РЕПОРТЕР ГРАБ: (выползает из-под письменного стола)
Ничего, ничего, — я случайно сюда попал, воспользовавшись суматохой. Итак — позвольте вас спросить: по некоторым вашим словам я заключаю, что министерство каким-то образом причастно к этой национальной катастрофе...
МИНИСТР:
Я вас сейчас застрелю!
РЕПОРТЕР:
...или, во всяком случае, догадывается о ее причине. Если б вы согласились разъяснить...
На звонок вбегают Бриг, Брег, Герб.
МИНИСТР:
Уберите его, заприте где-нибудь! Постойте, — поищите, нет ли еще под мебелью.
Находят еще одного.
2-Й РЕПОРТЕР ГРОБ: (к первому)
Стыдно! Если сам попался, нечего было доносить.
1-Й РЕПОРТЕР:
Клянусь, что не я!
2-Й РЕПОРТЕР:
Ничего, ничего... Наломаю тебе ребра.
Их волокут вон.
1-Й РЕПОРТЕР: (на волочке)
Господин министр, распорядитесь, чтоб меня посадили отдельно, у меня семья, дети, жена в интересном...
МИНИСТР:
Молчать! Я уверен, что тут еще спрятаны... Негодяи!.. Свяжите их, бросьте их в погреб, отрежьте им языки... Ах, не могу! Где этот человек, почему он не идет?
Входят полковник и Вальс. Вальс, не торопясь, на ходу, читает газету.
ПОЛКОВНИК:
Вообразите, насилу отыскал! Чудак спокойно сидел в нише и читал газету.
МИНИСТР:
Ну-ка, подойдите ко мне. Хороши...
ВАЛЬС:
Одну минуточку, дайте дочитать фельетон. Я люблю старые газеты... В них есть что-то трогательное, как, знаете, в болтливом бедняке, которого кабак давно перестал слушать.
МИНИСТР:
Нет, я отказываюсь верить! Невозможно. Полковник, поддержите меня... Скажите мне, что он сумасшедший!
ПОЛКОВНИК:
Я это всегда говорил.
МИНИСТР: (к полковнику)
Мне нравится ваша пошлая самоуверенность. (К Вальсу.) Ну? Взгляните в окно и объясните.
ПОЛКОВНИК:
Мне кажется, что господин Вальс даже не заметил взрыва. В городе циркулирует несколько версий...
МИНИСТР:
Полковник, я вас не спрашиваю. Мне хочется знать его мнение.
ВАЛЬС: (складывает газету)
Ну что же, вам понравился мой маленький опыт?
МИНИСТР:
Неужели вы хотите, чтобы я поверил, что это сделали вы? Неужели вы хотите мне внушить... Полковник, удалитесь. Я при вас теряю нить, вы меня раздражаете.
ПОЛКОВНИК:
Люди уходят, дела остаются. (Уходит.)
ВАЛЬС:
Какая перемена вида! Был конус, Фудзияма, а теперь нечто вроде Столовой Горы[2]. Я выбрал ее не только по признаку изящной красоты, а также потому, что она была необитаема: камни, молочай, ящерицы... Ящерицы, впрочем, погибли.
МИНИСТР:
Послушайте, понимаете ли вы, что вы под арестом, что вас будут за это судить?
ВАЛЬС:
За это? Эге, шаг вперед. Значит, вы уже допускаете мысль, что я могу взорвать гору?
МИНИСТР:
Я ничего не допускаю. Но рассудок мой отказывается рассматривать этот... это... словом, эту катастрофу как простое совпадение. Можно предсказать затмение, но не... Нет-нет, стихийные катастрофы не происходят ровно в полдень, это противно математике, логике, теории вероятности.
ВАЛЬС:
И потому вы заключаете, что это сделал я.
МИНИСТР:
Если вы подложили динамита и ваши сообщники произвели взрыв, вас сошлют на каторгу, — вот и все, что я могу заключить. Полковник! (Звонит.) Полковник! (Входит Полковник.) Донесение какое-нибудь получено?
ПОЛКОВНИК:
Извольте.
МИНИСТР:
Давайте сюда... Ну, вот... “Начисто снесена верхняя половина горы, именуемой в просторечии...” — дурацкое многословие... — “...или, иными словами, пирамида в 610 метров высоты и в 1415 метров ширины базы. В уцелевшем основании горы образовался кратер глубиной в 200 с лишком метров. Взорванная часть обратилась в мельчайшую пыль, осевшую на нижних склонах горы и до сих пор, как туман, стоящую над полями у ее подножья. В близлежащих селах и даже на окраине города в домах выбиты стекла, но человеческих жертв покамест не обнаружено. В городе царит сильное возбуждение, и многие покинули свои жилища, опасаясь подземных толчков...” Прекрасно.
ВАЛЬС:
Как я вам уже говорил, я в технике профан, но, мне кажется, вы злоупотребляете моим невежеством, когда заявляете, что я или мои сообщники произвели втайне сложнейший подкоп. Кроме того, не верю, что вы, дока, действительно думаете, что такого рода взрыв может быть вызван посредством динамита.
МИНИСТР:
Послушайте, полковник, допросите этого человека, я с ним не могу говорить. Он меня нарочно сбивает.
ПОЛКОВНИК:
К вашим услугам. Итак, вы утверждаете, господин Вальс, что вы непричастны к этому делу?
МИНИСТР:
Наоборот, наоборот! Вы не с того бока... Наоборот же: он говорит, что...
ПОЛКОВНИК:
Ага. Итак, вы сознаетесь, господин Вальс, что данное дело не обошлось без вашего участия?
МИНИСТР:
Нет, это невозможно... Что это вы, право, ставите вопрос криво! Человек утверждает, что он вызвал этот взрыв посредством своей машины.
ВАЛЬС:
Эх, дети, дети... Когда вы наконец поумнеете?
ПОЛКОВНИК:
Итак, господин Вальс... Ну, о чем мне его еще спросить?
МИНИСТР:
Господин Вальс, слушайте... Я старый человек... я видел в свое время смерть на поле битвы, я много испытал и много перевидел... Не скрываю от вас: то, что сейчас случилось, наполнило меня ужасом, и самые фантастические мысли одолевают меня...
ВАЛЬС:
А вы свой портсигар нашли, полковник?
ПОЛКОВНИК:
Не ваше дело. И вообще — позволю себе сделать маленькое предложение: вы, ваше высокопревосходительство, утомились, вы сейчас отдохнете, позавтракаете, а я этого господина отправлю в сумасшедший дом. Затем соберем ученую комиссию, и в два счета она дознается до истинной геологической причины катастрофы.
МИНИСТР: (к Вальсу)
Извините его... Он в самом деле дитя, — и притом дитя не очень умное. Я к вам обращаюсь сейчас как старый человек, обремененный печалью и предчувствиями... Я хочу знать правду, — какова бы ни была эта правда... Не скрывайте ее от меня, не обманывайте старика!
ВАЛЬС:
Я вам сказал правду за час до опыта. Теперь вы убедились, что я не лгал. Ваш секретарь прав: успокойтесь и хорошенько все обдумайте. Уверяю вас, что, несмотря на кажущуюся жестокость моего орудия, я человек гуманный, — гораздо более гуманный, чем вы даже можете вообразить. Вы говорите, что вы в жизни многое претерпели; позвольте вам сказать, что моя жизнь состояла из таких материальных лишений, из таких нравственных мук, что теперь, когда все готово измениться, я еще чувствую за спиной стужу прошлого, как после ненастной ночи все чувствуешь зловещий холодок в утренних тенях блестящего сада. Мне жаль вас, сочувствую рвущей боли, которую всяк испытывает, когда привычный мир, привычный уклад жизни рушится вокруг. Но план свой я обязан выполнить.
МИНИСТР:
Что он говорит... Боже мой, что он говорит...
ПОЛКОВНИК:
Мое мнение вам известно. Безумец пользуется понятным волнением, которое в вас возбудило бедственное озорство природы. Представляю себе, что делается в городе, улицы запружены, я вряд ли попаду на свидание...
МИНИСТР:
Послушайте меня... я — старый человек... У меня...
