруга Господа». Несмотря на то, что я многозначительно подмигивала Гидону, он все-таки не выдержал и вежливо осведомился у дамы:

– Вы хотите что-то спросить?

– Вы – Мэгги Саммерс? – обратилась ко мне дама.

Ави придвинулся ближе и усмехнулся. Я бросила на него возмущенный взгляд.

– Да, это я.

– О, мы видели вас по телевизору! – сказала дама. – Я так рада, что могу говорить с вами!

Кто именно дал ей такую замечательную возможность, осталось загадкой. Видимо, она решила, что, сделавшись свидетельницей нашего с Ави милого прощания у лифта, она заполучила на меня особые права. Ави стоял рядом с нами, скрестив руки на груди, и с нескрываемым интересом следил за развитием ситуации.

– Я могу помочь вам изгнать беса похоти, – заявила дама.

– Аминь, – прибавил ее спутник. – Да сгинет блуд!

Гидон не понимал, что происходит, но при слове «блуд» заметно оживился. Справившись с оторопью, я все-таки решила отклонить это заманчивое предложение и сказала:

– Очень мило с вашей стороны, что вы оба хотите мне помочь. Но у меня нет никаких проблем с бесом похоти, а тем паче с блудом.

Было похоже, что все мы вместе представляли на театре комедию, в следующей сцене которой предстояло явление администратора отеля и моей лучшей подруги в Тель-Авиве Гилы Энав. Она выкатилась из служебного помещения и прямиком направилась к нам.

– Через несколько минут я пришлю кого-нибудь заменить тебе матрас, – сообщила она, останавливаясь. – Так вот как ты «работаешь» по утрам! – воскликнула она с упреком.

Пора было давать занавес.

– Да помилует вас Господь! – пробормотала дама, а ее спутник сунул мне в руки брошюрку, на обложке которой жирными буквами было выведено «Спаси и помилуй!».

Гила повисла на руке у Ави, стараясь не расхохотаться, потому что в это самое время группа паломников и «лучших друзей Господа» стала брать нас в кольцо.

Гидон придвинулся к Гиле и, бросив заинтересованным взгляд на ее грудь, галантно представился.

– Меня зовут Гидон Леви, – сказал он с одной из своих обворожительных улыбок. – В мои служебные обязанности входит опробование матраса для Герцога.

Гила отреагировала соответственно.

– Какое совпадение. Тем же самым я занимаюсь для Саммерс. Но, может быть, мне объяснят, что здесь происходит?..

Что тут было объяснять. Моя лучшая подруга в Тель-Авиве и лучший друг Ави, а заодно с ними еще и мой любимый мужчина, который имеет обыкновение пошутить у лифта, похлопав себя между ног, – все они стояли в фойе моей гостиницы и от души дурачились, к тому же беспечно впуская в свои сердца беса похоти. Я готова была провалиться сквозь землю от смущения и мечтала лишь о том, чтобы незаметно пробраться к лифту. В этот самый момент я услышала громкий голос Ави.

– Благодарим за внимание, на сегодня занятия в воскресной школе заканчиваются, – объявил он. – Мэгги должна поспешить, иначе она опоздает. – Он взял меня за руки. – Попрощайся, Мэгги, и поблагодари этих милых людей за то, что они старались тебе помочь.

– Спасибо всем, – сказала я, давая ему себя увести. – А тебя я убью! – прошептала я ему. – Теперь моей репутации у них в городе конец!

Ави вместо ответа прижал меня к стене и поцеловал.

– Тебе никто не говорил, что ты похотливая женщина? – спросил он, отпустив меня.

– Это совсем не смешно, – проворчала я, когда закрылись двери лифта.

Мы шли по коридору, взявшись за руки. Он все еще продолжал смеяться. Хорошенькое утро, ничего не скажешь. Потом он отпер дверь.

– Нет, – возразил он, – это очень даже смешно. Я стояла перед зеркалом и расчесывала волосы.

На мне были только черные трусики и красные сандалии. Ави подошел сзади и накрыл ладонями мои груди.

– Они такие большие…

– Не подлизывайся, – сказала я, потянувшись за черным лифчиком и красной футболкой.

– Я отвезу тебя в восточный Иерусалим, а потом, как договорились, мы встретимся в шесть часов на веранде отеля «Царь Давид».

Наклонившись, я взяла лифчик.

– Теперь в Ай-би-эн посыплются письма о том, что случилось. Эти ненормальные обязательно наябедничают.

– В Израиле никого не удивишь тем, что журналистка Ай-би-эн предается блуду.

Я надела футболку.

– Готова поспорить, что репутация израильского генерала, который имеет обыкновение похлопывать себя промеж ног, не слишком пострадает.

Ави улыбнулся.

– А ты знаешь, какие легенды ходят в народе об израильских генералах?

Я отрицательно покачала головой и надела синюю юбку.

– Говорят, что, проснувшись утром, мы проплываем пятьдесят километров, делаем тысячу приседаний, а затем семь или восемь раз удовлетворяем женщину. И все это до завтрака, должен тебе заметить. После завтрака мы делаем пробежку в саду и рвем прекрасные джаффские апельсины. Только после этого мы приступаем к серьезным делам. Например, освобождаем пару десятков заложников. После ленча мы удаляемся на совещание и обсуждаем проблемы наших границ, войны до победного конца и стратегии секса. Ну а после обеда мы собираемся вместе, чтобы часа два-три поплясать. Перед сном мы еще немного занимаемся любовью или разрабатываем конструкцию нового истребителя…