Винглинский снова сплюнул в бездну крутящейся метели.

– Что-то потерял я чувство юмора.

– Это правильное ощущение… Итак, Андрей Андреевич Голодин, и ни граммом меньше.

Винглинский помял виски.

– Знаешь, такая дичь все это, что хоть верь. Капустин спрятал пустую фляжку в карман.

– Еще совсем немного – и начнешь. Твой статус главного финансового стержня сохраняется, ну, естественно, «там», на Восточном побережье, мы получаем очень толстый денежный кран. Так вот, твое положение в схеме почти прежнее, только не вшивых, подпольных профессоров будем мы продвигать в человеки, а бывших вице-премьеров. А ведь он не сразу согласился. Кому рассказать!.. Уговаривать пришлось, умные исторические факты цитировать. Но теперь все, конь бьет копытом.

В стекло осторожно постучались. Официанточка. Наконец собралась со своими рюмочками, просто стрела, а не подавальщица.

– Несите, несите, милая. Ставьте сюда, прямо на парапет. Не упадет. А упадет – и черт с ним. Дальше мы сами.

Капустин наполнил рюмки.

– Давай выпьем за начало нового нашего предприятия, крупнее которого у нас ведь может уже и не быть в жизни. Всегда на этом месте пьянки начинаю философствовать.

Они выпили. На лицах выразилась разная степень удовольствия.

– Ты по-прежнему главбух нашей фирмы, я по-прежнему начальник службы безопасности. Просто фирма налилась соком – и еще будет наливаться.

– Но Нину убирать все равно придется. Капустин сразу посерьезнел.

– Ты, наверное, оговорился, товарищ. Не убирать, а переводить.

– Ты прав, я оговорился, товарищ. Переведи ее куда-нибудь к себе. Я приплачивать буду.

Капустин немного поиграл бровями. Винглинский продолжал:

– Только не говори, что теперь, после того как ее папа начал расти, это будет сделать намного труднее.

Начальник службы безопасности кивнул:

– Труднее. Но для тебя сделаю. Только уговор – помнить потребленную доброту!

Зазвонил телефон в кармане Винглинского. По мере выслушивания сообщения его лицо искажалось все более отвратительной гримасой.

– Знаешь что, Либава, лечи здоровье, и ничего не будет казаться. Все!

По физиономии Капустина было видно, что ему очень интересно, о чем там шла речь.

– Либава утверждает, вернее, говорит, что у него такое чувство, будто Нину похитили.

Капустин хмыкнул:

– Она же нашлась, ты сказал. Винглинский снова потер виски.

– Пропала, нашлась, то есть позвонила, что нашлась, а теперь Либава говорит – ее опять нет. Чепуха и путаница. Когда я во всем этом разберусь, кто-то мне ответит и за чепуху, и за путаницу.

Начальник охраны кандидата спросил:

– Зачем?

– Что – зачем?

– Зачем ее было похищать? Винглинский отрицательно мотнул головой:

– Главный вопрос – кто?

– Мало ли. Есть же там какие-то бандиты.

– Районная шпана, Кирюша, даже Либава с ними общается через своего секретаря. Считают пучки редиски на овощных рынках.

– Скажи, а этот Либава – грузин? Винглинский опять скривился:

– Его фамилия – это название города на Балтике, если помнишь географию. Внешностью он похож на кавказца еще меньше, чем фамилией. Что, появилось соображение?

Капустин задумчиво пожал плечами:

– Местные бандиты, конечно, чепуха, может, какие-нибудь грузинские воры?

Выражение лица олигарха сделалось брезгливым.

– Какие еще воры, Кирилл?!

– Учуяли что-то, подкапывают издалека под твой бизнес, хотя отмычкой под такие бастионы не подкопаешься. Прости, я на всякий случай просматриваю все варианты. Даже фантастические. Ты, значит, в этом Либаве уверен?

– Я, Кирюша, уверен, что он трус, бездарь, бабник-импотент и обжора. До сегодняшнего дня я его считал хотя бы верным человеком. Теперь даже и не знаю, что думать. Впрочем, иногда задашься вопросом: зачем мне верные дураки?.. Но в любом случае наша договоренность в силе, да?

Капустин вскинулся:

– Какая?

– Не притворяйся. Насчет Нины. Сам видишь, сколько с нею хлопот. Даже нельзя определить с точностью, похитили ее или она сама сбежала.

– Я подумаю, обязательно подумаю и придумаю что-нибудь. Когда выяснится, что там происходит. Мы как-то слишком беззаботно обо всем этом рассуждаем. А вдруг ее и впрямь умыкнули и заперли? Что мне в таком случае докладывать отцу?

Винглинский прикрыл бледными веками грустные глаза. И подумал: «А почему я так уверен, что и вправду не произошло ничего серьезного? Впрочем, какой похититель позволил бы Нине позвонить!»

Капустин, видимо, решив, что собеседнику нехорошо, встряхнул его за плечо и успокоил как мог:

– Я думаю, ничего страшного не произошло. А уговор выполню. Помогу.

– За это мы все тебя и ценим. Незаменимый, – сказал Винглинский, открывая все еще грустные глаза.

«Тот, кто льстит, тот отомстит», – подумал Капустин, улыбаясь.

– И что вы со мной теперь будете делать?

Нина сидела на трехногом табурете, по-прежнему держась маленькими руками за бублик черного шарфа. Лицо у нее было усталое, выражение усталого лица – ироничное.

Майор Елагин располагался напротив, за столом, Кастуев сидел на подоконнике, Бобер возился с какой-то аппаратурой в предбаннике. Одна нога Кастуева была без ботинка и сильно замотана бинтом, пятнистый комбинезон – весь в пятнах сажи и горюче-смазочных материалов. Майор выглядел, хоть и без ран, ненамного лучше. Странным образом на облике и одежде Нины ее участие в только что состоявшемся похищении практически не отразилось: лишь правое крылышко носа было то ли чуть оцарапано, то ли просто немного испачкано.

– Вы хоть глаза мне завяжите, когда будете вывозить отсюда. Да у вас и машина, кажется, екнулась, да?

– Да, машина слегка неисправна, – стараясь демонстрировать полнейшее спокойствие и абсолютное владение собой, сказал майор и слегка переставил огромные, замызганные локти на куске оргстекла, покрывавшем стол. – Но к тому моменту, когда вас придется отсюда, как вы выразились, вывозить, с ней все будет в порядке.

Кастуев с сожалением поглядывал то на ногу, то на майора, жалко было и ее и его. Кроме того, у работника фирмы «Китеж» крепло ощущение, что сморозили они огромнейшую глупость, влезли в дело, из которого еще надо будет суметь выпутаться. Когда уже по дороге домой выяснилось, что похитили они не телережиссершу, как им казалось, или лаборантку Лапузиных, что было бы еще полезней, а лицо, приближенное к самому господину Винглинскому, они сделались задумчивы и неразговорчивы. Первым порывом было – сразу выбросить ее на дорогу, но это не гарантировало полной безопасности. Она могла запомнить машину, да и похитителей, ибо средства маскировки они использовали небрежно и пару раз обращались друг к другу по имени – сказывалось отсутствие настоящего бандитского тренинга.

В конце концов, Елагин решил: раз уж украли, так уж украли. Собственно, чего дергаться – у них в руках человек, много знающий о деле, ради которого он, вольный московский майор, и прибыл в эти края.

– Мне хотелось бы, Нина, чтобы вы нам кое-что рассказали.

Девушка поджала губки, как-то автоматически начиная кокетничать. Эта сторона женской натуры не являлась ее сильной стороной, но до известной степени Нина умела ею пользоваться.

– А что именно? Вы же сами почти все видели, насколько я понимаю.

Майор хмуро вздохнул:

– И все же я прошу ответить на несколько вопросов. Кастуев поморщился. Ему не нравилось и то, как майор ведет «допрос», и то, что нога начала ныть намного сильнее, чем прежде.

– Нас интересуют некоторые технические детали и научные тонкости того действа, что произошло сегодня ночью в ангаре институтского филиала.

Девушка склонила голову набок, словно решила под новым углом рассмотреть своих похитителей.

– Тогда вам надо было красть кого-нибудь из братьев Лапузиных. Это они все придумали. Кроме того, там было еще несколько докторов технических наук, почти таких же сумасшедших, как братья. Они бы вам объяснили. А я в общем-то всего лишь журналист.