Когда пожилой священник завел разговор о селекции роз, Дени с ужасом подумал об участи, уготованной ему на всю дорогу. К счастью, вежливое внимание окружающих становилось все более холодным, и священник в конце концов умолк. Сухопарая дама у окна с видимым облегчением достала вязание.

«Ивонна в отличие от Джошуа богата, — раздумывал Дени, откинувшись на высокую спинку сиденья и полузакрыв глаза. — Может быть, родители Гало лелеяли надежду на брак Джошуа с ней, надеясь, что этот брак образумит их „блудного сына“? Допустим, они были знакомы с детства. Детская привязанность довольно часто переходит в любовь. В отношении Джошуа это представляется довольно вероятным, а вот об Ивонне я ничего не знаю…»

Дени встал и вышел из купе. Он смотрел в мутное стекло окна, автоматически считая километровые столбы. Иногда ему приходилось прижиматься к окну, пропуская проходящих мимо людей. Из соседнего купе вышла эффектная молодая блондинка. Лицо без всякой индивидуальности — под голливудский стандарт красоты. В каком фильме я видел такое лицо? Не помню…

— Мадемуазель, вам не кажется, что человечество только и занято тем, что сначала изобретает яды, а потом изыскивает пути спасения от них. На бациллу автомобиля оно напустило вирус светофоров, чуму кинематографа подавляет холера телевидения… Ну, а дорожную скуку приходится разгонять дорожными знакомствами.

— Кажется, я догадываюсь: вы врач, — как бы про себя сказала его собеседница.

— Почему вы так думаете?

— Ну, саквояж у вас типично медицинский, да и терминология.

— Вы наблюдательны, и мне не хотелось бы вас разочаровывать, но моя служба не имеет ничего общего с медициной.

— Кто же вы?

— Простите, — спохватился Дени, — я еще не представился. Аллен Дени, начинающий юрист.

— Очень приятно, — сказала она обязательную фразу. — Ивонна Муанель.

Позже Дени проанализировал, как он воспринял это. Да, он растерялся. Потом его охватило такое чувство, будто его одурачили. Словно пса, узнавшего в колотившей его палке ту самую, которую он сотни раз приносил в зубах своему хозяину.

Остался позади Нант. Через час будет Сен-Назер, а Дени все еще не решил, как он заговорит с Ивонной. Она была в Париже, но знает ли о его смерти?

Снова сомнения овладели Дени. Кому нужны предпринятые им шаги, кроме него самого? Да и ему — зачем все это? Но он уже знал, что не сможет остановиться. Слишком много вопросов, слишком сложны они, слишком велик соблазн попытаться найти их решение. Представится ли еще такая возможность — холодным скальпелем ума рассечь клубок страстей, расчетов и чувств?…

Ритм колесного перестука замедлился. Поезд подходил к станции. Тогда Дени решился.

— Вы знаете, мадемуазель, нам по пути. Я направляюсь в поместье Клуа.

Ивонна быстро обернулась: на ее лице выразилось удивление.

— Больше того, — продолжал Дени, — цель моей поездки — встреча с вами. Я веду следствие по делу Джошуа Гало.

— А… — лицо Ивонны на миг исказилось гримасой боли, потом снова приняло бесстрастное выражение.

Дени понял, что ей обо всем известно. Что же, будет легче вести следствие.

— Вы правы, мои отношений с Джо были сложными. Любовь? А что это такое? Под этим словом подразумевают слишком разные вещи. Я вижу, вы меня не понимаете. Не понимал и Джо.

Нет, она совсем не так легко приняла смерть Гало, как пытается показать. Ее выдают руки. Они измяли край скатерти, пока Ивонна ровным голосом говорила все это.

— Но любовь… Ведь все знают, что это такое!

— Ничего подобного. Каждый знает лишь о своих чувствах. И очень редко догадывается о том, что испытывает другой.

— Для того и существует признание, — продолжал эту странную полемику Дени.

— Что скажет вам такая фраза: «Я вас люблю, как сто тысяч морских чертей?» Или: «Ты цветущий миндаль и полноликая луна»? Сколько людей — столько совершенно различных чувств, неповторимых миров, скрытых один от другого! Я и Джо — такие разные! Когда мы беседовали, это был разговор глухих. Он все мои, даже самые искренние, слова истолковывал по-своему. Я с ужасом видела, что между нами пропасть, уничтожить ее могло лишь полное взаимопонимание. А его все не было. Возможно, я меньше любила его, чем он меня. Но где весы, на которых взвесишь это?…

Вам, полиции, подавай улики: мышьяк, пистолет, Эйфелеву башню. Но ведь убивают не они, убивает мысль, своя ли, чужая ли. Вам подавай причины: разврат, банкротство, умоисступление. А если это не причины, а следствия? Вам подавай очевидцев, свидетельства: фотографии, письма, дневники. А они фиксируют поступки мертвеца. Уже мертвеца!

— Вы не правы, мадемуазель. Письма или дневники, например, — развивающаяся на глазах драма, мертвец появляется лишь в последнем акте.

— А если дневника нет?

— А если он есть? Что вы получили от Гало по почте за день до его смерти?

— Он вернул несколько моих писем, но поймите, я не могу вам их показать.

— Почему вы не хотите помочь мне установить истинную причину его смерти?

— Я сделала все, что могла. Я пыталась объяснить вам, что причина в человеческой сущности, которую невозможно понять постороннему. В том, что случилось с Джо, никого нельзя обвинять, даже его самого.

…Итак, результаты встречи неутешительны. В многозначительности слов Ивонны Дени не сомневался. Но почему она не желает выразиться яснее? Что скрывается за туманными рассуждениями о взаимном непонимании?

Странное письмо… И странный аппарат. Дени ожидал чего угодно, но это…

Пластмассовая коробочка сделана грубовато, но так, что открыть ее, не повредив содержимого, видимо, невозможно. На торце, как у карманного фонаря, раструб, прикрытый мелкой сеткой. Рассмотрев внимательнее, Дени убедился, что это не сетка, а какая-то ячеистая поверхность. От аппарата тянется тонкий гибкий провод с метр длиной, на конце его крошечный диск. Поверхность диска тоже ячеистая, только ячейки как бы вывернуты наизнанку и образуют едва различимые бугорки с острыми вершинами. Сбоку диска — присоска наподобие тех, которыми прикрепляют обезьянок к ветровому стеклу автомобиля, но гораздо меньшего размера. Может быть, это магнитофон, на котором Джошуа записал свои последние слова? Нет, не похоже… Что же, надо действовать согласно инструкции. Стоп! Гало — биофизик, работал в области излучений головного мозга… Но он не только изучал, но и изобретал…

Что, если это какой-нибудь биостимулятор, нечто вроде электронного наркотика? Ведь ученые открыли в коре мозга центры наслаждения, страха, голода и всякие другие. Даже пытаются управлять чувствами! А если Гало это удалось? Недаром он предупреждает Ивонну…

«Откровение»… Любопытно, почему Гало дал такое название этой штучке?

Дени еще раз перечитал записку. Его внимание на этот раз привлекла фраза: «Аппарат действует в пределах пяти метров, надо только направлять раструб в сторону объекта…»

Если предположить, что это биостимулятор, фраза становится непонятной. На какой «объект» надо направлять раструб? И что значит «действует в пределах пяти метров».