– Моя Танька всего на год старше тебя, – напомнил Эдик, но портмоне все-таки спрятал.

– Ну и что? Да ладно, не ссы, я ей не скажу. А ты такой сладкий… и такой упр-ругий! – Последнее слово Лида вымолвила с особой твердостью и эрегированностью.

– Никуда не исчезай, будь на связи, – вздохнул Эдик, поправляя брючный ремень. – Может, придется твои показания в прокуратуре закреплять.

– Какой базар? Чао, папик! – бросила Мандавошка и, интимно облизав влажные губы, вышла из салона.

Голенков дал себе слово больше никогда не вступать с барышней в интимные отношения. Хотя и предчувствовал, что в будущем нечто подобное наверняка повторится…

…Доехав до горотдела, Эдик припарковал машину и, закурив, направился к розыскному стенду. Под потечным стеклом белела свежая ориентировка:

«По подозрению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 131, ч. 2 УК РФ, разыскивается особо опасный рецидивист Сазонов А. К…»

Слева от текста темнели две фотографии разыскиваемого: анфас и в профиль.

Добросовестно прочитав ориентировку от начала и до конца, Голенков заулыбался. Блестящая идея, совершенно случайно зародившаяся в его голове серым похмельным утром, наконец обрела материальное воплощение.

– Вот так-то, – потирая руки, прошептал он. – Давай, уголовная рожа, приезжай на разборку… Вот тут-то тебя и закроют на «чалочку». И сразу – к параше. Там твое место…

Эдик сделал что мог, и ответный ход был, безусловно, за Жуликом. Бывший сыщик прекрасно знал, на что способен этот умный и расчетливый проходимец, и потому приготовил несколько отличных заготовок.

Однако события, развернувшиеся спустя несколько дней, заставили его на какое-то время позабыть и о Ермошиной, и даже о Жулике…

Над городским рынком зависло слепящее белое солнце. Липкий асфальт плавился, обжигая подошвы. Продавцы, безвылазно сидевшие за горячими железными прилавками, поминутно обмахивались газетками. Толстые торговки сутулились, отлепляя размокшие блузки от огромных грудей.

Базарное утро кончалось. Оглушенные покупатели слонялись по лабиринтам торговых рядов. Несмотря на солнцепек, народу было немало. Стараясь держаться теневой стороны, посетители рынка передвигались от прилавка к прилавку со скоростью снулых мух.

И никто не обращал внимания на длинную, как швабра, женщину, энергично вышагивающую от лотка к лотку. Выглядела она весьма колоритно: короткая стрижка, плоская грудь, позеленевшее от водки и анаши лицо… Грязная марлевая повязка на шее поддерживала негнущуюся загипсованную руку. Видимо, рука была покалечена очень серьезно: толстый слой лубка скрывал ее всю, от предплечья до кончиков пальцев. Несмотря на жару, покупательница была в длинной плиссированной юбке и широченной шерстяной кофте.

Походив по рынку минут пятнадцать, она наконец-то остановилась в бакалейном ряду. Водрузила на прилавок загипсованную конечность, взяла здоровой рукой банку кофе и, критически осмотрев ее, уточнила прокуренным баритоном:

– Натуральный?

– Естестн-на! – Толстая потная торговка ощерила в улыбке полкило золотых протезов.

– Подделка небось? – Покалеченная рука медленно сдвинула в сторону разложенный товар и легла на самый центр прилавка.

Златозубая продавщица неодобрительно покосилась на загипсованную часть тела, но возмущаться не стала: покупатель всегда прав. Да и несчастной калеке наверняка было трудно держать на весу несколько килограммов гипса.

– Да что вы, какая подделка! Это Бразилия, – горячо заверила торговка и для пущей маркетинговой убедительности даже процитировала надпись на банке: – Вот, смотрите, внизу написано: маде ин Бразил…

Однако покупательница упорно не верила, что кофе происходит из страны диких обезьян.

– Да че ты мне тут мозги полощешь? – недоверчиво поморщилась она и, ловко достав здоровой рукой «беломорину», щелкнула зажигалкой. – Написать что угодно можно. У меня в подъезде и не такое написано. Фуфель это, натуральный. Я у тебя уже раз кофе купила – потом три дня с толкана не слазила.

Осторожно сняв с прилавка покалеченную руку, привередливая покупательница отошла от лотка. Но не успела она сделать и трех шагов, как сонную атмосферу рынка прорезал истошный вопль:

– Нюра, это воровка! Вон та, инвалидка! Она у тебя половину товаров унесла!

Женщина-инвалид резко оглянулась и ускорила шаг. А из-за прилавка уже выбегала встревоженная торговка Нюра. Бегло осмотрев свой лоток, она сразу же убедилась в правдивости обвинений.

– Петрович, задержи ее! – заголосила Нюра, гневно сверкая золотыми зубами. – Да, да, вот эту, высокую, с рукой!

Из-за соседнего лотка выскочил плотный мужчина и, раскинув руки крестом, преградил убегавшей дорогу. Та попыталась поднырнуть под его плечо, однако торговец цепко схватил ее за грудки.

– Ты на кого буром прешь, бычара? – ощерилась обвиненная в воровстве покупательница и выдала несколько фраз – явно не из словаря профессора филологии. – Слышь, петух комнатный, клешни по быструхе убрал, да?! – сердечно добавила она, тщетно пытаясь высвободиться.

К задержанной уже спешили встревоженные работницы прилавка. Неряшливая чернявая тетка с лицом истерички подталкивала локтем златозубую Нюру.

– Она мне сразу не понравилась! – кричала чернявая, явно гордясь своей проницательностью. – Никакая она не инвалидка, и все руки у нее на месте! Эта она специально на шею кусок гипса повесила, с понтом рука поломана. Вот, смотри!

С этими словами бдительная бизнесменша вцепилась в покалеченную конечность и резко потянула ее на себя…

Загипсованная рука с треском оторвалась от пустого рукава. Необъятная кофта разошлась в стороны, и на асфальт посыпались банки кофе, коробки сардин, шоколадные плитки и разноцветные пачки сигарет.

Публика ахнула.

«Рука в лубке» оказалась искусно сделанным муляжом, призванным усыпить бдительность торгашей. Останавливаясь у лотка с разложенным товаром, симулянтка демонстративно водружала фальшивку на прилавок и отвлекала торговку вопросами. Широченная кофта скрывала абсолютно здоровую конечность, прижимаемую к груди. Пока продавщица проводила рекламную акцию, эта рука незаметно высовывалась из прорези кофты и под прикрытием массивного муляжа тащила с лотка что ни попадя…

Место происшествия мгновенно набухло толпой. Любопытствующие, привлеченные скандальностью ситуации, тянули шеи и поднимались на цыпочки. Воровку пронизывали колкие враждебные взгляды, словно прожекторные лучи – самолет, который сейчас собьют.

Обворованная торговка Нюра так и осталась стоять, опустив челюсть: ничего подобного за свою бизнес-карьеру она не встречала. Зато ее чернявая товарка мгновенно посыпала истеричной скороговоркой:

– Параститутка хренова! Ишь, до чего додумалась – честных людей обворовывать! Нам, значит, целыми днями на солнцепеке жариться, а ты на шармачка захотела? Да мы тебе сейчас юбку на шее завяжем, прошмандовка ты нахальная… мы тебя… в говне изваляем…

Народ не безмолвствовал. Из толпы летели сочувственные реплики:

– В милицию ее сдать!

– Да на хрен еще менты? Щас ее прямо тут и уроют!

Глаза воровки затлели мрачным волчьим мерцанием. Видимо, она окончательно поняла, что солнце ей не светит и ловить больше нечего.

– Ты на кого мазу тянешь, гумозница? Да я те щас, дешевка… – хриплым баритоном процедила она и, схватив обеими руками гипсовый муляж, со всего размаху двинула им по голове истерички.

Та плюхнулась задницей на асфальт и заголосила:

– Люди добрые! Помогите!

Толпа угрожающе надвигалась, смыкаясь кольцом. Запахло самосудом и линчеваньем.

– Милиция! – продолжала голосить чернявая, утирая кровь с разбитого лба. – Позовите же милицию!.. Хулиганы здоровья лишают!..

Цвыркнув на асфальт длинной желтой слюной, воровка медленно достала из кармана опасную бритву и мгновенно раскрыла ее. Солнечный лучик угрожающе прокатился по тонкому лезвию.

– Первого же, кто ко мне подойдет, – попишу! – тихо, но очень явственно пообещала она.