Николай и Оля не сразу подошли к костру. Они замешкались на несколько секунд шагах в десяти, на границе свата и темноты. Завьялов понял: Николай нес оба рюкзака и теперь один отдает своей спутнице.

По заданию они должны были сегодня обследовать западные ветви ущелья. Завьялов удивился, когда Николай, высокий, стройный юноша, развернув карту, показал итоги дневной работы. Он не ожидал, что они смогут пройти так далеко.

— Ну, а каковы находки?

Николай разложил образцы пород. Здесь были граниты и кварцы, несколько кристаллов горного хрусталя, несколько образцов гальки, принесенной потоками. По ним можно составить представление о породах, залегающих выше по течению этих потоков.

Завьялов достал контрольный аппарат и, надев наушники, исследовал образцы на содержание радиоактивных элементов, поиски которых были задачей экспедиции. Граниты и гнейсы дали два-три щелчка в минуту — обычное содержание урана в таких породах. При испытании прочих образцов аппарат вообще безмолвствовал.

— У меня сегодня тоже пусто, — сказал Завьялов, — прячется волшебный металл. А где-то здесь его должно быть очень много. Чувствую. Нюх мой никогда меня не обманывал. Ну, об этом завтра. А сейчас — немедленно ужинать.

За ужином Завьялов рассказал о выбитых на скале изображениях и пещере. Он умолчал о своей попытке добраться до входа: это было бы непедагогично. Молодых геологов не следует учить излишнему риску, да и к тому же еще ничем не оправданному. В работе геолога-разведчика и так слишком много рискованного и опасного.

На усталых студентов сообщение не произвело почти никакого эффекта. Зато откликнулся четвертый член группы-проводник, местный охотник. Звали его обычно фамильярно и дружелюбно — папаша.

— Это место «Гамаюнов крест» называется, а пещера — Гамаюновой. Но дороги нет в ту пещеру. Никто до нее не добирался. Только горные духи могут в нее перенести. Для этого волшебное слово надо знать.

— Как же никто не добирался, если там на скале фигуры и крест выбиты?

— А про фигурки рассказ особливый. Это Гамаюн их вырезал.

— Расскажите, какой Гамаюн? — вмешалась Ольга.

— Гамаюн — это, сказывают, был один богатый охотник, кулак по-теперешнему. Злой и жадный, никому пощады не давал. Была у него дочь, звали ее Дин. Такая красавица! Не было парня в деревне, чтобы не вздыхал по ней. Первые богачи огромный калым предлагали. Полюбила же она работника своего отца, пастуха Гица. Порешили они бежать от Гамаюна и пожениться. «Мир велик, — говорил Гиц, — неужели я в другом месте не добуду стрелой горного барана и не подниму медведя на рогатину». Узнал об этом Гамаюн — он колдун был, ничего скрыть от него было нельзя — и в ночь, когда должен был совершиться побег, опоил с вечера свою дочь снотворным зельем, призвал горных духов и унес ее с их помощью в такое скрытое место, что даже Гиц, который знал все тропки в горах, не смог бы найти. У отца на Дин свои планы были: хотел выдать ее за старика (богача из соседней деревни) и большой калым взять. Хотя у старика и так три жены было, он на Дин давно заглядывался. А было ей в то время пятнадцать лет — самый возраст для невесты в наших местах.

Прождал Гиц полночи с конями на краю селения и решил, что изменила ему Дин. С первыми лучами солнца вскочил он в седло и поскакал в горы. К полудню притомился конь, спешился Гиц, сел у родника. Что ему делать, не знает… А Дин меж тем проснулась в пещере, куда ее отнесли горные духи. Как раз в той пещере, которую, Сергей Андреевич, вы сегодня заметили. Мокрая насквозь — ее духи в поток окунули. Встала — она с травянистого ложа, подошла к отверстию и видит, что перед ней отвесная скала и внизу водопад гремит. Нет выхода! Что делать?! И вдруг слышит, травинки, прилепившиеся к скале, человеческим голосом к ней обращаются.

— Хочешь скажем Гицу, где тебя искать? — спрашивают травинки.

— Хочу, — отвечает Дин.

— А что ты дашь нам за это?

— А что вы хотите, травинки?

— Красоту и силу твою.

— Зачем вам они? — удивилась Дин.

— Сила — за камни держаться, с ветром спорить, красота — чтобы любовались нами. Видишь, мы сейчас какие слабенькие и некрасивые?

— А что же мне самой останется, если я красоту и силу вам отдам?

— Тебе любовь останется. Ведь это у тебя самое главное.

Подумала Дин: действительно, зачем ей сила и красота, если не будет с нею ее любовь? И согласилась.

И сразу расцвели кругом цветы изумительной красоты. Колокольчики взяли себе голубизну Дининых глаз, гвоздики — алый цвет губ, фиалку — белизну рук и плеч. Не знала Дин, что все это у нее взято, только почувствовала вдруг слабость какую-то во всем теле и опустилась на гранит скалы. А взглянув на руки свои, увидела, что стали они серыми, шершавыми, дряблыми, как у старухи. Но и это не огорчило Дин, ибо в сердце ее ничего, кроме любви, не осталось.

— Ну когда же вы выполните свое обещание? — спросила Дин.

Один из цветков оторвался от стебля и полетел, перебирая лепестками. Он поднимался все выше и выше; так высоко, что смог из поднебесья увидеть Гица, сидящего над ручьем. Тогда он упал к нему на плечо и сказал, где найти Дин.

Вскочил Гиц на коня и поскакал. Он был могучий и смелый человек. Но только с помощью горных духов можно пробраться в Гамаюнову пещеру. Полпути прополз Гиц и понял, что выше подняться нельзя. Висит он на выступе скалы, сидит у пещеры Дин, а между ними кипит водопад.

Встал Гиц, укрепил ноги в трещинах и крикнул так, что, несмотря на рев потока, услышала его Дин:

— Прыгай ко мне!

Прежняя Дин перепрыгнула бы поток и упала бы прямо в руки Гица, а, отдавшая всю свою силу, она допрыгнула едва до середины. Схватил ее водопад и понес вниз мимо Гица. Вытянул руки Гиц и поймал свою любовь. Чуть-чуть оба не погибли. Спустился со скалы, вскочил вместе с ней на коня и поскакал.

Вернулся в свою пещеру Гамаюн — нет Дин. Понял он, что похитил ее отсюда Гиц, и решил послать на них погибель. Для волшебства надо ему было нарисовать Гица и его противников. Но нечем было ему рисовать. Тогда схватил он камень и начал вырубать изображения на скале. Первым послал он против Гица охотника со стрелой. Услышал охотник топот, думал, что враг это, и послал стрелу. Но Гиц поймал ее рукой в воздухе и, повернув, бросил назад. И пробила она грудь охотнику. Многих врагов, посланных Гамаюном в эту ночь, победил Гиц. Настоящая любовь может победить все на свете…

И, наконец, Гиц вместе с Дин ускакали так далеко, что перестало доставать волшебство Гамаюна. Спешился Гиц, развел костер. Положил около него Днн, ослабевшую до того, что она уже и сидеть не могла. Ведь ничего не осталось в ее сердце, кроме любви, а одной любовью не может жить человек. И умерла она, положив голову на колени Гица и закинув руки к нему на плечи…

Гиц, рассказывают, тоже умер вскоре. Да и как мог бы он жить, когда каждый цветок напоминал ему о Дин — розы о нежной краске ее щек, колокольчики — о голубизне глаз…

— А Гамаюн, — тихо спросила Ольга, давно кончившая ужин, — что случилось с ним?

— С ним? Бают, как узнал Гамаюн о смерти Дин, начало детоубийцу мучить раскаяние. Взял он камень и выбил на скале крест. И горные духи оставили его — они креста боятся. Или он умер в пещере, или бросился в водопад — этого никто не знает… Только не видели его больше никогда…

— Давно это случилось? — спросил Завьялов.

— Мне рассказывал мой дед, он слышал от своего деда, а тот рассказывал, что его дед в молодости знал старика, который еще мальчишкой видел Гамаюна!..

— До чего же хорошо вы рассказываете, папаша, — сказала Ольга. — А как вы считаете, правда это?

— Да как сказать вам? Не все в сказках неправда, не все и правда. А урок всегда есть. Умные люди у нас рассказывают сказки-то…

— Какая красота, — говорила Ольга, пристально глядя на догоревшие угли костра, — какая сила любви!.. И какая умная философия: любовь может победить все на свете, но одной любовью еще не может жить человек… До чего ж хорошо, и как верно… Значит, прелесть альпийских цветов — это красота погибшей Дин… А что бы такое мог символизировать летающий цветок? Я нигде никогда не встречала такого образа. Вы не знаете, Сергей Андреевич?